– Поверхность Столпа! – воскликнула Долорес, слово в слово угадав мои мысли. И немудрено. Ей тоже не составило труда обнаружить поразительное сходство между оболочкой Столпов и анатомией… виноват – механическим устройством вактов. – Это серебряное «мясо» выглядит точь-в-точь как покрытие башен Вседержителей!
– Только в миниатюре, – добавил Гуго, после чего счел нужным пояснить: – Мне довелось изучить вблизи не один десяток Столпов, поэтому смею вас заверить: сейчас мы смотрим на совершенно идентичное им техническое устройство. Которое, готов поспорить, работает на той же энергии, что и иссушающие Землю башни. А также все Неутомимые Трудяги, хотя насчет них я все-таки до конца не уверен.
– Ты толкуешь о Слезах Фрейи? – спросил Убби.
– Нет, мсье Сандаварг, – помотал головой Сенатор. – Вещество, которое мы зовем жидким иногазом, служит лишь одним из множества компонентов, участвующих в выработке энергии, за счет которой неустанно обновляются Столпы и функционируют механизмы пса. Слезы Фрейи – мощнейший ингибитор… еще раз пардон – замедлитель горения, способный нейтрализовать даже вулканический выброс. Поэтому сам по себе иногаз вряд ли оживит вакта и заставит вращаться маховик Неутомимого Трудяги. Инопланетная техника работает на другой подпитке. Так думаю не только я, но и большинство ученых Атлантики. Но где расположен и, главное, как выглядит энергетический источник, наделяющий эту груду металла жизнью, есть тайна за семью печатями. И сейчас мы с вами стоим буквально в двух шагах от грандиозного научного открытия. О, если бы у нас была уйма времени, мы могли бы разобрать вакта на части и покопаться в его внутренностях! Однако, полагаю, мсье шкипер и мсье Сандаварг не согласятся задержаться на «терке» еще на неделю. Хотя, боюсь, и ее нам вряд ли хватит…
– Верно полагаете, mon ami. – Похоже, из нас четверых я был один, кто не претендовал сегодня на лавры человека-легенды. Хотя нет, вру – меня эта болезнь заразила раньше всех. Вспомните: разве не мечтал я о славе первопроходца, когда вознамерился пересечь «терку», даром что пошел на это не от хорошей жизни? – В настоящий момент меня больше волнует не поиск энергетического источника, а присутствие поблизости других вактов и слишком зыбкая почва под ногами. Велика ли нам радость от того, что мы унесем наше открытие с собой на дно «терки»? Весьма сожалею, Сенатор, что лишаю вас шанса раскрыть тайну Вседержителей, но давайте сначала разберемся с нашими насущными проблемами. Могу лишь пообещать, что отмечу это место на карте и, если нам повезет дожить до лучших времен, мы непременно сюда вернемся и хорошенько выпотрошим вакта, благо его туша не подвержена гниению, да и коррозии наверняка тоже. Или вы думаете, я заинтересован в поисках этой истины меньше вашего?
– А может, нам посчастливится прикончить еще парочку псов, раз теперь они к нам неравнодушны. Не расстраивайтесь, сеньор Гуго: в мире еще полным-полно этих тварей, и они рано или поздно снова до нас доберутся, – язвительно заметила лучшая в Атлантике специалистка по умерщвлению вактов.
Правда, от ее слов де Бодье не воодушевился, а, напротив, еще больше скис.
– Нет, никогда мне не привыкнуть к вашему чувству юмора, мадам Проныра, – уныло вздохнул он и, утерев взмокшее лицо платком, добавил: – Пойду-ка я лучше посижу в теньке. А то что-то совсем жарко стало, прямо невмоготу.
Упомянув про жару, огорченный Сенатор вовсе не выдумал повод, чтобы оставить нашу компанию и побыть в одиночестве. Я тоже чувствовал, как воздух над «теркой» раскаляется все сильнее, но не придал поначалу этому значения. А зря, поскольку солнце тут было совершенно не виновато. Не успел еще Гуго вернуться на бронекат, как Убби выяснил, отчего механику вдруг стало нехорошо.
– Загрызи тебя пес! – воскликнул Сандаварг, отдернув руку от ободранной лапы вакта, когда в очередной раз попытался выломать оттуда на память деталь. – Горячая! Только потрогайте!
Я и Долорес коснулись на миг серебристой поверхности, которая до этого была холодной, как любая другая иносталь. И впрямь не на шутку нагрелась! Причем намного горячее, чем она могла бы раскалиться на солнце, будь вакт сделан из обычного земного металла.
– Все на борт! – недолго думая скомандовал я, отлично представляя себе, что случится, когда этот жар усилится еще больше. – На борт и в трюм! «Би-джи»! Убби, хватай Физза и тащи его туда же! Долорес, задраивай все отдушины! Сенатор! Буксиру – полный вперед и – бегом к нам!..
