— О-о, вы настоящий монстр, господин Волков! — проговорил Феллер хрипло.
— Я — человек! — угрюмо ответил Роман, запуская в голову блэкзора мысленную «руку» и изо всех сил сдавливая «горло» его воли. — Монстр — ты!
Лоб Арчибальда покрылся испариной, глаза полезли на лоб.
— Я вас. уничтожу!
— Попробуй!
Молния тьмы обрушилась на голову Романа. И это был уже не индивидуальный раппорт американского мага, это был разряд ментального эгрегора, неожиданно пришедшего на помощь своему исполнителю.
«ИСРАЭЛ! — мелькнула запоздалая мысль. — Он готовил ловушку, и ты в неё влип, как пчела в варенье! »
Сознание помутилось.
По гигантскому пространству головы разлетелись тусклые струйки гаснущих мыслей. Одна из них зацепилась за «твёрдый остров» прежних установок (вот когда пригодились занятия ФАГом!), развернула цепь ассоциаций, позволивших ему «стряхнуть» злые взгляды и восстановить память и мышление «в другом месте» — в глубинах костного мозга.
Он осознал себя стоящим напротив Феллера, по губам которого змеилась торжествующая ухмылка.
В сердце вспыхнул гнев.
Роман вонзил взгляд в глаза американца, беспощадно разбил на хрупкие осколки защитное «зеркало» ментального поля, взлетел над «кочковатым полем» психики Арчибальда. Каждая «кочка» представляла собой узел памяти или динамическую программу действий, созданную в процессе роста и обучения человеческому поведению, и Роман мог бы сейчас «расстрелять» любую кочку-программу, превратить Феллера в шизофреника, в идиота, но не стал этого делать. Он просто развеял в дым узел, отвечающий за инициацию экстрасенсорики и «выпал» из ментального многомерия в реальный мир.
Торжествующая усмешка сползла с губ мага. Он побелел, протянул к противнику скрюченные пальцы.
— Вы. не сможете. меня.
— Спи! — гулко проговорил Роман. — Стоя!
Феллер уронил руки, закрыл глаза, подчиняясь команде.
Роман легко отбил заметавшийся по комнате невидимый вихрь мыслеволи, направляемый эгрегором сторонников Феллера за рубежом (вот откуда его сила и уверенность: он умеет управлять потоками энергии извне), смахнул пот со лба, огляделся.
Ылтыына он нашёл в спальне Феллера. Эскимос лежал на полу, запрокинув бледное до синевы лицо и открыв невидящие глаза. Сердце его билось очень медленно и неровно.
— Алтын! — бросился к нему Роман.
Сзади послышался грохот, распахнулась входная дверь гостиничного номера, он оглянулся, но это была давешняя блодинка с двумя парнями в обычных гражданских костюмах, а за ними в комнату вошёл озабоченный Олег Харитонович.
— Что с ним?
— Жив, без сознания, требуется лажение.
— Могу вызвать врачей.
— Справлюсь сам. Возможно, Арчибальд загнал ему «беса».
— У нас есть штатные экзорцисты.
— Мало времени, сердце вот-вот остановится.
— Тогда давай вместе.
Роман хотел гордо отказаться, но вовремя прикусил язык.
— Я сделал Арчибальду «засос». Он каким-то образом нейтрализовал нашу старую программу.
— Я уже понял. Ничего, им сейчас займутся специалисты, вложат «закладку», и поглубже, чем первую. Он пригодится нам для выхода на Кочевника.
— Хорошо. Помогите положить Алтына на кровать.
Они перенесли неожиданно тяжёлое тело бывшего разведчика, посмотрели друг на друга, и Роман, преодолевая слабость после схватки с магом, с трудом вошёл в состояние лажения.
Ылтыын пришёл в себя к утру.
В клинику его не повезли, отправили на квартиру, и через час после сеанса биоэнергетического целительства координатор прислал к нему врача, понимающего толк в таких проблемах.
Роман тоже нуждался в отдыхе, поэтому на какое-то время его оставили в покое, при том, что в квартире у кровати Ылтыына теперь дежурил опытный доктор.
Он поспал, потом с удовольствием напился чаю, проверил состояние больного.
Никаких кодирующих «закладок» в памяти эскимоса обнаружить не удалось. Феллер то ли не успел запрограммировать его, то ли не смог, то ли не захотел. Так что волноваться по этому поводу не стоило. Но раппорт, которым американец оглушил посланца «Триэн», оказался настолько сильным, что едва не фрустировал базовые генетические программы разведчика — инстинкты, отвечающие за его жизненно важные физиологические процессы. Опоздай Роман и Олег Харитонович ещё на четверть часа с лечением, и Ылтыын навсегда остался бы недвижим и беспамятен.
Очнулся он в начале шестого утра.
Врач позвал Романа, потягивающего чай на кухне в одних трусах.
