Прежде Кассия никогда не задумывалась над тем, как живут гетеры. Подумаешь, у них статус имущества, что такого? Жить на всём готовом, работать исключительно по желанию, свободное время тратить на искусство — разве тут нечему завидовать? И со стороны казалось, что кроме ограничения в правах, нет иных неудобств. На деле же быть имуществом оказалось не слишком… радостно.
От комнаты лигариев, упорно именуемой комендантом немного выспренно — апартаментами, к дверям лифта вел короткий коридор. И, как опытным путем выяснилось накануне, лифт этот обслуживал ценных работников только в строго определенные часы. По браслетам-пропускам лигарии могли подняться на два уровня выше в спортзал и медкабинет, или спуститься на три — в столовую. Переместившись на пятнадцать уровней вниз, они оказывались в широком вестибюле, откуда было два выхода: один — к поездам монорельса, ведущего к причальным секциям, и второй — в сектор рекреации.
— Спорим, что наш пропуск для многих мест недействителен, — мрачно сказал Ацилий, когда они спускались в лифте, и девушка разглядывала свой браслет.
Биться об заклад Кассия не стала — это точно. Она по-дружески сжала плечо напарника, соглашаясь. То, что манипуларию не пустили в легионерский клуб, только цветочки, ягодки — впереди.
— Слушай, ты весь горишь. Если пожаловаться медикам, то полет отменят, как думаешь?
— Нет смысла откладывать на завтра то, что может… убить сегодня.
Гай выглядел неважно. Одни только черные круги вокруг глаз чего стоили. А еще его лихорадило.
— Ты точно выдержишь? — спросила Кассия.
— Точно, — хмыкнул патриций и попытался, по привычке, надменно выдвинуть челюсть.
— Я вижу.
Кассию едва не с головой захлестывало тошнотворное чувство, текущее к ней от напарника. Было бы неплохо знать, что именно оно означает, а еще лучше ставить барьер, если такое возможно.
В вагончике они сели рядом, плечом к плечу. И вовсе не потому, что не нашлось других свободных мест. Но под чужими любопытными взглядами невольно хотелось прижаться спинами друг к другу. Одно дело, когда ты с парочкой развеселых подружек вваливаешься внутрь вагона, полного станционных крыс, чтобы побыстрее добраться до развлекательного центра — вся такая крутая девчонка в татуировках и с повязками за ранения. Тогда глазеющих просто не замечаешь. И совсем по-другому смотрится опухшая от бессонницы, мечтающая о мгновении покоя лигария в зеленой униформе в компании с таким же измученным мужиком. Кассия терпеливо ждала… чего-то — оскорблений или насмешек, но их с Гаем просто разглядывали, точно экзотических животных в бестиарии.
— Я боюсь, — призналась девушка шепотом. — Не люблю, когда нельзя контролировать себя и свое тело. Вдруг я снова отрублюсь? Буду лежать и слюни пускать. Тьфу!
Ацилий так сосредоточенно молчал, что Кассия устыдилась своей болтливости.
«Вот я — недотепа, — казнила она себя. — Ему плохо, бедненькому. Тошнит и трясет всего. Он пытается держаться, а я его пытаю разговорчиками».
Собственно, Кассии тоже больше всего хотелось согнуться пополам и выблевать завтрак на чистенький пол. Но кто знает, когда следующая кормежка получится. Вот и терпела изо всех сил, пока желудок переварит.
На нужной остановке лигариев ждали техники — две разновозрастные женщины. Одна — молодая, рыженькая и смешливая, вторая — темнокожая, еще смуглее, чем Кассия, и ростом повыше Ацилия.
— Salve, коллеги! — солнечно улыбнулась рыжая, глазами показав на таймер своего браслета-пропуска. — Пунктуальность — это святое. На «Цирконе» нас уже ждут.
«А вот интересно, — вдруг подумала лигария. — А что чувствует какая-нибудь гетера, получая назначение на „Фортуну“?» Впервые в жизни задалась подобным вопросом, но ответ на него уже не был для Кассии однозначным и очевидным. Почему-то.
Вряд ли унирема-челнок, возглавлявшая караван, пристыковалась к станции специально, чтобы лигариям было удобнее подняться на борт. Наверняка, у пилота перед подготовкой к прыжку в червоточину нашлись дела поважнее.
— А сложно будет? — тихонечко спросила Кассия у рыжей женщины-техника.
— Ничего подобного. Всё получится само собой, — ответила та со странной ухмылкой. — У всех всегда всё получается. Только…
— Что? — насторожилась девушка.
— Ничего. Сергия вспомнилась. Та в капсулу сама рвалась.
