Я подошел к ней, чувствуя растущий ком в горле. Одну руку я положил ей на плечо, второй поднял подбородок так, чтобы наши глаза встретились. И медленно, но твердо произнес.
– Больше всего на свете я жалею, что не приехал за тобой и Мирой в Ростов. Если бы я мог повернуть время вспять, в самолете, который увез тебя из Москвы было бы на одного пассажира меньше. И мы бы никогда не развелись.
Она вздрогнула. В ее глазах впервые за сегодняшний день мелькнула тень печали и нежности. И это уже было маленькой победой, но все же, когда она заговорила, ее голос звучал все также бескомпромиссно.
– Не понимаю, зачем мы вообще обсуждаем это сейчас.
– Потому что, может быть, если мы наконец выскажем друг другу все обиды, претензии и недомолвки, мы сможем двинуться дальше.
– Я этого не хочу.
– Конечно, хочешь.
Я медленно наклонился к ней, будто раздумывая, хотя на самом деле все внутри меня горело от нетерпения и, чтобы выждать эту секунду, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю.
– И зачем только я ждал так долго? – спросил я, чувствуя тепло ее дыхания на своих губах.
Она вырвалась, будто очнулась ото сна, и с размаху врезала мне пощечину, так что у меня на мгновение потемнело в глазах. Но не усела она поднять руку еще раз, как я остановил ее, перехватив запястье в сантиметрах от своего лица.
– Хочется подраться?
– Да!
– Ну, давай, – я разжал пальцы и скрестил руки на груди, вызывающе глядя на нее, предлагая выпустить пар.
Наши глаза встретились.
– Я тебя ненавижу, – выдавила она. – Как ты смеешь приходить ко мне сейчас, спустя три года и говорить мне, как ты хочешь все исправить? Три. Долбанных. Года. Я убью тебя!
И следующее, что я почувствовал, это ощутимый удар ее кулачком под дых. Еще мгновение и Ксения налетела на меня, осыпая болезненными ударами, без разбора молотя по любой части тела, до которой она дотягивалась.
———
Пожалуй, мне стоит изменить категорию на «Неидеальные герои». Они ведь действительно абсолютно неидеальные и оттого более настоящие
Глава 18. Откровения
Злость. Отчаяние. Беспомощность и ярость. Испытывала ли я когда-нибудь все эти чувства разом и с такой интенсивностью? Я не могла припомнить. Вряд ли в тот момент я вообще была в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из прошлой жизни. Перед глазами все плыло. Руки с силой сжимались в кулаки, а внутри разгоралась такая отчаянная жажда крови, что я всерьез испугалась возможности совершить насилие. Мне хотелось крушить, ломать все вокруг, сжигать мосты, убивать. Мне хотелось выбить из стоявшего напротив меня человека всю его самоуверенность. Мне хотелось стереть с его лица его всезнающую улыбку. Мне хотелось, чтобы он никогда, никогда больше не смел появляться на моем пороге и иметь наглость заявлять свои права на меня.
– Я тебя ненавижу, – с жаром выдавила я. – Как ты смеешь приходить ко мне сейчас, спустя три года и говорить мне, как ты хочешь все исправить? Три. Долбанных. Года. Я убью тебя!
И, как если бы физическое насилие могло облегчить мою боль, со всей отчаянной силой, с беспомощной яростью и ненавистью, бурлившими внутри меня, я обрушилась на единственного в мире мужчину, который был способен вызвать во чувства такой силы – на моего бывшего мужа.
Когда мой кулак впервые ударил его в грудь, Влад даже покачнулся, а мои пальцы пронзила резкая боль, отчего у меня на мгновение потемнело в глазах, но я не остановилась, а он не остановил меня. И, наверное, именно его смирение, его готовность принять всю силу моей злости позволили мне окончательно слететь с катушек. Будто реальный мир перестал существовать, и все, что мне оставалось делать – это молотить кулаками по груди Влада, по его рукам и животу, чтобы выплеснуть всю боль, и обиду, и отчаяние. Чтобы найти себя. Чтобы выжить. А он только чуть отклонял голову, когда мои кулаки поднимались выше, безропотно принимая удары и молча ожидая, когда бурлящая во мне ярость уляжется.
