— Помощь нужна?
— Конечно. Требуются проводники, которые хорошо местность вокруг поселка знает, и грамотный лоцман, знающий подходы к берегу и все окрестные мели.
— Будет лоцман, и проводниками обеспечим.
— Отлично.
Пожав один другому руки, мы обсудили с генеральным секретарем некоторые текущие вопросы, и я его покинул. На фрегате собрал командиров отряда и, после короткого военного совета, отдал приказ готовиться к ночному десантированию на побережье и налету на занятый противником укрепленный поселок.
Далее, все покатило по накатанной и отработанной колее: подготовка к боевому выходу, инструктаж, расспросы проводников и подгонка снаряжения. К вечеру фрегат вышел из Балтийска в море, проскочил залив, и к полуночи, все пять групп абордажной партии высадились на берег. На побережье поляков не обнаружили, Лихой все проверил, и мы совершили беспрепятственный марш к Мамоново. Вблизи поселка залегли в густом кустарнике, двумя полукружьями окружавший это поселение, и стали вести разведку.
Ничего особенного Мамоново из себя, не представляло. Идущая вдоль моря, изрядно побитая ямами дорога, наполовину щебень, и наполовину грунт. Вблизи древней дороги, строения древнего рыбзавода. Несколько зданий, перестроенных в общежития и укрепления, которые защищали Калининград с западного направления. До вчерашнего полудня здесь находилось два десятка ополченцев и около сотни крестьян вместе со своими семьями. Теперь же, в поселке поляки, которые налетели неожиданно, сходу захватили две бетонные оборонительные башни у дороги и ворота. Жителей и ополченцев, конечно же, перебили, хотя местные женщины, может быть, все еще живы.
Выключив и опустив прибор ночного видения, я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, проморгался и осмотрелся. Группы готовы к бою, перебраться за стену не проблема, по высоте они всего‑то два с половиной, максимум, три метра, колючая проволока давно сгнила, а некогда глубокий ров, давным‑давно оплыл и зарос бурьяном. В общем, ничего особенного придумывать не надо, и мой план прост. Тихое проникновение в поселок и резня налетчиков. Одной роты Серого для этого дела хватит и не надо никаких лобовых атак, которыми здесь поляки и местные жители балуются.
— Первая группа на исходной позиции! На северных воротах серьезная баррикада, пятнадцать поляков и два ПКМа! Противник ведет себя расслаблено, так что в поселок прорвемся без проблем!
— Вторая на месте! Перед нами стена, рядом никого!
— Докладывает третья! Дорогу на Бранево перекрыли! На южных воротах десяток ляхов и пулемет! Баррикады нет, имеем возможность, вражеский блокпост за полминуты положить!
— Четвертая под стенами! Тихо!
Доклады поступили один за другим. Разведка окончена, значит, пора действовать. Моя рация прижимается к губам, палец жмет на клавишу передачи сигнала и я командую:
— Вторая, четвертая и пятая, проникают через стены! Первая, когда начнется бой, входите в поселок! Третья, поляки будут отступать через вас, валите всех, чтобы не один не ушел! Колыч, если уверен, что охрану на воротах тихо сделаете, то работайте! — краткая пауза и ключевое слово: — Начали!
Вокруг меня, из темного ночного подлеска, поднимается пятая разведгруппа из роты Серого и, пригнувшись к земле, короткими перебежками, воины устремляются к стенам укрепленного поселка Мамоново. Я двигаюсь следом, рация цепляю на портупею, автомат в руки, и вперед.
В поселке перед нами тишина, и только в центре, вроде бы кто‑то поет или подвывает. Нас никто не заметил, собак поляки еще вчера перебили. Мы подходим к стенам, и один за другим, помогая друг другу, тихо и незаметно для противника, перебираемся внутрь. Передо мной двое бойцов. На миг, мой «абакан» возвращается за спину, я наступаю на подставленные ладони воинов, подпрыгиваю, цепляюсь за шершавый верх стены, и переваливаюсь внутрь. Снова автомат в руках, ноги полусогнуты, и сразу же шаг вперед, за мной идут другие бойцы, так что задерживать движение нельзя.
Пятая группа, разбившись на тройки, по узкой улочке, молча движется к большому серому зданию, наверное, одному из производственных корпусов рыбзавода, который жителями Мамоново был переделан под общежитие. Темными тенями мы скользим между каких‑то пустых складских помещений, и вскоре, через пару минут, оказываемся у входа в жилое здание. Здесь на входе стоят трое поляков. Под светом большой масляной лампы, висящей над кирпичным крыльцом, их видно очень хорошо, а так как мы от них всего метрах в восьми, то их еще и слышно. Они перешучиваются и весело посмеиваются. В руках у них автоматы, самые обычные советские АКСы, на поясных ремнях пистолеты, разгрузки на груди набиты боеприпасами, и вид наши противники имеют чрезвычайно бодрый и уверенный.
— Чи‑чи!
Сигнал для моих воинов разносится в ночной тишине. Все трое охранников, одновременно, поворачиваются на шум, и тут же, с пробитыми головами, дружно валятся наземь.
— Щелк! Щелк! Щелк! Запоздало слышится лязганье затворов ВСС, которых у нас, кстати сказать, на всю роту только пять стволов, и два из них в пятой группе, в которой самые лучшие отрядные снайпера.
Охрана жилого корпуса снята. Я выхожу на свет лампы, и первым проникаю за дверь общежития. За мной следом двигаются телохранители и остальные бойцы, и мы оказываемся внутри большого просторного помещения. На полу, вдоль обитых светлым деревом стен, на топчанах, нескольких кроватях и на полу, спят люди, больше пятидесяти мужчин. В воздухе стоит густой запах перегара, грязных ног, человеческого пота и чего‑то жженного. За этим помещением есть еще несколько комнат и, по проходу между койками и топчанами, я направляюсь туда. Пока иду, позади меня начинается резня спящих поляков.
Шаг. Пять. Десять. Двадцать. Вместе с Арсеном и Мустафой я оказываюсь в аккуратной жилой комнате, в которой, судя по домашней обстановке и детской кроватке в углу, раньше жила семья. Здесь по центру стоит широкий стол, а за ним четыре человека, которые расположились вокруг полупустой пятилитровой пластиковой канистры с какой‑то мутной жидкостью. Они меня не видят, выпивают и, беседуя на родном для себя языке, о чем‑то громко и азартно спорят.
Вроде бы больше никого. Но нет, из‑под стола на меня смотрят две пары испуганных глазенок. Присматриваюсь, это совсем молоденькие девчонки, лет по пятнадцати. У каждой под глазами огромные фингалы, а волосы на голове, как огнем припалены и клоками торчат. Они стоят под столом на коленях и из одежды на них только какие‑то обрывки трусов на поясе. Видимо, поляки здесь разврат устраивали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
