Я отсчитывал секунды. Я кожей чувствовал, когда это должно произойти. Я столько к этому готовился. Я был уверен в себе.
Миг. Еще миг.
Пора.
Я раскинул руки, и напевные речи древнего друидского заклятия пронеслись над долиной. Даже девицы смолкли, завороженные красотой момента.
Последнее слово упало в абсолютнейшей тишине. Стих ветер. Замолкли сверчки. Тишина оглушала.
Я поднял руки.
Сейчас.
Двенадцать тел в одночасье разлетелись брызгами крови, омывая древний круг и мое лицо.
Предо мной явился Посланник Тьмы.
— Человек?! — прорычало огромное чудовище, выше меня вдвое. Его закрученные рога упирались в небеса. — Только демоны смеют взывать к Великой Тьме! — его рык сотрясал землю.
Он хотел напасть на меня. Но я не дал ему шанса. Он не смог выйти из круга.
— Отныне ты служишь мне, Посланник! — провозгласил я и не смог сдержать победного смеха.
Я, Лорд Волдеморт, первый человек, покоривший Тьму.
— Да хватит орать!!! — в мой балдахин ударилась подушка. — Дура! Дай уже поспать!
Я не обратила внимания на нервную после бала Панси.
Меня трясло. Я отдернула балдахин.
«Том?!»
Том поскуливал, сидя на полу возле кровати.
— Я не хочу, — повторял он, как заведенный. — Я не хочу. Я не хочу…
Я молча затащила его на кровать.
«Успокойся. Это только сон», — я села рядом со свернувшимся калачиком Темным Лордом и прижала холодные трясущиеся пальцы к вискам.
— Это не сон! — его голос сорвался. — Это я разорвал на части двенадцать девочек! Чтобы подружиться с рогатым чудовищем! Это сделал я! Я! Я не хочу жить! Пусть это закончится! Я не хочу больше таких воспоминаний! Не хочу! Не хочу!
А уж я-то как не хочу.
— Это была не ты! — он взорвался рыданиями. — Это был я! И я… так гордился этим! Мне так нравилось! Я не хочу больше! Уничтожь меня! Я снимаю с тебя твою клятву!
Мою руку зажгло. Шрамы от заклятья нерушимого обета вспухли.
Он что, серьезно?!
«Тихо, — я обняла его содрогающееся от рыданий тело. — Все хорошо. Ты жалеешь об этом. Это хорошо».
— Это ничего не меняет!
«Это меняет все».
Глава 39. Злодеи любят сладкое
Мы традиционно плотно набились в купе, и близнецы достали гитару.
Я бы лучше забурилась где-нибудь на полке под заклятьем невидимости и попробовала бы поспать. После бессонной, полной слез ночи, я была не в настроении веселиться и предвкушать Рождество. Выглядела я соответственно. Что странно, Том тоже. Обычно на нем не отражались последствия ночных кошмаров и прочих прелестей жизни. А тут и синяки под опухшими глазами, и царапина на щеке — это он так оригинально пытался самоубиться. Напал на меня, чтобы его прикончило его частью нерушимой клятвы, которую я-то, как раз, не отменила. Пришлось защищаться.
Да еще Дамблдор гипнотизировал меня крайне печальным взглядом весь завтрак. Я ожидала, что он меня вызовет, но нет. Я сто раз проверилась на следящее заклятье, но и его не было. Или я просто нифига не шарила в крутой магии, чтобы его заметить. В общем, все это было странно и жутко действовало на и без того расшатанные нервы.
Близнецы сыграли Джингл бэллз и какую-то матерную песню про Рождество, и гитара, несмотря на мои отнекивания, перешла ко мне.
— Песня. Посвящается моему другу. Моему лучшему другу, если уж на то пошло.
Том нахмурился. Он стоял в коридоре, глядя в окно на летящие мимо заснеженные деревья.
— Усталость, ненависть и боль, безумья темный страх. Ты держишь целый ад земной, как небо, на плечах. Любой из нас безумен — в любви и на войне. Но жизнь — не звук, чтоб обрывать…
— Можешь замолчать? — тихо и расстроенно оборвал меня Том.
— Конец песни, — объявила я и в воцарившейся непонимающей тишине передала гитару Ли. — Простите, ребята, — я встала с крохотного кусочка сиденья между Гермионой и Джинни и протиснулась к выходу из купе.
Надо найти место, чтобы погрустить.
И, по возможности, поспать.
Сириус краснел, бледнел и смущался, пока мы ехали в аэропорт.
После очередного тяжелого, душераздирающего вздоха, я его пожалела.
— Да не ссы ты, я знаю, что с нами едет Дюсолей.
— Что?! — Сириус подскочил на сиденье, чуть не проломив башкой стеклянную крышу своей красной тачки. — Откуда ты знаешь?!
— Третий глаз открылся и вещает. Я не против, не дергайся.
Я в миллиардный раз взглянула на таинственное колечко и уставилась в окно. Тоже мне, драма.
