Что у нас в дебете? Если я не сбился со счета, то у врага в минусах два десятка кнехтов и три рыцаря, а мы (тьфу три раза!) пока двигаемся в полном составе. Неплохой баланс. Вот только время, к сожалению, больше на нас не работает. Если до сих пор кто-то в замке еще умудрялся спать, то теперь, стараниями перепуганного до смерти пажа, с ложа поднялся бы и мертвый… Ну, или мертвецки пьяный.
Вообще-то, это только кажется полным безумием с пятьюдесятью воинами, из которых и двух десятков не наберется в хорошем доспехе, нападать на замок с гарнизоном в полторы сотни кнехтов. И не меньше дюжины рыцарей. На самом деле в скоротечном ночном бою действуют иные правила. Не арифметические…
Во-первых, не спят и отчасти готовы к бою не больше нескольких десятков воинов. Во-вторых, стражники разбросаны по всему периметру и территории замка. Значит, чтоб собраться вместе, им нужно время. Не говоря уже о том, что доспех надеть — не в сапоги по тревоге запрыгнуть. А это снова время… Тогда как нападающие все вместе — сжатый кулак, и бьют под дых. Со всей силы…
— Степан, — Лис догнал меня в конце галереи, — комтур фон Ритц в донжоне. Казарма слева, у ворот… В западной башне гостят пять бранденбургцев с оруженосцами. А вот пленниц в замке нет.
— Как нет?
— Мне откуда знать? — развел руками Фридрих. — Поварихи, прачки и прочая прислуга имеется, конечно. Не монастырь. Но таких, кого бы силой удерживали, пленники, говорят, нет.
— Ладно, после разберемся…
Жаль. План «А» — схватить девиц в охапку и ретироваться раньше, чем начнется основная заваруха, рассыпался в прах. Что ж, приступим к плану «Б». Тому самому, когда конечный результат не ясен, но больно будет многим.
— Бери всех бойцов и бегите к казарме. Если успеете, и кнехты еще внутри, заприте снаружи дверь и не давайте выбраться. А как управишься, сходи к бранденбургским рыцарям и от имени маркграфа Генриха фон Айзенштайна предложи им не вмешиваться в бой. Мол, это личные счеты между маркграфом и комтуром фон Ритцем. Пообещай им после битвы свободный выход из замка. Но если увидишь, что мы опоздали, и кнехты уже во дворе, не геройствуй, капитан. Возвращайтесь к башне с переходом, занимайте оборону и держитесь там, пока сам не приду. А если что, предложите потом обменять меня на пленников. Те два последних рыцаря, что в галерее валяются, похоже, из высокородных. Может, храмовники и согласятся…
— Что ты задумал?
— Сейчас все сам увидишь и услышишь. Главное, не вмешивайся. Я серьезно, капитан. Это приказ!
— Как скажете, господин барон…
— Лис, я помню кодекс наемника. Поэтому повторяю: что бы тебе ни показалось, ни в коем случае не вмешивайся! И людей попридержи. Лады?
— Да понял я, понял.
Видно было, что ему ничего не понятно, но судя по серьезности взгляда, капитан уже привыкал доверять моим словам. Поскольку до сих пор они не расходились с делом, а главное… приносили прибыль.
Мысль, как обычно, пришла в голову неожиданно. Впрочем, скорее всего, ее подсказали своими действиями тевтонцы, когда пытались воздействовать на меня молитвой. Видать, на полном серьезе восприняв мой маскарад. А если их убедило, то почему не продлить спектакль? Значит, пора топать на сцену…
То бишь хорош бегать по переходам, а надо выбираться на открытое пространство. Откуда меня можно и увидеть, и услышать.
Защитники замка, из тех, кто попадался мне на пути, были готовы вступить в бой с людьми и не ожидали увидеть чудовище. Так что большей частью кнехты сами отскакивали в стороны, и я пробегал мимо, не обращая на них внимания. Замешкавшихся и особо ретивых попросту отталкивая. Преодолев галерею и лестничный пролет соседней башни, я выскочил во внутренний двор замка, встал посередине и, не теряя ни секунды, заорал во всю мощь своей теперешней глотки:
— Конрад фон Ритц! Чаша терпения переполнилась твоими злодеяниями! Пришло время тебе самому испить ее горечь! Я — младший демон четвертого курса физико-математического факультета Абду Рахман ибн Хоттаб пришел за тобой! Выходи, если ты мужчина, и сразись со мной! Мой повелитель, великий и справедливый декан Бааль Зебуб, дает тебе последний шанс. Победишь — будешь жить еще десять лет. Проиграешь — ад с нетерпением примет твою душу!
Свой расчет я строил на поголовном суеверии, присущем средним векам, породившем охоту на ведьм и прочее мракобесие. И не ошибся.
