В пять часов доктор Джордан прибыл на аэроскутере на космодром. Доктора провожал весь штат сотрудников лаборатории. Они усыпали его каюту цветами и подарками. Они засыпали его самого бурными изъявлениями благодарности, и Когда, набирая скорость, звездолет устремился к четвертому спутнику Юпитера, доктор ощущал приятное сознание, что он принес пользу науке и ни единым словом не нанес вреда своему щедрому и благородному патрону, мистеру Бенджамену Ричу.
В гостиной Барбара старательно училась ползать. Ее недавно покормили, и она перемазалась в желтке.
— Та-та-та-та-та-та, — говорила она. — Тата.
— Мэри! Мэри! Где же ты? Иди скорей сюда. Она говорит!
— Не может быть! — Мэри вбежала в комнату. — Что она сказами?
— Она матам меня «папа».
— Тата, — сказала Барбара, — Та-та-та-та-та-та.
Мэри облила его презрением.
— Ишь что придумал. Ничего она не говорит, просто лопочет: «Та-та-та».
Мэри направилась в кухню.
— Она хотела сказать «папа». Она ведь еще маленькая, и ей трудно выговаривать слова.
Пауэл наклонился к Барбаре:
— Скажи «папа», детка. Папа. Папа. Скажи «папа».
— Та-та, — милым детским голоском протяжно отозвалась Барбара.
Пауэл капитулировал. Минуя уровень сознания, он, как прежде, обратился к подсознанию:
— Здравствуй, Барбара.
— Это снова ты?
— Ты меня помнишь?
— Не знаю.
— Конечно, помнишь. Я тот малый, что без спросу лазит к тебе в душу, чтобы помочь тебе унять ее смятение.
— Значит, нас только двое?
— Только двое. Ты знаешь, кто ты? Хочешь, я расскажу тебе, как получилось, что ты совсем одна и бесконечно далека от всех?
— Я ничего не знаю. Расскажи.
— Слушай, милое мое дитя, когда-то давным-давно все это с тобой уже было — тогда ты тоже просто-напросто существовала. Потом ты родилась. У тебя была мать, был отец. Ты выросла и стала красивой, стройной, грациозной девушкой с белокурыми волосами и темными глазами. Ты прилетела с Марса на Землю вместе с отцом, и вы…
— Неправда. Кроме тебя, нет никого другого. Нас только двое в темноте.
— Нет, Барбара, у тебя был отец.
— Никого у меня не было. Никого нет.
— Прости, милая. Мне очень жаль, но мы опять должны пройти через эту муку. Мне нужно кое-что узнать.
— Нет. Нет, прошу тебя. Нас с тобой только двое. Дух, миленький, прошу тебя, не надо.
— Мы и будем вдвоем. Иди сюда, моя хорошая. Твой отец в другой комнате… в комнате, похожей на цветок… и вдруг мы слышим…
Пауэл глубоко вздохнул и крикнул:
— Помощь, Барбара. Помощь!
И они замерли, напряженно прислуживаясь. Прикосновение постельного белья. Холодный пол под босыми ногами… нескончаемый коридор… а потом, добежав да комнаты, похожей на орхидею, они врываются в дверь, с криком шарахаются прочь от страшного Бека Рича, который что-то прикладывает к губам отца. Что он к ним приложил? Задержи этот образ. Сфотографируй. О господи! Как ужасен был этот приглушенный взрыв! Голова проломлена, и тот, который вызывает столько нежности, почтения, любви, неестественно скорчившись, надает на пол, и сердце надрывается от боли, и нужно доползти и выхватить из помертвевших губ этот зловещий стальной цветок…
— Встань, Линк! Ты с ума сошел!
Мэри Нойес, возмущенная и негодующая, силилась поставить его на ноги.
— Идиот! Тебя нельзя оставить даже на минуту.
— Я очень долго простоял здесь на коленях, Мэри?
— Не меньше получаса. Вхожу из кухни, и нате вам, любуйтесь!
— Ты знаешь, Мэри, я нашел то, что искал. Это был револьвер. Старинное огнестрельное оружие.
Я его очень отчетливо видел. Вот, взгляни…
— М-м-м. Это и есть револьвер?
— Да.
— Где Рич мог его достать? В музее?
— Сомневаюсь. Я хочу рискнуть, попробую одним выстрелом убить двух зайцев. Пожалуйста, стань так, чтобы тебя не было видно на экране.
Подойдя к видеофону, Пауэл набрал ВД-12, 232. Почти тотчас на экране возникло перекошенное лицо Черча.
— Привет, Джерри.
— Здравствуйте… Пауэл.
Черч держался крайне настороженно.
— Гас Тэйт покупал у вас какой-то револьвер?
— Револьвер?
— Да, огнестрельное оружие. Образца двадцатого столетия. Тот самый, что был пущен в ход при убийстве де Куртнэ.
— Не покупал.
— Неправда. Джерри, я уверен, что убийца — Гас Тэйт. Мне казалось, что пистолет приобретен у вас. Я сейчас приеду к вам и покажу, как выглядит тот револьвер, а вы мне скажете, прав я или нет. — Поколебавшись, Пауэл тихо, но веско добавил: — Вы нам очень поможете, Джерри, и я буду чрезвычайно признателен. Чрезвычайно. Ждите меня. Я буду у вас через полчаса.
Пауэл отключил видеофон. Взглянул на Мэри. Образ подмигивающего глаза.
— За полчаса малютка Гас должен успеть домчаться до ссудной кассы Черча.
— Но почему вдруг Гас? Я думала, Бен Рич… — Мэри перехватила схему, в общих чертах составленную Пауэлом для себя еще в доме Экинсов.
— Ага, понятно. Ловушка и для Тэйта, и для Черча сразу. Черч продал Ричу револьвер.
— Возможно. Наверняка, конечно, знать нельзя. И все-таки ссудная касса — это почти то же, что музей.
— Ну а Тэйт, выходит, помогал Ричу осуществить убийство? Не могу поверить.
— В этом почти нет сомнений.
— Ты хочешь натравить двух этих щупачей друг на друга?
— И обоих на Рича. В качестве следователей мы потерпели полный крах. Попробую их общупачить.
— Но если ты не сможешь натравить этих двоих на Рича? Что, если они сразу вызовут его в ломбард?
— Его нет в городе. Мы его выманили. Запугали Кено Киззарда так, что он кинулся в бега, а Рич пытается его перехватить, пока Кено не проболтался.
— Да ты и правда жулик, Линк. Держу пари, что не кто иной, как ты, украл погоду.
— Нет, — ответил он, — не я, а Нечестивый Эйб.
Покраснев, он поцеловал Мэри, поцеловал Барбару, снова покраснел и, сконфуженный, вышел из дома.
Глава XI
В ссудной кассе было темно. Горела только лампа на прилавке, отбрасывая круг неяркого света. В световом пятне время от времени появлялись лица и руки трех собеседников, то наклонявшихся друг к другу в пылу разговора, то распрямлявшихся и тут же исчезавших в темноте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
