— Извините, товарищ генерал. Я непьющий.
Генерал удивился, кивнул на экран:
— Даже после такого зрелища?
— Жене дал слово. В командировке — ни грамма.
— Ну что ж. Значит, так… — Генерал сел напротив Климова. — Принято решение менять девочку.
— На брата этого зверя?
— Я знаю: у тебя три опера погибли, когда брали его брата. Но что нам делать? Пожертвовать девочкой? Они ее восемь месяцев назад в Ростове похитили. Можешь себе представить, что с родителями…
— Я не об этом.
— А что?
— Брата Кожлаева мы взяли два месяца назад. То есть в это время заложница у него уже была. И он мог сразу предложить обмен. Если он делает это теперь, значит, задумал нечто… Такое, из-за чего мы с ним могли бы сквитаться его пленным братом, а теперь не сможем. Вы понимаете?
— А не хер брать пленных! — вдруг взорвался генерал и даже ударил кулаком по столу.
Климов изумленно взглянул на него.
Но генерала как прорвало.
— Да! Это другая война, понимаешь?! Где ты видел, чтобы военнопленных судили гражданским судом, а через месяц родственники могли приехать в тюрьму и выкупить его к бениной матери? Сталин родного сына из плена не выкупил! А у нас за десять тысяч можно любому оформить туберкулез в открытой форме. Он у меня пять бэтээров взорвал, двадцать бойцов на тот свет отправил, а его обратно отпускают — сюда, на горный воздух! Лечиться, блин! Вот и воюй тут…
Генерал выдохся, залпом выпил коньяк, который налил Климову, помолчал, потом кивнул на телеэкран и спросил совсем другим тоном:
— Он отрубит ей руку? Да или нет?
— Да.
— И голову?
— Да.
Генерал бессильно пожал плечами:
— Какие у нас варианты?
А тем временем в Шатойском районе, в лагере боевиков в горах Зара слушала записи песен Муцараева и даже подпевала им, возвышая свой голос до октав боевого марша:
В сердца оставшихся проник
Сквозь артиллерии раскаты Клич,
вдохновлявший павших братьев:
«Аллах един, Аллах велик!»
Под эту песню боевики учили ее стрелять из автомата и пистолета, собирать и разбирать взрывные устройства из тротила, пластита-4 и т. п.
Показывали видео разбитого Грозного и других населенных пунктов, внушали, что родина в опасности, народ на краю гибели…
И все выше взлетал ее голос:
Оставшись Господу верны,
Пройдем мы жизни круговерти.
И, гордо бросив вызов смерти,
Уйдем в заветные миры…
А тем временем другие боевики захватывали школу в Беслане…
И президент Путин в телевизионном обращении к стране говорил об атаке международного террора на Россию…
А на маленьком горном кладбище, где был похоронен муж Зары Муса, боевики установили ему бетонную плиту-памятник и вбили пятиметровый шест со стальной зеленой косынкой, означающей, что он погиб в газавате. На фоне этого памятника и шеста они сфотографировали Зару в одежде шахидки, а она дала клятву джихада, сказала, что ее переполняет счастье от предстоящей мести за смерть мужа и близких. Аллах акбар!..
На рассвете по горной дороге, которая змейкой вьется по дну ущелья вдоль почти пересохшей речки, показался лихой кортеж: настоящий американский джип, «Газель» с приваренным на ее крыше пулеметным гнездом и грузовик, набитый вооруженными боевиками.
Сверху сквозь окуляры бинокля было хорошо видно, как на бешеной скорости, взметая тучи пыли и крошево щебенки, эти машины лихо взяли подъем, вымахнули на открытую площадку среди скал и остановились напротив пустого и насквозь просматриваемого армейского «газика».
Дюжина боевиков с автоматами в руках ссыпались из грузовика, проверили «газик» и разбежались в разные стороны, заглядывая за валуны и проверяя безопасность. Но вокруг было абсолютно пусто.
Тогда из джипа в сопровождении двух боевиков со снайперскими винтовками вышел бородач с автоматом за плечом. Снайперы сквозь прицелы своих винтовок еще раз обозрели окрестности и сказали что-то бородачу.
Тот огляделся по сторонам и крикнул:
— Эй, Климов! Ты здесь? Виходи, бляд!
Горное эхо повторило эти слова.
Климов выдвинулся из пещеры, которая была метров на двести выше площадки.
— Здесь. Ты девочку привез?
В ту же секунду снайперы и все остальные боевики взяли его на прицел. А бородач ответил:
— Привез! А ты моего брата привез? Покажи!
— Нет. Сначала девочку покажи.
