— Может, у меня и есть работа в большом мире, но в конце рабочего дня я возвращаюсь сюда. И иногда, к сожалению, приходится идти на компромиссы.
— Ну и? — Он явно не желал меня понять. — Вы считаете, что ради этого стоит проводить большую часть времени с людьми, которые вам не нравятся?
— Ну да, я купила билеты на дурацкое мероприятие, посвященное яйцам, чтобы устроить дочку в начальную школу. Очень страшно. Хватит об этом. Моя жизнь не на том сосредоточена, и ты это знаешь.
Он вздохнул и остановился.
— Знаю. Но я потому вас так достаю, что я вроде как был в похожей ситуации.
— О чем это ты?
— Ну, не совсем в такой… Помните, я вам на пляже начал рассказывать. Я хочу сказать, что вырвался из круга отношений, которые меня не устраивали, и из места, которое мне не подходило — или я ему не подходил. Я вам не говорил, потому что к делу это отношения не имеет, но теперь, раз мы… Ну, в общем, я работал в фирме моего отца, вы ее знаете. И я встречался с одной девушкой, все было очень серьезно. Все считали, что мы идеальная пара; она была из хорошей семьи, ее родители дружили с моими, и вообще она во многом была замечательная. — Он замолчал, вероятно подумав, не слишком ли личный получился разговор, но потом все равно продолжил: — Да ладно, в общем, она забеременела, и нам пришлось всерьез задуматься о нашем будущем. Мы даже начали выбирать дом, и все на нас давили в этом направлении. И вдруг я осознал, что погружаюсь в кошмар, превращаюсь в типичного папашу из пригородов — мне это совершенно не подходило, и ей тоже. Она проснулась как-то утром и поняла, что непременно должна сделать аборт — она знала, что я ее в любом случае поддержу. Так что она пошла и сделала аборт. А потом я сорвался.
— Потому что ты хотел ребенка?
— Ну конечно, я хотел ребенка. Я ужасно хочу детей, но я чувствовал в глубине души, что момент был неподходящий. Я сорвался потому, что понял: еще один шаг, и я попал в ловушку того образа жизни, который абсолютно мне не подходит. Совсем чуть-чуть оставалось.
— И что было дальше?
— Все закончилось достаточно неприятно. Мы разругались и разошлись. Но с ней у меня бы все равно ничего не получилось, да и я не очень-то ей подходил. А потом мои родители узнали про аборт, и все стало еще хуже. Возможно, где-то аборт — нормальное явление, но не там, откуда я родом. Отец все повторял, что не может поверить, что мы вот так легко пошли на аборт. А я всякий раз говорил ему, что не переживал ничего труднее в своей жизни, но он меня не слышал. Мы разругались. Он не понимал, что нами руководило, что мы пережили. Так что я просто уехал. Мы уже год почти не разговариваем.
— Родители не вечно сердятся, — сказала я.
— Я знаю. И дело не в этом. Дело в том, что я жил в мире, который мне не подходит, и мне потребовалась настоящая драма, чтобы осознать это.
— И что ты предлагаешь? Бросить мою жизнь здесь? Уйти с работы и куда-нибудь переехать? Сорвать семью с места и вернуться в Миннесоту?
— А мистер Уитфилд в такие планы вписывается?
— Ну, я…
— Я не хотел лезть не в свое дело. Просто…
— Что «просто»?
— Не будем об этом, Джейми.
— Да, так, наверное, благоразумнее.
— Ага. — И он посмотрел на меня.
Мне было неприятно осознавать, что он раскусил Филипа, хотя на это особого ума не требовалось.
— И вообще, — продолжила я, — твои проблемы с отцом никак не связаны с тем, что я подлаживаюсь к каким-то дурочкам, чтобы облегчить жизнь своей семье.
— Но сходство есть, и это все, что я хочу сказать, — отозвался он. — Не стоит всю жизнь жить по чужому сценарию. Это сведет вас с ума.
Уже свело.
Глава 12
Бойся исполнения планов
На следующее утро Эбби распахнула мою дверь так, что со стены упала наградная табличка Национального пресс-клуба. Я посмотрела на нее и покачала головой. На ней был очередной ужасный костюм от Энн Тэйлор, прямиком из прошлого века, на этот раз ярко-красный.
— Ты опять смахиваешь на агента по прокату автомобилей.
— Это все круговорот психологического давления. Ты выливаешь на меня то, что каждое утро обрушивают на тебя дамы с Парк-авеню.
— Никакое это не давление. Я пытаюсь принять чрезвычайные меры в зоне катастрофы. Ты не можешь больше носить этот костюм, он из восьмидесятых.
— Мне наплевать. — Она села перед моим столом.
— Ладно, это твоя жизнь. — Я взяла первый лист «Таймс», а Эбби следующий.
Через несколько минут она взглянула на меня поверх газеты.
— Вообще-то я пришла сделать тебе комплимент, но это, наверное, ни к чему. — Она принялась насвистывать.
— Сделай.
— Сначала скажи мне, что я хорошо выгляжу. — Она скрестила руки на груди.
— Не могу. Мне бы для этого пришлось соврать. Она сдула пену со своего латте, решая, стоит ли проявить любезность.
— Где ты была во время утреннего совещания?
— Я пытаюсь изучить все новости по Терезе. И с детьми сейчас куча проблем. В школе Дилана меня втянули в дурацкую затею с вечеринкой с яйцами, и это требует времени и сил, которых у меня нет. От этих переходов от Фаберже и мехов к республиканским адюльтерам у меня голова кружится.
— Фаберже и мехов?
Я откусила большой кусок рогалика с маслом и сказала с набитым ртом:
— Нет настроения рассказывать.
— Одна из твоих светских затей? Какое-нибудь мероприятие в Центральном парке с твоими богатыми подружками, у которых шляпы по семьсот долларов?
— Они мне не подруги.
— А что за вечеринка с яйцами?
— Ну, она посвящена яйцам Фаберже.
— И ты ими всегда так увлекалась.
Я закатила глаза.
— Я бы не ввязывалась в это, если бы не школа для Грейси; на самом деле это благотворительная акция в пользу Эрмитажа.
— Санкт-Петербург. Ну да, твое любимое местечко.
Она схватила у меня с полки журнал «Мэдисон-авеню». Ну вот, надвигается цунами.
Я попыталась вырвать журнал, но она прижала его к груди. Пролистнув страницы, она добавила:
— Смотри, вот показ антиквариата от Армори в пользу детской школы в Гарлеме, а вот тут шикарная особа.
— Я знаю, Эбби. Я выгляжу, как идиотка.
— Нет, Ты выглядишь так, будто влетела головой в огромный абажур.
— Это был дорогой абажур.
Она схватила фотографию.
— Здесь написано: «Сюзанна Брайерклифф с подругой». Они что, не знают, как тебя зовут?
— Не знают.
— У тебя здесь нос красный. Почему на тебе розовый костюм, и если это Шанель за четыре тысячи долларов, пожалей меня и не говори мне об этом, И что это за огромная розовая летающая тарелочка у тебя на голове посреди зимы?
