Кстати, о бюсте… Васька, ты Тамаркину грудь видел? Ну что ты задрожал, как трактор на колдобине? А я завидую ей: вот это грудь! Сколько ж на такой груди орденов уместиться может! А на моей только значок ГТО, видишь?
Васька, ты смотреть смотри, а руками святое-то не лапай. Что святое? Значок – святое! А это – не значок и не святое. Убери руки, они у тебя хоть золотые, а холодные, как ноги у нашего фельдшера. Откуда про фельдшера знаю? Тамарка рассказывала. Так что положи быстро свои беспартийные грабли на колени. Да не ко мне на колени, а к себе. Вот так и сиди, как сфинкс в копне. Сфинкс – это такое животное, Вась. Наш агроном на него похож, когда на работе спит с открытыми глазами.
Васька, ну что ты всё время молчишь, как глухонемой, да дышишь, как лошадь пожарная во время тревоги?
Скажи, Вась, честно, глядя мне в глаза: вот ты бы хотел?… Нет, не это. Это я знаю, ты бы всегда хотел… А птицей хотел бы стать?
А Федька хотел бы! Он мне сам говорил: «Хотел бы я, Наташа, стать птицей, взлететь высоко-высоко, а оттуда камнем вниз и прямо нашему председателю на голову! И чтобы вдребезги!»
Васька, Васька, Васька, прекрати! Вася, Вася, Вася, Вася, Василёк ты мой… Вот за что я тебя люблю: за то, что ты всё равно своего всегда добьёшься. Не то что Федька – до утра про звёзды треплется.
Прошло пятнадцать лет
– Вась, а Вась, ну что ты, как только спать ложимся, сразу к стенке отворачиваешься? Что я тебе, снотворное, что ли? Повернись, слышь? Нашей дочурке братик нужен. Ну что ты там молча грязным пальцем в обоях ковыряешь? Ну хорошо, ну не хочешь сына, давай поговорим о чём-нибудь. Жизнь ведь проходит, Вась, а ты всё молчишь. Федька с Тамаркой до утра о Феллини треплются, об Мандельштампе тоже. Тициана вслух читают…
Вась, Вася… Ты хоть знаешь, что такое «Феллини»? Запчасти или макароны? И я не знаю… Фильку кривого знаю. Темнота мы с тобой, Вась.
Повернись, слышь, давай хоть помечтаем о чём-нибудь возвышенном. Например, о том, как мы тебе пижаму купим! Выходную, да, Вась?… Как у нашего председателя! Будешь в ней по субботам в клуб на танцы ходить. А мне, Вась, колготки… Представляешь? В городе, говорят, местные мичурины два чулка вместе сшили! Вроде как перчатки для ног получились. Ой, ещё я мечтаю на спальный гарнитур в очередь… Французский, белый, как у Тамарки… Называется какая-то ночь – Варфоломеевская, что ли. Ага, и тебе – зимнюю шапку.
Ой, Вась, представляю: лежишь ты в белом спальном гарнитуре, в шапке…
Что молчишь, Вась? Жизнь, говорю, проходит. Повернись, слышь, не трону. Клянусь, не трону! Клянусь самым дорогим, что у тебя есть: нет, не этим, а велосипедом твоим. Зато, если повернёшься, жвачки дам пожевать. Федька из Италии одну штучку привёз, теперь всем пожевать даёт. Сегодня наша с тобой, седьмая, очередь. Только, Вась, ты её, как в прошлый раз, не глотай. Ещё агроном после нас жевать должон.
Тамарка, кстати, на агронома – слыхал? – в партком написала, что он её обозвал «свиноматкой в сарафане». Ага… А парторг, как всегда, не посмотрел и резолюцию наложил: «Согласен».
Васька, чего сопишь? Правда заснул? Проснись! Поехали в Италию. В Риме в Лувр зайдём. Поглядим на пирамиду этого, Херопса, что ли? Ну хорошо, не хочешь в Италию – давай хоть в Москву съездим, Вась? На Кремль взглянем, в павильон космонавтики зайдём, на эту статую знаменитую поглядим – «Мосфильм» называется. Помнишь, где он к ней молотом тянется, а она ему – серпом.