— Он зовёт вас.
Роман отставил чашку, зашёл в спальню.
Ылтыын был ещё бледен, но в целом выглядел согласно уходу.
— Привет, целитель.
— Привет. — Роман сел на стул.
Врач посмотрел на них и удалился, снимая халат.
Оба поглядели ему вслед.
— Как жизнь? — спросил Роман.
— Это ты меня выволок с того света?
— Я был не один.
— Ты, я знаю. За мной снова должок.
— Ничего, сочтёмся.
— Что с Феллером?
— Ему удалось нейтрализовать первую «закладку».
— Я уже понял. Как?
— Психофизики в растерянности. Всунули вторую, внушили, что он попал в засаду, но выкрутился.
— Что дальше?
— А дальше я встречаюсь с ним завтра в Питере, и он ведёт меня как «закодированного пленника» к Фурсенюку.
— Понятно, в качестве засланного казачка. Судя по всему, мне в операции уже не участвовать.
— Ты своё дело сделал. — Роман подумал и добавил рассудительно: — Да и не молод
уже.
Ылтыын наметил свою специфическую улыбку.
— Тут ты прав. Кстати, знаешь, чем молодые отличаются от стариков?
— Возрастом.
— У молодых впереди бесконечность, у стариков — вечность.
— Похоже, ты становишься философом.
— Я им был всегда. Мы, эскимосы, отличаемся от всех северных народностей.
— Умом и сообразительностью.
— Философским складом ума, — закончил Ылтыын.
Они обменялись понимающими улыбками, чувствуя взаимное расположение.
— Отдыхай, — сказал Роман, вставая. — Я тоже лягу, но буду рядом, если что.
Он вышел в гостиную, где пожилой лысоватый врач упаковывал свои медицинские принадлежности.
— Ему нужен только покой, — сказал он. — Я тут написал инструкцию, что давать в том или ином случае.
Роман пробежал глазами листок бумаги.
— Травы, это хорошо. Благодарю, мы справимся.
— Не сомневаюсь. До свидания. — Врач поклонился и ушёл.
Навалилась вдруг сонливость. Роман добрался до дивана и рухнул на него как подкошенный, с улыбкой подумав, что Юне это не понравилось бы.
В десять часов пришёл Малахов, и не один, а с седовласым господином, у которого было тяжёлое коричневое лицо жителя южных степей и пронзительные серо-голубые глаза (Тамерлан — вспомнил Роман прозвище координатора, упомянутое Ылтыыном).
— Знакомьтесь, — сказал Олег Харитонович. — Захария Салахутдинович — Роман Евлампиевич. Где наш контуженый?
— Спит, — оглянулся на дверь спальни Роман.
— Пусть спит. Как его дела?
— Восстанавливается, пьёт укрепляющий отвар.
— Он сможет работать? — глуховатым и скрипучим (отчего в воображении Романа проявился ствол саксаула) голосом осведомился Тамерлан.
— Конечно, сможет. Феллер не успел или не захотел поставить «закладку».
— Хорошо. — Олег Харитонович кивнул на стулья. — Сядем.
— Чай, кофе?
— Минеральная вода есть?
— Берёзовый сок.
— Годится.
Роман достал из холодильника бутылку холодного берёзового сока, чашки, принёс в
гостиную.
— Ты знаешь, что по Луне прокатилась серия взрывов? — спросил Малахов, пробуя
сок.
— Нет, я не смотрел телевизор.
— АПГ ликвидирует следы своего пребывания на спутнике Земли. Я хотел бы подключить тебя к этой проблеме. Позже поговорим. Теперь о том, что произошло. Тебе не показалось странным поведение Феллера?
Роман смутился, чувствуя на себе изучающий взгляд Тамерлана.
— Я не особенно разбирался в его чувствах.
— Речь не о чувствах. Что-то здесь не так. Слишком легко мы его взяли. Слишком долго он возился с Алтыном, однако не запрограммировал. Впечатление такое, что он тебя ждал.
— Не может быть. Для него я умер ещё в Греции.
— Алтын зашёл к нему без пяти десять, ты появился только через тридцать пять минут. При этом Феллер был спокоен аки удав. Что он делал всё это время?
Роман помолчал, вспоминая подробности схватки с Феллером.
— Не знаю. Увидев меня, он сказал.
— Смелее, здесь все свои.
— Что он ждал чего-то подобного.
— Значит, всё-таки ждал?
— Не меня, — упрямо мотнул головой Роман. — Скорее кого-то из операторов другого уровня.
Олег Харитонович посмотрел на спутника.
— Что скажешь?
— Не нравится мне его спокойствие.
— Я всегда выясняю отношения. — начал оправдываться Роман.
— Речь не о тебе. Феллер был слишком спокоен, что говорит о возможной разработке коварного замысла.