— Что?! — фогт, видимо, только проснулся и выскочил на внешнюю галерею прямо в ночной рубашке. Впрочем, может, штаны он и успел надеть, мне снизу не было видно. — Ты, презренное исчадие ада, смеешь утверждать, что дьявол прислал тебя по мою душу?! Душу командора Ордена крестоносцев?! Принявшего обет служения святой вере?! И несущего ее свет в земли язычников?
Несколько лучников, успевших подняться на стены, считая, что могут вмешаться в наш разговор, дружно спустили тетивы. Но все стрелы, как и следовало ожидать, отскочили от меня, не причинив вреда.
— И это все? — я пренебрежительно сгреб ногой в кучку сломанные, с расщепленными наконечниками стрелы и демонстративно сплюнул на них. — Бери в руки меч, как надлежит мужчине, а не сыпь словами, как жалкий скопец… Или надень рубище, накинь на шею петлю и смиренно встань передо мною на колени.
Последнее сравнение к христианству не имело никакого отношения, но в свете проблем, которые терзали храмовника, прозвучало очень кстати. Косвенно подтверждая, что я посланец тех сил, для которых нет тайн. Да и звучало оскорбительно. После него о петле и рубище можно было даже не добавлять.
— Слушайте меня все! — теряя остатки здравомыслия, взревел фон Ритц. — Никому не вмешиваться! Я сам отправлю демона в те глубины преисподней, откуда он посмел вылезти! Пусть Сатана убедится в силе моей веры и силе меча, освященного самим понтификом!
Отлично. Именно то, что требовалось. В смысле чего я своим нерыцарским поведением, а точнее откровенным хамством, и добивался. Фогт купился на банальное «слабо». И теперь численное преимущество защитников окончательно свелось к нулю.
Нет, правильно придумали предки решать споры поединком. Сильно экономит ресурсы. Как человеческие, так и в денежном исчислении. В наше бы время так. Возник спорный вопрос в Думе или с соседним государством — выставляй поединщика на Суд Божий. Выиграл — стало быть, твоя правда и резон. Проиграл — сиди тихо и не журчи. Готовь апелляцию в Гаагский суд. В смысле тренируй нового бойца…
* * *
Не знаю, насколько быстр и героичен Конрад с девицами, но ко мне он отнесся с должным уважением. За то время, что фогт готовился к бою, я успел сосчитать половину булыжников, которыми был вымощен двор замка. Этому способствовало все возрастающее количество факелов, которыми двор расцветился, словно новогодней иллюминацией. Заодно позволяя мне произвести учет лучникам… занимающим лучшие зрительские места у амбразур и на открытой галерее. Кстати, о лучниках. Судя по их численности, Лис таки успел задержать в казарме не меньше половины гарнизона. С одной стороны, неплохо, а с другой — трибуны стадиона пустуют…
Я помотал головой, пытаясь избавиться от насмешливости, но тщетно. Какая-то безбашенная удаль захватила меня и несла, как на гребне волны. Тот самый кураж, без которого на ринг лучше не подниматься. Все равно битым будешь.
Одним словом, хорошая штука. Если не зашкаливает. А меня, похоже, занесло… Выманить фон Ритца на поединок получилось знатно. Да только как теперь бранденбургские рыцари должны принять заверения Лиса о невмешательстве и неприкосновенности? В свете моей скоропалительной демонизации. Какая нафиг междоусобица, если на стороне маркграфа Айзенштайна выступают силы ада? Тут не то что серой, тут отлучением от церкви и гарью инквизиторского костра попахивает. Ну, ничего. На то он и Лис. Выкрутится как-нибудь. А я потом подыграю… Сбросив маску.
Во сказанул. А под маской у меня что? Ангельское личико? Засада, однако…
Фогт вышел на битву с нечистью во всей рыцарской красе, то бишь облаченный в полный готический доспех. Что значит — все тело упаковано в броню. Так что даже ахиллесовой пятки не осталось. Если не считать таковой некоторое ограничение в подвижности. Даже если ты родился и вырос в латах, все же это не трусы и майка — полтора пуда железа как минимум. А еще и оружие. Кстати, очень грамотно подобранное. Чувствуется немалый опыт воина…
Основное — моргенштерн. Причем не как навершие палицы, по типу булавы или шестопера, а как кистень. То бишь устрашающего вида стальной шарик, усеянный длинными и острыми шипами, крепился к короткой рукояти полуметровой цепью. Идеальное оружие против противника в доспехе, способном выдержать удар меча или пики. Или такого толстокожего, как я.
В левой руке — панцербрехер.[43] Он же мизерикордия. Нечто среднее между длинным стилетом и коротким мечом. Но главное его предназначение все же — делать дырки в панцире противника. Как и следует из названия. Что еще раз подтверждает большой опыт фогта. Увидев, как от меня отскочили стрелы, он тотчас сделал правильный вывод и выбор.
