За шесть лянов слуги купили гроб, откопали засыпанное землею тело Цзиньлянь, вложили внутренности и пришили голову. Обрядив покойницу, они поместили ее в гроб как полагается.
– А похороним в обители Вечного блаженства за городом, где попечителем наш хозяин, – говорил Чжан Шэн. – Небось, место найдется. Земле предадим и хозяйке доложим.
Они наняли двух носильщиков. Гроб перенесли в монастырь Вечного блаженства.
– Это сестра младшей супруги вашего покровителя, – сказали они настоятелю. – Надо бы место выбрать для погребения.
Настоятель без промедления определил место за храмом под тополем, Там Цзиньлянь и была погребена.
Слуги доложили Чуньмэй:
– Гроб купили, обрядили и земле предали, сударыня. И вот еще четыре ляна осталось.
Они протянули хозяйке серебро.
– Сколько я вам хлопот задала! – говорила Чуньмэй. – По ляну на домашние расходы себе возьмите, а два ляна отдайте настоятелю Даоцзяню. Пусть сутры почитает, поможет душе усопшей переселиться на Небо.
Она вручила слугам большой кувшин вина, а также свиной и бараний окорока. Слуги, не решаясь принять серебро, опустились перед ней на колени.
– Если бы вы замолвили о нас доброе слово господину, – говорили они. – Мы же ничего особенного не сделали и не смеем брать серебро.
– Я рассержусь, если вы откажетесь от моей награды, – заявила Чуньмэй.
Чжан Шэну и Ли Аню ничего не оставалось, как отвесить земные поклоны.
Взяли они серебро и пошли в сторожевую пристройку, где устроили пир, во время которого на все лады расхваливали молодую хозяйку.
На другой день Чжан Шэн понес два ляна настоятелю. Чуньмэй прибавила еще пять цяней для возжигания жертвенных денег, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о Чэнь Дине. Забрал он всех домочадцев и имущество, поставил на повозку гроб и отправился из столицы в Цинхэ. Для отпевания и погребения хозяина заехали они в монастырь Вечного блаженства, где был установлен гроб.
Как только прослышал Цзинцзи о прибытии матери, о заезде ее в монастырь, где был оставлен гроб, он первым делом занялся разгрузкой багажа, а потом отвесил поклон родительнице.
– Что ж это ты нас не встретил? – спросила сына удивленная Чжан.
– Я себя плохо чувствовал, – оправдался Цзинцзи. – Да и дом не на кого было оставить.
– А дядя Чжан? Где же он? Почему его не видно?
– Дядя, как узнал, что вы приезжаете, поспешил к себе перебраться.
– Уговорил бы его пожить у нас. Чего он так заторопился?
Через некоторое время проведать сестру прибыл отставной комендант Чжан. Они обнялись и заплакали. Накрыли стол. За вином пошли разговоры, но излагать их подробно нет надобности.
На другой день мать вручила Цзинцзи пять лянов серебра, несколько связок жертвенных денег и велела отвезти настоятелю, чтобы тот почитал сутры по покойному.
Цзинцзи ехал верхом, когда на улице повстречались ему приятели – Лу Старший и Ян Старший. Цзинцзи спешился, чтобы приветствовать их.
– Далеко ли путь держишь, брат?
Цзинцзи сказал о смерти отца.
– Гроб за городом в монастыре стоит. Двадцатого числа седьмая седмица выходит, вот мать и велела серебра настоятелю отвезти.
– Не знали, что гроб с телом твоего отца прибыл, – говорили приятели, – а то пришли бы выразить соболезнование. Когда же вынос и погребение?
– Да на этих днях, – отвечал Цзинцзи. – Отпоют, и хоронить будем.
Друзья уже подняли руки в прощальном приветствии и хотели было пойти своей дорогой, но их остановил Цзинцзи.
– Скажи-ка, – обратился он к Яну, – а где бывшая жена моего тестя, урожденная Пань, а? Кто взял ее тело?
– Видишь ли, – отвечал Ян, – У Суна поймать так и не удалось. Когда доложили господину правителю, то он с полмесяца назад еще распорядился, чтобы убитых погребли родственники. Старую Ван сын схоронил, а молодая еще дня четыре на улице пролежала. Потом пришли слуги от начальника гарнизона, гроб купили и отнесли за город. Там, в храме Вечного блаженства земле предали.
При упоминании начальника гарнизона Цзинцзи сразу понял, что о Цзиньлянь побеспокоилась Чуньмэй.
– Сколько же тут этих монастырей Вечного блаженства развелось? – спросил он.
– Как сколько?! Всего один. За южными воротами города, где попечителем господин Чжоу Сю.
