Крошечная ящерка является ниоткуда на скамье, где я сижу, и тут же шмыгает мимо меня в никуда. В пожухлых каштанах воркуют голуби, кругом без умолку стрекочут кузнечики. А впрочем, это как бы не совсем кузнечики (которые, как известно, зелененькие, коленками назад), а некие их подобия такого же выгоревше-песочного цвета, как и трава кругом. Очень может быть, что это и есть цикады.
В этом слове – цикады – есть что-то невероятно книжное, как, впрочем, и в томном ворковании диких голубей, и в мерном, далеком переборе часов на церковной башне, и в поросших плющом скамье и стене дома… Вот именно, все это слишком красивое, слишком романтичное, будто в переводном романе – и, само собой, роман этот переведен с французского!
Снова оглядываюсь, готовясь уходить. Дорожки сада засыпаны пожухлой, рано опадающей листвой. На ней какие-то странные следы… Такое впечатление, что по этой дорожке что-то волокли.
Поднимаюсь со скамьи и иду по дорожке. Что-то блестит в коричневой неприглядной листве. Раскидываю кучку ногой – и вижу изящную туфельку на небольшом каблучке. Хотя правильнее будет назвать ее босоножкой: изумительно красивой, из мягчайшей розовой кожи, с золотистой плетеной отделкой…
Поднимаю босоножку и вижу циферки на подошве: 36.
Да ведь я уже видела эту босоножку! Ее, а вместе с ней и вторую, на правую ногу, купила на аукционе в «Друо» толстая мадам Люв. Купила для прелестной русской проститутки по имени Лора…
И немедленно я вспоминаю что-то розово-золотистое, во что была обута мертвая женщина, виденная мною на сиденье красного «Рено». Однако нога ее была босая… и я сейчас держу босоножку с этой мертвой ноги!
Издаю дикий визг и отшвыриваю босоножку. Кидаюсь опрометью вон из сада: за каждым кустом мне чудится убийца! Мрачная фигура Зидана виднеется из-за кустов, и я бросаюсь к этому уродливому великану, как к родному. Почему-то именно эта нелепая статуя, которая так меня пугала, теперь успокаивает. Я кладу ему на плечу руку и стою так, переводя дыхание и набираясь от него каменно-непоколебимого спокойствия.
Может быть, там, в «Рено», была не Лора? Мало ли таких туфелек на свете?!
Мало.
Аукционист уверял, что туфельки уникальные, эксклюзивные. И 36-й размер!.. И, насколько я сейчас припоминаю, женщина, лежавшая в «Рено», была миниатюрная, изящная, ножки у нее точеные, а ведь именно такие были у Лоры.
Но что, ради всего святого, понадобилось русской проститутке в доме смиренной бургундской селянки Жани?! За что Жани могла убить Лору в своем доме?
Убийство наверняка произошло здесь (трудно представить себе, что Лора ушла отсюда на своих ногах в одной туфельке), но вовсе не факт, что сделала это Жани. Потому что она уехала с Филиппом вчера вечером, а ночью красный «Рено» Лоры еще стоял на холме над Муляном.
Впрочем, неизвестно, где была Лора в это время! Может быть, ее труп уже лежал здесь, под деревьями? А потом, глухой ночью, убийца погрузил ее в свою машину (я ведь сама видела темный приземистый автомобиль, осторожно поднимавшийся на холм!), подогнал к «Рено», переложил тело, отогнал «Рено» в лес и бросил там. Если загнать машину куда-нибудь в такие заросли, да еще оставить под надежнейшим прикрытием таблички «Частное владение», она могла бы там хоть год стоять. Никто не сунется нарушать границы чужой собственности! Но убийца, видимо, спешил и не потрудился как следует спрятать труп.
А куда это он спешил, хотелось бы знать?.. Ладно, этого я никогда не узнаю. Однако, если бы кто-то совершенно случайно не наткнулся на «Рено» в зарослях, машину никто и искать бы не стал. Наверняка убийца на это рассчитывал, наверняка Лора появилась здесь инкогнито.
Но зачем?! Что привело ее в дом Жани, эту русскую девчонку, которая задумала покорить Париж, прилетела на этот сияющий факел, словно глупенький мотылек, – и сгорела, до смерти опалив свои крылышки?
Сначала скандальная слава натурщицы Максвелла Ле-Труа и любовницы распутной Марты Эйзесфельд. Потом – работа на мадам Люв. Потом…
А вот странно: отчего это Лора скатилась по социальной лестнице и стала обычной проституткой? Вроде бы – насколько я понимаю! – скандальная слава должна только на пользу идти особам такого пошиба. Нет, случилось что-то другое, что подорвало акции Лоры. Например, болезнь. Или…
Я дергаю Зидана за руку, словно умоляю его ответить: не сошла ли я с ума со своей догадкой?! А что, если Лора забеременела и родила ребенка? А потом…
Я вспоминаю неприязнь, почти ненависть, которая сквозила в каждом взгляде, в каждом слове Жани. И как она спросила, словно змея прошипела: «Вы русская?!» Изголодавшийся Филиппок хватал меня губами за грудь, а она решила, что в мальчишке ожила генная память.