— Хватит трепаться! — недовольно буркнула темнокожая.
Они как раз садились в лифт, чтобы вознестись внутрь «Циркона», и начавшийся было разговор в тесном пространстве кабины заглох. Здесь, к счастью, обошлись без навязчивой мелодии, как в лифтах жилых корпусов. Все-таки военные в этом отношении гуманнее цивилов, и если можно отказаться от противных излишеств, так и поступят.
Офицер-Цирконин дружелюбно поздоровался с техниками, проигнорировав лигариев. Нет, на Гае Ацилии его взгляд задержался, но Кассию флотский попросту не заметил.
И только в коннектории — небольшом внутреннем помещении со сдвоенной капсулой — позволил себе недовольное:
— Надеюсь, мы не пожалеем, что ввязались в эту историю.
— Боишься размазаться по трубе? — хихикнула рыженькая.
Но офицер был убийственно серьезен.
— С настоящими спокойнее как-то было.
— Не пори чушь! Эти тоже настоящие, с настоящим Парадоксом. А больше ничего не нужно, — прорычала темная.
Понятное дело, присутствие лигариев никого не смущало. И если Гай Ацилий, как истинный патриций, отвечал таким же полнейшим равнодушием к окружающей обстановке и людям, то Кассия и уши навострила, и пошире открыла глаза, чтобы не упустить ни малейшей детали. Бдительность никому не вредила, а еще отвлекала девушку от Внутреннего Ацилия, что немаловажно.
— Ну? Чего стоите? Инструкции забыли? — строго спросила техник.
Лигарии переглянулись и полезли внутрь капсулы, чтобы занять каждый свое место, принять самую удобную позу и позволить персоналу подготовить коннект-систему к работе.
Ровная поверхность ложа быстро приняла очертания тела бывшей манипуларии, распределяясь так, чтобы лигария не испытывала ни малейших неудобств. Рядом глубоко, пытаясь успокоиться, дышал Блондинчик, но так как шевелить головой до команды было запрещено, то Кассия не могла видеть его горделивый профиль. Высокий лоб, крупный нос, твердый подбородок — властное лицо человека, всю жизнь принимавшего решения за других. И сейчас его, пожалуй, обуревали чувства недоступные таким, как Кассия.
Зато, осторожно скосив глаза, девушка лицезрела собственное отражение в прозрачной поверхности верхней крышки капсулы.
«Ну ты, Фортуната, и щеки себе наела! Глазоньки совсем узкие стали. А губищи-то, губищи, — мысленно посмеялась Кассия. — Да мы с Блондинчиком та еще парочка! Контраст и полная противоположность во всем. Ничего удивительного, что на нас пялятся, как на фиванских птероящеров».
Девушка как раз давала себе слово налечь на физподготовку, когда техники щелкнули замками, помахали лигариям на прощание и вместе с обеспокоенным флотским покинули коннекторий.
На внутренней поверхности крышки тут же высветилась надпись «Соблюдайте полное молчание», но напоминание оказалось лишним. Лигарии постепенно впадали в странное оцепенение, похожее на дрему. Они не ощутили, ни как «Циркон» вылетел в пространство, ни времени, пока он несся к Устью. И такое их пограничное между сном и явью состояние длилось до тех пор, пока челнок не устремился в червоточину.
Корабль проткнул пространство, словно москит, прокусывающий кожу, или скорее как вирус, проникающий сквозь мембрану клетки. И пространство расступилось, закручиваясь воронкой, ослепляя сенсоры всеми оттенками спектра, сводя с ума часы и астрогационные системы. Все, кроме одной. Коннект-система приняла удар хаоса, пропустила его сквозь себя и направила к самому совершенному вычислительному прибору, созданному вселенной — сознанию двух людей, слитому в одно. Это Существо, обладающее сразу двумя телами, погруженными в транс, а потому несущественными, не завладело кораблем, нет. Коннект-система никогда не позволила бы этого, да и Существо не способно было себя осознать. Оно всего лишь анализировало информацию, вычисляло, рассчитывало, а самое главное — знало, куда лететь.
Туннели червоточины начали ветвиться, но Существо безошибочно выбирало нужный, тот самый, что выведет «Циркон», крохотное чужеродное тело среди непостижимых складок пространства, именно туда, куда следует выйти.
Тела в капсуле скручивали судороги, они содрогались так, что, не будь лигарии надежно зафиксированы, то уже переломали бы себе все кости. К счастью, сейчас они не чувствовали боли. Она придет потом, после пробуждения, слепящая беспощадная плата за пересечение границ возможного.