Раздав приказы, сам я бросился в рубку за Атласом – единственной ценной вещью на борту, которая могла быть полностью уничтожена черным всполохом.
Угроза «би-джи» – это вам не атака змея-колосса, а бедствие совершенно иного порядка. Не прошло и минуты, как «Гольфстрим» вновь крушил колесами «терку», а все мы, включая ящера, прятались в трюме, держась подальше от стен.
Как бы надежно ни были заделаны в них щели, всегда могла отыскаться такая, через которую сюда мог прорваться метафламм. Накрепко задраив герметичные люки на входе и отдушинах, мы все равно не могли чувствовать себя в безопасности. Черный всполох – штука крайне непредсказуемая. Все зависело от его силы. И если при самоликвидации вакта случится вспышка даже вполовину меньше той, какую мы наблюдали по выезде из Аркис-Сантьяго, нам несдобровать. Она разрушит «терку», пробив в ней глубокую воронку, из которой «Гольфстриму» будет уже не выбраться.
И это далеко не самое страшное, что нам грозило. Нити «би-джи» не пробьют бортовую иносталь, но их напор способен оказаться столь мощным, что они просто-напросто сомнут бронекат в комок. Подобная трагедия постигла однажды танкер «Король Ричард», угодивший в большой черный всполох, разразившийся по неизвестной причине неподалеку от восточной гидромагистрали. Мне довелось видеть обломки того водовоза. От него осталась лишь донельзя смятая груда столпового металла, за разборку которой согласилась бы взяться не каждая артель клепальщиков.
Мы сидели в трюме, озаренном бледно-голубым светом «священного животного», и внимательно прислушивались к тому, что творится снаружи. Все ожидали взрыв и молились, чтобы он погремел как можно позже, позволив нам убраться подальше от эпицентра. Через три минуты бронекат содрогнулся, заставив нас подскочить с ящиков, на которых мы примостились, но тревога оказалась ложной – «Гольфстрим» всего лишь угодил колесом в очередную впадину. Угодил и, хвала Авось, благополучно из нее выкарабкался. Нам оставалось только порадоваться, что это была безобидная ямка, а не прорытая вактом нора, где мы неминуемо увязли бы по самое днище.
«Неужели пронесло?» – подумал я спустя еще пару минут, но тут Малабонита ткнула пальцем вверх и затараторила:
– Глядите, глядите! Вон там, в самом углу, где носовая распорка! Видите?
– И внизу, у поддона коробки скоростей! – встрепенулся вслед за ней Гуго, указав в сторону коробки передач.
Оба встревожились неспроста. Там, куда они показывали, действительно торчали тонкие полуметровые снопы шевелящихся черных нитей, просочившиеся из почти не заметных глазу щелей. Нити не выглядели опасными, но приближаться к ним было крайне рискованно. Они быстро исчезали, а на их месте вырастали новые, не меньше и не больше прежних.
Третий, замеченный чуть погодя, прорыв «би-джи» обнаружился на выходе из трюма; вероятно, это Убби малость перекосил люк, когда, плененный нами здесь, остервенело долбил по крышке. Торчащая из зазора между ней и горловиной, черная движущаяся бахрома выглядела зловеще и служила недвусмысленным предупреждением о том, что случится, если приоткрыть люк на ширину хотя бы пальца. Этой щели вполне хватит, чтобы метафламм заполонил собой все убежище, не оставив в нем шанса выжить даже мыши.
Да, лучшего испытания корпуса бронеката на герметичность было не придумать. И результат проверки меня вполне обнадежил. За пять лет, что миновали с последнего капитального ремонта, – всего три небольшие протечки! Надо непременно отметить эти щели мелом, дабы заделать их при первой же возможности.
За треском «терки» я не расслышал, как на буксир обрушился шквал «би-джи». Но это было скорее хорошо, нежели плохо, поскольку означало, что тело вакта воспламенилось без взрыва. Очаг аномалии накрыл большую территорию – километра три-четыре в диаметре, но сила черного всполоха была не слишком велика. Это сказалось и на глубине пробитой им воронки. Начавший проваливаться в коралловое крошево «Гольфстрим» довольно быстро встал на относительно твердый слой. Скорость буксира при этом значительно упала, но он продолжал упорно скрести колесами, подминая ими обломки разрушенных метафламмом окаменелостей.
Когда буря прекратилась и мы осмелились подняться на палубу, бронекат уже буксовал, двигаясь вперед медленнее полусонного Физза. Де Бодье сразу кинулся в моторный отсек и переключил коробку скоростей на пониженную передачу, пока «Гольфстрим» окончательно не застрял. Мы находились на краю широкой впадины с пологими склонами, устланными рыхлым слоем мелкой крошки, которую и перемалывали наши колеса. В центре воронки еще висела уменьшающаяся на глазах черная клякса. Это таяли в воздухе остатки метафламма, взрывшего «терку» подобно тысяче бронекатов, если бы те раскатывали вокруг тела вакта все последние пять минут.
