— Твои охранники были однообразны в выборе позы, — Ласайента не смог сдержать злую усмешку, — в следующий раз, когда будешь кого-то ставить на колени, внеси что-нибудь новенькое, — принц легкомысленно покрутил в воздухе рукой, — Пусть незначительное, все равно. Хотя бьют они вполне профессионально.
Андерс, не сразу понявший, что имеет в виду сын, задохнулся от его откровения. Со смерти детей у него ни разу так не темнело в глазах, как сейчас. Он окаменел, намертво вцепившись в спинку стула. Медленно повернул к Ласайенте белое лицо с широко открытыми слепыми глазами. Губы его что-то попытались сказать, беззвучно приоткрылись и сомкнулись. Хищник сделал свой смертельный бросок.
Сын спокойно оторвал его пальцы от стула и, крепко взяв под локоть, вывел за дверь, открытую ошеломленным ашуртом, довел до его покоев и слегка подтолкнул его вовнутрь. Поговорили. Сантилли, ждавший его в дверях, без слов пропустил принца. Ласайента прошел в гардеробную и стал, как ни в чем не бывало, раздеваться.
— Ласти, он ничего не знал! — тихо сказал Санти, — Ты его лицо видел? Ты чуть не убил его!
— И что? — равнодушно спросил принц, — Он ждал, что я расчувствуюсь и прощу его? — йевалли слегка повернул голову к ашурту, перестав расстегивать кафтан.
— Не думал, что ты можешь быть так жесток, — друг осуждающе покачал головой.
— Ну, так иди и поцелуйся с ним, жалельщик! — в запале выкрикнул Лас.
Они стояли друг напротив друга, и Сантилли видел, как в его глазах плещется самое настоящее горе, когда-то скомканное и затолканное в самый отдаленный уголок души, но не забытое, а теперь вырвавшееся на свободу и давящее своей непомерной тяжестью.
— Прости, — он шагнул к Ласайенте, — Прости.
Санти притянул принца к себе, успокаивая, как в давно забытом детстве его самого успокаивал старший брат.
— Мне плевать, что он знал или нет, — Лас прижался к нему, обхватил руками, ища спасения от давнего кошмара, — он старше и мудрее, он не должен был так поступать. Если у меня когда-нибудь будет сын или дочь, я постараюсь понять и принять их выбор каким бы он не был. Можно было сказать про эту женитьбу как-то иначе, а не ставить перед совершенным фактом, как будто я…. Я тогда почувствовал себя вещью, рабом. Меня, как животное просто продали!
Он уже почти шептал, но горячие слова обжигали своим горем. Санти казалось, еще мгновение и он просто сгорит в этом огне. Столько лет мальчишка нес в одиночкутакойгруз, никому не доверяя свой позор и свою боль, а он, друг, стал укорять его. За что? За то, что не смог простить отца? А кто бы смог? Ах, папочка, ты этого не хотел? Прости папочка, что не понял твою мысль? Сколько ему тогда было? В шестнадцать лет не выходят замуж и не женятся, тем более так. Чарти было четыреста, когда он привел в дом свою красавицу. А сам Андерс? Он ведь тоже был уже зрелым мужчиной, когда женился в первый раз. Чего он хотел от шестнадцатилетней девочки? Какого понимания?
Дверь хлопнула. Можно даже не оборачиваться. Отец сейчас устроит разбор полетов. Хоть этот что-то же должен понять! Или у них заключен союз против них?
— Сюда. Оба, — коротко приказал Найири, прошелся по комнате, задумчиво почесывая бровь.
Сантилли выпустил друга и повернулся к отцу. Тот коротко кивнул на диван.
— Я не буду ничего слушать, и не буду ни о чем говорить, — твердо сказал принц, глядя в глаза короля.
— Я не думаю, что ты все сказал, мальчик, — спокойно возразил Найири, — пришло время мужских разговоров. Надеюсь, ты знаешь, что это такое?
— Мне все равно, — возразил Лас и хотел уже отвернуться, но Санти мягко толкнул его к дивану.
— Давай все-таки разберемся, — поддержал он отца.
— В чем? — принц не выдержал и сорвался на крик, — В чем еще здесь разбираться? Кто, сколько раз….
Найири быстро подошел к нему и прижал к груди, заставляя замолчать. Ласайента попытался вырваться, но ашурт крепко держал его. Санти с силой провел по лицу руками. Как же это невыносимо тяжело, видеть все это и не иметь возможности помочь, оградить от страшных воспоминаний и боли! Дьявол!
— Тихо, малыш, тихо. Спокойнее, — король гладил мальчика по спине, покачиваясь вместе с ним из стороны в сторону, — Ты уже мужчина. Ведь так? Большой и сильный. Ты не боишься ничего и никого. Тебе не страшны ни ложь, ни правда, какой бы она не была. А нам жизненно необходимо разобраться, что же тогда произошло. Так уж получилось, что из всех нас только ты знаешь правду. Просто расскажи, что случилось в тот день.
— В чем разобраться? Зачем? Не хватает пикантности в жизни? — глухо спросил принц, уже не пытаясь освободиться.
Найири не обратил внимания на его последние слова.
— Это надо всем нам: мне, Сантилли, твоему отцу и в первую очередь тебе. Просто давай вспомним шаг за шагом, что же все-таки тогда произошло и постараемся понять, кто же так с тобой обошелся и почему. Лично мне безумно хочется растереть эту мразь в порошок. Или ты хочешь, чтобы он и дальше жил безнаказанно и посмеивался над тобой?
Король отстранился от принца, дождался, когда он отрицательно покачает головой, и сел на диван.
Санти потянул друга следом за собой, чтобы усадить рядом, но тот бездумно опустился к герцогу на колени, прижавшись к нему и подобрав ноги, как это обычно делают девушки. Санти хотел уже аккуратно ссадить его, но отец покачал головой: «Оставь как есть».
— Что вы хотите знать? — принц быстро взглянул на Найири и опустил глаза, намертво сцепив пальцы так, что они побелели.
— Все по порядку с того момента, как ты выбежал из кабинета отца.
Лас судорожно вздохнул и, не поднимая головы начал.
— Я не помню, как бежал по коридору, — он покачал головой, — В моих покоях были служанки, я их выгнал. Потом, по-моему, я все стал раскидывать и бить. Не помню точно, — он расцепил руки и пальцами прикоснулся ко лбу, потом провел ладонью по лицу и обхватил себя, засунув руки в подмышки, ему было зябко. Санти обнял друга, стараясь хоть как-то согреть его, и сейчас ашурту было все равно, что подумает про него отец. Должен понять.
— Дверь была закрыта? — Найири понимал прекрасно состояние принца и мысленно одобрил поступок сына.
— Не знаю, нет, наверно, — Ласайента уходил все дальше в прошлое по дороге воспоминаний, и Сантилли стало страшно, что он не сможет вернуться, потерявшись там навсегда.
— Значит, кто-нибудь мог все видеть. Те же девушки. Дальше, малыш, — мягко попросил Найири и положил свою тяжелую ладонь на его колено.
Кожу обожгло даже через ткань. Лас словно очнулся и удивлением посмотрел на Повелителя, все эти годы заменявшего ему отца, строгого, но справедливого, с которым можно было посоветоваться, поделиться сомнениями, спросить о том, о чем стыдно было спросить у Сантилли или Шали. Страшные воспоминания как-то вдруг резко отодвинулись, ушли на задний план, став, хоть и неприятными и тяжелыми, но просто воспоминаниями.