Цзинцзи в душе сильно обрадовался. Какое совпадение, подумал он. Значит судьбе было так угодно, чтобы и ее в том же монастыре похоронили. Он простился с друзьями и выехал верхом за город. Прибыл он в монастырь Вечного блаженства и, встретившись с настоятелем Даоцзянем, заговорил не о панихиде.
– Не могли бы вы сказать, где здесь могила недавно погребенной молодой женщины из дома столичного воеводы? – спросил он.
– Сестры младшей супруги нашего попечителя? – уточнил настоятель. – За храмом под тополем.
С жертвенными принадлежностями и деньгами Цзинцзи пошел не к гробу отца, а к могиле Цзиньлянь, чтобы почтить покойную и возжечь жертвенные деньги.
– Дорогая моя! – с плачем говорил Цзинцзи. – Твой брат Чэнь Цзинцзи с благоговением возжигает связку денег. Будь покойна, когда тебе хорошо, но станет трудно, воспользуйся деньгами.
Потом он вошел в храм и предстал перед гробом отца. После сжигания денег и принесения жертв он отдал серебро настоятелю и попросил его пригласить двадцатого числа восьмерых монахов для свершения панихиды по случаю исполнения седьмой седмицы. Настоятель взял серебро и устроил трапезу. Цзинцзи вернулся домой и сказал матери.
Двадцатого все прибыли в монастырь на панихиду, потом выбрали благоприятный день для выноса. После погребения в семейном склепе семья вернулась домой. Однако не будем говорить, как потом жили мать и сын.
Расскажем про У Юэнян. Однажды – дело было в первых числах второй луны – погода стояла теплая, и Мэн Юйлоу, Сунь Сюээ, Симэнь Старшая и Сяоюй вышли к воротам поглядеть на мчавшиеся мимо экипажи, всадников и шумные вереницы народа. Тут их внимание привлекла толпа мужчин и женщин, следовавшая за буддийским монахом – огромного роста толстяком. На макушке у него красовалась бронзовая корона с изображениями трех почитаемых будд.[1641] В оранжевой рясе-кашье с нарукавниками на голых предплечьях, он нес притороченными к телу несколько больших древоподобных подсвечников. Босые ноги его по щиколотку утопали в грязи. Себя он называл странствующим монахом, принявшим постриг у алтаря-мандалы на Пятигорье.[1642]
– Прибыл в эти места для сбора подаяний на сооружение обители Будды, – пояснял он.
Вот как в свое время воспели его достоинства современники:
Погруженный в медитацию, он неподвижно сидит. Будды Закон разъясняет и проповедует Священное Писание. Расправлены плечи, страданья подвига отражены во взоре. Он обликом и позой не уступит Будде. Из веры ловко пропитанье извлекает. Порядки обители святой блюдет. Днем посохом стучит и звенит в колокольцы. А ночью темной мечет копье, играет булавой. Пред домом иной раз поклоны отбивает лысою башкой. Когда проголодается, среди улицы орет: «Мир призрачен, жизнь иллюзорна. Никто из живых не избежит могилы! Одни уходят, придут другие. Придут одни, другие уйдут. Но кого и когда ввели в Западный край[1643]?!»
Увидев у ворот Юэнян и остальных женщин, монах подошел и приветствовал их.
– О почтеннейшие покровительницы, бодхисаттвы в миру![1644] – обратился к ним инок. – Живущие в роскошных дворцах и хоромах, вы стали первозванными избранницами схода под деревом с драконьими цветами.[1645] Я, бедный инок, пришедший с Пятигорья. Собираю доброхотные пожертвования на возведение обители Высоких Подвигов Десяти Владык и Трех Сокровищ Учения.[1646] Уповаю на бодхисаттв-благодетелей со всех десяти концов света,[1647] кои щедро сеют на ниве добродетели, жертвуют свои сбережения на великие дела, творят добро, за которое воздастся в грядущей жизни. А бедный инок всего лишь странник.
Выслушала Юэнян монаха и кликнула Сяоюй.
– Ступай принеси из спальни монашескую шапку, пару туфель, связку медяков и меру риса, – наказала она.
Юэнян, надобно сказать, всегда охотно привечала послушников Будды – и трапезы устраивала, и на монастыри жертвовала. На досуге с усердием отдавалась шитью монашьих шапок и туфель, чтобы при случае одарить иноков.
Сяоюй вынесла, что просили.
– Кликни наставника и отдай ему, – сказала Юэнян.
– Эй ты, монах! – не без кокетства позвала горничная. – Гляди, сколько тебе всего жертвует госпожа! Чего стоишь, как осел? Поди да в ноги поклонись благодетельнице.
– Ах ты, греховодница паршивая! – заругалась на нее хозяйка. – Ведь это же инок, ученик Будды! Как ты смеешь, вонючка несчастная, поносить его, не имея к тому ни причины, ни повода?! Не будет тебе счастья, негодница, а беду на свою голову накличешь.