Я отдавала себе отчет, что в этой буре была не только злость на Влада. На его самоуверенность, на его гордость, на его наглость. Здесь была злость и на меня саму. На поступки. На стечения обстоятельств. На судьбу, которой было угодно, чтобы я в одночасье потеряла ребенка и мужа. Эмоции, которые я так долго держала внутри, прорвали шлюзы, и я не могла, просто не могла остановить то, что так долго было спрятано под замок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ненавижу тебя, ненавижу, – повторяла я без остановки.
О, да, я ненавидела Влада. Но кровь бурлила в моем теле, подгоняемая не только ненавистью. Мне так хотелось продолжить драться, сцепиться с ним… Прижаться к нему. Внезапно в моей голове возникли непрошенные и нежданные картинки темных ночей и смятых простыней. Мимолетных свиданий, голодных поцелуев, судорожных объятий… Мой пульс вновь участился. А понимание того, что я совершенно не способна контролировать физическую реакцию своего тела на бывшего мужа только сильнее распалило гнев.
И я била его, царапала, кусала. Я обзывала его самыми грязными и обидными словами, которые могла придумать. А он все стоял и молчал, давая мне возможность выплеснуть тоску, негодование, фрустрацию, только в темных глазах плескалась мука и горечь, которые, мне казалось, не имели ничего общего с физической болью, причиняемой мной.
Я не знаю, сколько времени продолжалась эта битва. Мне кажется, довольно долго. Потому что костяшки моих пальцев болели, а кулаки то и дело сводило от напряжения. Да из горла все чаще вырывались не обидные слова, а судорожные всхлипы, грозящие перерасти в настоящую истерику.
И когда я почувствовала, что силы уже на исходе, что злость утихает, а на ее место приходят тоска и печаль, я услышала тихий голос Влада:
– Достаточно.
Он уверенно сжал в своих руках мои запястья, предотвращая очередной, уже достаточно слабый, удар по своему телу. Только сейчас я с изумлением почувствовала, что меня всю трясет и оковы его теплых пальцев приносят с собой неожиданное спокойствие и теплоту.
Наши глаза встретились. В его взгляде было столько участия и понимания, что меня охватило отчаяние от собственной несдержанности. О, этим всплеском эмоций и судорожным бормотанием я рассказала ему куда больше, чем хотела бы. И он, конечно, обязательно воспользуется всей этой информацией.
Он сделает меня уязвимой.
В тот момент я была совершенно ошеломлена тем фактом, что я могу вести себя так по-детски, что Влад способен вывести меня из себя до такой степени, что спрятаться за холодным равнодушием мне больше не удастся, что теперь я для него – как открытая книга.
Я с трудом перевела дыхание, ощущая сухость в горле. Боль и обида беспощадно жгли сердце. А потом, вдруг, я почувствовала, что на глазах выступили слезы.
Я отвела взгляд и опустила голову в попытке спрятать их, не дать Владу увидеть мою слабость.
Но он увидел. С нечленораздельным восклицанием, он рывком притянул меня к себе, так что я уткнулась лицом в его грудь, скрытую тонкой рубашкой. Его сильные руки освободили мои запястья, но только лишь для того, чтобы сжать дрожащие плечи. Я застыла в его объятиях, чувствуя напряжение каждой клеточкой тела. Пока вдруг мое тело не начало сотрясаться от конвульсивных рыданий, которые, наконец, вырвались из моего горла.
– Я не могу… – всхлипнула я. – Я не могууууу...
И в тот момент я сама не знала, что скрывается за этим «не могу». Эмоциональная вспышка всколыхнула глубоко запрятанные воспоминания, темные, уродливые тени прошлого, которые так пугали меня, и я оказалась неспособна отличить их от реальности.
Из моих глаз градом катились слезы. Горло саднило. Всхлипы становились все сильнее. Я хваталась за Влада, как за соломинку, которая еще держала меня на плаву, не позволяя увязнуть в водовороте печальных воспоминаний, горечи и обид, готовых поглотить меня всю.
Я оплакивала свою юность, свои разбитые надежды, свой неудавшийся брак, своего ребенка, который так и не родился, и надежду, вспыхнувшую во мне, когда я поняла, что могу забеременеть вновь.