Эх, Вася, Вася… Впрямь, что ли, заснул? А я ведь ради тебя новую ночную рубашку купила. Федька говорит: к лицу! А по-моему – сплошной срам. Всё вываливается, как тесто из кастрюли. Точь-в-точь как в том журнале бесстыжем. Помнишь, что фельдшер показывал? Там у одной платье на босу грудь, юбка-декольте и трусики-невидимки?
Вась, Вась, ты чего зашевелился? Вспомнил, что ли? Васьк, ты куда полез? Вась? Вась? Ожил! Родной мой! А я уж думала, ты у меня совсем как арбуз перезрелый: пузо растёт, а хвостик сохнет.
Вот за что я тебя люблю, Василёк, – за то, что тебя хоть к утру всегда растормошить можно. Не то что наших мужиков. Откуда знаю? Тамарка рассказывала…
Пятьдесят лет спустя
– Ой, ну вот, Вась, я тебе цветочки принесла, к изголовью положу у памятника. Сама рядышком посижу, поговорю с тобой. За жизнь-то нашу мы не наговорились. Ты всё больше молчал, я верещала… Вот и сейчас поверещу, а ты уж потерпи, Вась. Детей наших – нет, не видала. В город теперь не съездишь.
Помнишь, Васька, когда-то в копне под звёздами мы мечтали с тобой: лет через двадцать до Марса – на трамвае? Вот оно как обернулось, Вась: пятьдесят лет с тех пор прошло, а автобусы больше в город не ходят. Ага… Бензин знаешь сколько стоит? Хорошо, что ты лежишь, Вася.
Впрочем, что я о грустном… Хочешь, радостное расскажу? Очередь на наш с тобой спальный гарнитур подошла! Белый, как ты и мечтал! Только чтобы мне его выкупить, надо продать наш дом, Вася. А согласись, глупо в поле одной – с белым гарнитуром. Но ты не волнуйся, дети обо мне заботятся. Сын. Сын хороший получился! Не зря я тебя тогда растормошила. В последний раз прислал мне такой подарок ко дню рождения! Баллончик от хулиганов! У нас же хуже теперь, чем в бесстыжей Италии. Кто с пистолетом, кто с баллончиком… Федька вообще с отечественным дезодорантом ходит. Говорит, самое страшное оружие – наш дезодорант. Прыснешь в глаза – человек падает. Причём от струи. И долго без сознания остаётся. От запаха.
А дочка… Дочка, Васька, вышла за бизнесмена! Большой такой бизнесмен – метра два ростом. Порядочный. Каждый месяц мне справно получку мою присылает – семь долларов. Да, Вась, я у него на предприятии числюсь брокером. Он мне за это платит пять долларов и ещё два доллара приплачивает за нашего кота Мурзика, который у него по ведомостям проходит как помощник менеджера.
Ой, Васька, изменилось всё, не узнал бы ты нашей деревни. Помнишь, как в копне мы мечтали с тобой, Вася, что наступит такое время, когда денег вообще не будет? Вот, Вась, сбылось! Никому больше денег не дают – ни пенсий, ни зарплат. Так что первый признак коммунизма до нас добрёл, Вася. Даже наверху, говорят, средства кончились. Космонавта запустили, а обратно посадить – денег нет. Второй год в космосе крутится, у него за это время на Земле третий ребёнок родился. Это космонавт, гордость наша! А что про нас говорить? Даже Фильке Кривому, представляешь, пособие по инвалидности не дают. Ага. Хотя он каждый год справно справку приносит, что у него ноги нет. Комиссия всякий раз собирается, внимательно смотрит на его культяпку, после чего даёт справку: «Подтверждаем, что и в этот год ноги нет».
Ну что тебе ещё сказать? Новый агроном какой-то травкой торгует. Мудрёное название – «Херболайф», что ли. Он в коровнике офис открыл, секретарш по стойлам посадил. И яркую такую вывеску на иностранном повесил. Все останавливаются, читают: «Херболайф». Задумываются, спрашивают: а что такое «Болайф»? Он им отвечает: «Это по-немецки „здоровый" означает». Ну, в общем, мужики покупают, Вась.