Пока Сириус и Рита исследовали пляжи, клубы и спальню, я исследовала магический мир Кубы. Надо сказать, что ничего выдающегося он из себя не представлял, кроме крутейшей аптеки в центре Гаваны, где я купила успокаивающую мазь для сгоревшего в первый же день Сириуса и для начавшего дико чесаться пальца с кольцом.
Если прикол был в том, что Гелла подарил мне чесоточное кольцо, то я уже жалею, что спасла его.
За первые два дня я прочесала магическую Гавану вдоль и поперек, и уже думала разочароваться в Кубе и погрузиться с головой в «Расширенную биографию Темного Лорда Гриндевальда», когда Рита решила приобщить меня к маггловскому веселью.
И потащила в клуб, где они с Сириусом зажигали каждый вечер.
И я принципе перестала удивляться, что Сириус вдруг решил проникнуться танцевальной культурой.
Дело в том, что гаванские танцы — это не танцы. Это такой секс в одежде под зажигательную музыку.
Рита двигалась умопомрачительно. Она была просто бомбой. И если бы мне пришло в голову осуждать Сириуса за внезапный роман… то, взглянув на ее танец, я бы передумала. Да что там — даже в свои двенадцать я понимала, что перед такой огненной девушкой устоять нельзя.
— Рита, — сказала я следующим утром, когда мы валялись на солнышке, а Сириус, от греха подальше, под тентом. — Ты должна меня этому научить.
Рита расплылась в улыбке и обернулась к Сириусу.
— Ты должен мне галлеон!
Сириус уселся, и солнечные очки сползли по его густо смазанному кремом от загара носу.
— Я думал, тебя интересуют только драки, футбол и книжки! — удивился он.
— А я знала, что она нормальная девчонка, — сказала Рита очень довольно.
Я посмотрела на Тома, развалившегося рядом в песочке. На кольцо Гриндевальда.
Да, нормальная.
Оказалось, что у меня нет врожденного таланта к танцу. Вот к дракам — это да. Может быть, поэтому мой танец больше походил на демонстрацию приемов боевых искусств?
Том ухохатывался, глядя на мои потуги, Рита не теряла энтузиазма, а Сириуса я сразу выгнала. Нечего тут насмехаться.
Ну, к концу нашего отдыха я почти научилась плавно двигать бедрами. Это было достижение похлеще невербальной магии!
Когда мы вернулись в Лондон, кольцо начало зудеть так, что даже мазь не помогала. Я чесалась и материлась, и с досады уже готова была отрезать себе чертов палец, когда кольцо неожиданно… повернулось на пальце. Меня резко дернуло, и мир перед глазами закружился.
А в следующий миг я стояла в незнакомой зале с высокими ажурными потолками, мраморным полом и картинами в полный рост.
— Наконец-то! И где, позволь спросить, тебя носило? Я не мог дозваться до тебя больше недели! — высокий звонкий голос эхом пронесся по зале, и я резко развернулась к его источнику.
— Тишкина етишка!
Двадцатилетняя энергичная версия Геллерта Гриндевальда стояла на ступенях уходящей в бесконечность лестницы и улыбалась коварной и самодовольной улыбкой.
— Только не говори, что у тебя ремонт, — проворчала я, все еще смущенная встречей. Гелла наливал мне чай, хитро поглядывая зелеными глазами из-под золотых кудрей, падающих на лицо. Он был… милым. Ладно, что тут говорить, он был сногсшибательным красавчиком с супер-обаятельной улыбкой. Ничего общего с тем беззубым сморщенным стариканом в башне.
— Замок полвека стоял без хозяина, — хмыкнул Гелла, веселясь над моим замешательством. Из соседней залы слышался стук молотков и переругивания ремонтников. Как мне это знакомо. — Ну, как я тебе? Хорош, правда? — он весело расхохотался.
— Ничего так, симпатяшка, — пробормотала я, утыкаясь в чашку. — И как же ты вернул себе молодость? Кровавые жертвоприношения? Темные ритуалы?
Гелла взял свою чашку и закинул ногу на ногу. Лаковые туфли блеснули в огнях тысячи свечей в люстре. Он не только омолодился, он еще и приоделся. Ничего общего с теми лохмотьями.
— Философский камень, детка.
— Да ладно, — усомнилась я. — Единственный в мире философский камень… — я хотела сказать, был уничтожен, но решила, что мы пока не настолько хорошо знакомы, — у Николаса Фламеля.
— Ну, он был единственным до того, как я его украл. Нику пришлось создать второй, — сказал Гридневальд очень гордо.
— Наш пострел везде поспел, — оценила я его проворство.
— Конечно.
Я взяла шоколадную пироженку — весь стол был завален сладостями. Кажется, после сорока семи лет заточения, Темный Лорд никогда не наестся шоколада.
— А вот скажи мне, дорогой Гелла, зачем нужно было с таким пафосом вручать мне колечко? У меня теперь будут неприятности с твоим другом Альбой.