— А пачему я первый должен паказывать?
Климов усмехнулся:
— А «патаму», что у тебя смотри сколько стволов! Чё те бояться?
Бородач жестом приказал выпустить заложницу из «Газели», и из машины вышла худенькая русая девочка с трагически голубыми глазами и руками, связанными в запястьях. Ее левая ладонь была перевязана грязным бинтом. За спиной у девочки стояли два бандита, упирали ей под лопатки дула своих автоматов.
Климов повернулся лицом к пещере.
Там стояли трое его бойцов и пленный — небритый, туго связанный по плечам и со ртом, заклеенным лейкопластырем.
По кивку Климова бойцы подтолкнули пленного к выходу из пещеры.
Бородач увидел его и крикнул:
— Харашо! Спускайтесь!
— Отойди! — сказал Климов.
Бородач усмехнулся и коротко приказал своим отойти на пару шагов.
— Еще! — сказал Климов.
Бандиты отступили еще на два шага.
— Пошли… — негромко сказал Климов. Стараясь не бежать и придерживая одной рукой пленного, все четверо по крутому откосу стали спускаться вниз, на площадку.
Двадцать боевиков, стоявших внизу, держали под прицелом этот спуск, оба снайпера через оптические прицелы вели Климова персонально.
На краю площадки Климов и его группа остановились.
— Рамзан, иди сюда! — по-чеченски крикнул бородач.
Но Климов удержал пленного.
— Нет, сначала девочку, — сказал он бородачу.
— Имел я тебя, гяур! — со смехом ответил тот и пошел к Климову. — Ви тепер все мои заложники!
— Стой! — крикнул ему Климов. — Наверх посмотри!
Бородач остановился, с недоумением посмотрел вверх, на окружающие скалы. И бандиты посмотрели туда же.
На скалах, с трех сторон блестели на солнце прицелы снайперских винтовок. Их было не меньше дюжины.
А оба снайпера боевиков сквозь оптику своих прицелов ясно увидели сами себя в оптических прицелах «федералов». И бессильно опустили оружие.
Климов толкнул пленного в сторону бородача. И позвал:
— Катя! Иди сюда, не бойся.
Девочка робко шагнула в его сторону.
С протяжным гудком электровоз и шестнадцать вагонов вырвались из гор на равнину.
По вагонам шел армейский патруль.
— Приготовьте паспорта… Ваши документы…
Откатывали двери купе в купированных вагонах.
— Паспорта, пожалуйста…
В одном из купе на нижней полке сидели в обнимку трое — девочка Катя с отцом и матерью. Родители показали свои паспорта.
Патрульный солдат толкнул здоровяка в камуфляже, спящего на верхней полке лицом к стенке.
— Эй, армия! Документы.
Здоровяк не реагировал.
— Может, пусть спит? Это наш, — сказала Катина мать.
— Ага! Счас! — И солдат сильнее толкнул армейского увальня. — Армия!
От этого толчка у спящего из кармана его камуфляжной куртки разом высыпались несколько красных и бурых «корочек». Солдат поднял их, открыл первое, с золотым тиснением «МВД РФ». В удостоверении значилось: «КЛИМОВ Алексей Петрович, подполковник милиции». На второй «корочке» тоже золотое тиснение: «НАЛОГОВАЯ СЛУЖБА РФ», на третьей — «МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ РФ», а на четвертой — «МИНИСТЕРСТВО ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ РФ». И в каждой «корочке» фотография Климова, звание, печати.
Подозрительно глянув на спящего увальня, солдат выглянул в коридор, жестом позвал капитана — начальника патруля, молча протянул ему «корочки» Климова. Тот, заглянув в одну из них, тут же сказал:
— Отдай владельцу.
— А он кто?
— Не твое дело. Где он?
Солдат кивнул на купе, где спал Климов.
Капитан зашел в купе и осторожно вложил «корочки» в карман куртки Климова, даже застегнул.
Но тут Климов открыл глаза.
— Извините, товарищ подполковник, — сказал капитан.
Климов посмотрел на капитана, перевел взгляд на Катю с родителями и спросил у них, показав на Катю глазами:
— Не спит?
— Нет, — ответила мать. — Кричит во сне.
Климов вздохнул…
* * *
А поезд все катил на север.
В общих вагонах, через которые шел патруль, было по-летнему жарко, душно, плач детей, хохот какой-то компании с пивом и сушеной воблой, дорожный флирт и крутые яйца с жареной курицей.
— Ваши документы… Приготовьте паспорта… Откройте сумку…
А вот и Зара. Но ее документы были в порядке.
