Данил же заставлял меня рисковать, кидаться сломя голову в омут, не зная брода. Пройти ритуал с ним — чистой воды безумие. Адекватная часть меня по-прежнему боялась такого необдуманного шага, трезвомыслящая — твердила, что другого выхода из ситуации у меня все равно нет и надо принять происходящее, покориться, успокоиться, а неизвестная сторона, та, которая появилась совсем недавно — тихо радовалась и стремилась в крепкие объятья Потрошителя. Это пугало, дезориентировало и разливалось непонятной сладостью где-то глубоко внутри.
Если бы я продолжила вести диалог с несуществующими сторонами внутри себя, точно могла обезуметь. Поэтому решила прекратить все мысленные дискуссии и просто принять то, что случится. Ведь если ты не можешь повлиять на события, зачем изводить себя, загоняя в эмоциональный тупик?
Как бы ни старалась расслабиться, а сон все равно не шел. Смирившись с подобным поражением, я просто лежала на диванчике, поглядывая в потолок и наслаждаясь ничегонеделаньем.
Пока изображала полное спокойствие и расслабленность, Данил, напротив, не дал себе и минуты покоя. Он не сомкнул глаз, не присел, не отдохнул. Да, Потрошитель двигался бесшумно. Не знаю было ли это врожденной или приобретенной способностью. Он мне не мешал. Но все же я смогла заметить (или даже почувствовать?), что Данила что-то не отпускало, тревожило.
Он постоянно находился в движении. Бродил из комнаты в комнату, точно бесконечно проверял территорию дома. Иногда совсем ненадолго застывал у окна, казалось, приглядываясь и прислушиваясь. Вел себя словно сторожевой пес, навостривший уши в ожидании опасности, готовый в любую секунду рвануть выгрызать за свое.
— Пора, — сказал Данил, бросая на подлокотник дивана завернутую в маленький рулон ткань. — Надень. Нам надо выходить.
Я даже успела испытать нечто сродни облегчения, потому как ожидание на самом деле выматывало.
Не дожидаясь реакции с моей стороны, Данил вышел из комнаты.
Развернув, я быстренько надела тунику, не особо рассматривая. Она была из довольно простой ткани, без рисунка и по длине почти закрывала щиколотки. Довольно удобная, не сковывала движений, но совершенно непрактичная. Красная! Кто здравомыслящий напяливает красные вещи при поездке на природу, в лес? Это же отсвечивать словно стоп-сигнал среди лона природы! Не то чтобы я собиралась слиться с ней…
Туника пошатнула все мои стереотипы. Кто надевает красное во время жертвоприношений? Где белое — цвет невинности жертвы? Где миленький веночек из полевых цветов на голову?
То, что этот обряд ассоциировался у меня с жертвоприношением не удивительно. Свадьба свадьбой, а невесту все же спрашивают о ее согласии на вступление в брак. Чай не варварские время! Только не для меня, видимо. Поэтому невестой почувствовать себя не получалось. А тут еще эта туника красная, что совершенно не обеспечивала чувством защищенности. Как без нижнего белья ощутить себя комфортно?
А, никак!
С другой стороны и не мешает ничего в прямом доступе к телу, если Данил вновь…
Стоп!
Так и пребывая в полном раздрае с собой, я вышла из комнаты, где тут же наткнулась на Потрошителя.
— Тебе идет красный, — улыбнулся он.
Я чуть не задохнулась от негодования. На Даниле была такая же туника с капюшоном, как на мне, только кристально белая! Ну не сволочь ли? Это тонкий намек, что в подобной ситуации, скорее он жертва обстоятельств?
Желания идти куда-то и раньше не было, а сейчас вообще даже любопытство почти пропало.
— Пойдем, — протянул он мне открытую ладонь.
Наверное, я могла воспротивиться, но спорить не стала. Кто их знает этих Потрошителей, что еще у него на уме? К тому же внутренний голос подсказывал, что я просто-напросто оттягиваю неизбежное. И эта псевдоистерика с одеждой полное тому подтверждение.
Вложив руку в ладонь Данила я почувствовала, как эфемерное электричество пробежало по жилам и готова была разорвать прикосновения, если бы Потрошитель позволил. Он не позволил, сжал пальцы в крепкий захват, второй рукой легко погладил меня по щеке.
— Не бойся.
Хотелось сказать, что я и не боюсь, но лгать у меня всегда получалось плохо, поэтому просто промолчала.
Перед самым выходом, Данил снял с крючка вешалки в прихожей черную парку и заботливо накинул мне на плечи, стянув за шнурки горловину, чтобы не упала.
— Не хочу, чтобы ты замерзла пока все начнется. Там холодно.
— А ты?
Он открыл дверь. В лицо ударил свежий ветер.
— Мне не надо. Потрошители почти не мерзнут, — усмехнулся. — Во время жажды так точно.
Стоило нам спуститься с крыльца, как меня ждала еще одна неприятность. Трава покрылась тонким слоем изморози. Подошвы стоп от такой разительной перемены температуры жгло, икроножные мышцы сводило кратковременными, острыми судорогами. От неожиданности я не смогла совладать с эмоциями и громко вскрикнула.
— Черт! — мгновенно среагировал Данил. Он подхватил меня на руки, прижав к своему теплому телу. — Совершенно забыл про обувь!
— Пусти. Я могу идти сама.
— Можешь, — согласился он. — Но не будешь. Пока у меня нечего дать тебе, чтобы ты не отморозила ноги, а после ритуала температура твоего тела возрастет и холод не будет чувствоваться. А завтра я что-нибудь придумаю. Обещаю.
— Хорошо.
Жар от его тела манил, обещал наслаждение и спокойствие. Не в силах противиться простому желанию, я прижалась щекой к его груди, а руками обняла Данила за шею. Удобно. Тепло. Слишком спокойно. Я могла бы к таким ощущениям на раз-два привыкнуть, если только забыть о событиях предшествующих всему этому.
— Спасибо, — Данил шел быстро, но мне было на удивление комфортно и хорошо.
Не открывая глаз, я откликнулась:
— За что?
— За то, что не споришь со мной хотя бы в этом, — хмыкнул он.
Где-то в районе груди у меня разлилось непривычное тепло. Знание о том, что Данил улыбается, пришло из ниоткуда.
И впервые я не стала сдерживать ответную улыбку:
— Пожалуйста.
Дальнейший путь не был насыщен разговорами. Темноту прорезал только голубоватый свет полной луны, одинокое уханье филина и наши, почти слившиеся в унисон, дыхания.
— Я хочу тебе кое-что подарить, — Данил вывел из состояния полудремы.
Он аккуратно поставил меня на ноги, холод тут же лизнул пятки.
— Этот медальон достался мне от матери, а ей от моего отца во время ритуала. Он передается из поколения в поколение, — на протянутой ко мне ладони поблескивала серебряная цепочка. — От мужа к жене. От матери к сыну.
Подвеска была в форме аккуратной капельки, в свете луны она искрилась живым сиянием, переливалась всеми цветами радуги, точно внутри медальона было живое существо, что жило, думало, иногда радовалось и грустило. Сложилось впечатление, что таким образом капелька приветствовала меня. Я затаила дыхание, не в силах сказать и слово. Грудь стиснуло от нахлынувших эмоций.