То есть Жани не знала конкретно, от кого ей достался ребенок, знала только, что это была русская женщина? Ну да, такие дела напрямую не делаются, тут работают посредники. А Лоре, получается, было известно, к кому попало ее дитя. И вот вам результат!
Между прочим, мои догадки – это ведь не более чем фантазии. Слишком смелые фантазии на тему, как Лора явилась к Жани и начала ее шантажировать. А может быть, требовать вернуть ребенка. Но ведь для Жани Филипп стал смыслом жизни, это и слепому видно. Конечно, она не могла, не хотела с ним расстаться! Она убила Лору – скорее всего, ударила ее по голове, спрятала труп где-то здесь, в парке или в доме, потом сделала вид, что уезжает с сыном, однако ночью вернулась. Погрузила труп в свою машину, подвезла на холм, потом переложила Лору на заднее сиденье «Рено»… Ну и так далее. Очень может быть, что она не слишком тщательно спрятала «Рено» именно потому, что боялась оставлять надолго Филиппа. А теперь кто угодно может подтвердить, что Жани вечером уехала, а красный «Рено» в это время еще торчал на холме, я и сама могла бы это засвидетельствовать…
А кстати! Не за этим ли, не за моим ли свидетельством притащилась Жани в дом Брюнов? На мое счастье притащилась, конечно, потому что иначе кто бы выпустил меня из погреба?!
С другой стороны, я уже ничему не удивлюсь, даже тому, что именно Жани заперла меня там. Ведь Лора могла, по обычаю всех шантажистов, не сразу явиться к Жани, а сначала написала ей письмо. И Жани просто-напросто сложила два и два. В деревне появилась какая-то загадочная русская, и тут же возникло письмо от шантажистки. Нет, скорее, наоборот: сначала письмо, потом я, вот почему Жани смотрела на меня при первой встрече настолько люто!
Да, похоже, именно так и обстояло дело.
И Жани решила избавиться от шантажистки, то есть от меня. Случайно она обнаружила, что я вошла в погреб, или следила за мной – неведомо. Но она заперла меня и, конечно, побежала домой вприпрыжку, радостно предвкушая мою погибель и свое будущее спокойствие. Никому и в голову бы не пришло привязать к моему исчезновению Жани!
Ну да, и вот она, вся такая счастливая и довольная, заявилась домой, схватила на руки своего младенчика, а тут – здравствуйте, я ваша тетя, я буду у вас жить! – на пороге нарисовалась Лора. Думаю, Жани была здорово ошарашена…
Не знаю, как там дальше шли дела. Так или иначе, Лора оказалась убита, а потом Жани вспомнила обо мне. И пришла в ужас, что едва не загубила ни в чем не повинную душу, пусть и русскую. Вот почему она была так перепугана, когда выпустила меня из погреба! Боялась, а вдруг у меня окажется слабое сердце, как у ее покойного супруга, вдруг я уже лежу в погребе мертвая?!
На счастье, все обошлось. Лишнего греха на душу Жани не взяла. Теперь ей нужно было только избавиться от трупа, что она и сделала – я знаю, каким образом.
Может быть, конечно, это все плоды моего чрезмерно богатого воображения. Может быть, Жани тут совершенно ни при чем! Да, но как тогда попала в ее сад туфелька, которую я только что держала в руке?
А кстати, куда я ее девала? Да отбросила, когда в панике неслась под крылышко к миляге Зидану!
Я озираюсь, пытаясь разглядеть туфельку, возвращаюсь в глубь сада – и вдруг слышу рокот автомобильного мотора. Потом шум замолкает, слышен хлопок дверцы, шорох листвы, шаги…
Бог ты мой, сюда кто-то идет. Кто? Зачем? А вдруг это полиция?! И как мне объяснить свое пребывание в самом что ни на есть частном владении, к тому же оставленном хозяевами?! А если найдут туфельку? И снимут отпечатки пальцев у подозрительной особы, то есть меня? Я же эту туфельку держала в руках, на ней остались мои отпечатки!
Надо бежать, бежать!
Я кидаюсь прочь, под защиту огромного тигра, и вовремя: на дорожку выходит высокий, плотный, очень загорелый мужчина лет пятидесяти. У него такой горбатый, круто загнутый нос, словно его обладатель в прошлой жизни был птицей. Например, вороной!
Очень смешно…
Деваться мне некуда: шаг вправо, шаг влево – под ногой захрустит листва и выдаст меня. Откуда я знаю, кто такой этот крепкий мужик в шортах и футболке? У него очень волосатые руки и ноги, что придает ему ужасно свирепый вид, выражение лица непреклонное, а на плече – грабли…
