Когда-то давно княгиня стала любовницей Фантомаса!
И сейчас, встревоженная не на шутку проблемой «двух Барзюмов», она невольно прошептала леденящее душу имя:
– Фантомас! То был Фантомас…
Барзюм услышал. И улыбнувшись иронично на ее реплику, ответил:
– Дорогая моя, вы преувеличиваете. Позвольте не согласиться. Безусловно, мы имеем дело с неким злоумышленником, но чтобы такой грандиозный бандит, как Фантомас… В нашем, в сущности, пустяковом деле… Нет, это маловероятно.
Импресарио, скорее всего, догадывался о бывшей связи своей любовницы со знаменитым преступником, но он так глубоко любил Соню, что игнорировал все, или почти все, из ее прошлой жизни.
Княгиня, побледнев еще больше, резким жестом прервала своего друга:
– Не шутите, прошу вас! Все очень серьезно. Я не успокоюсь, пока ситуация не прояснится. Исполните мою просьбу, дорогой, – завтра оповестите полицию. Надо быть готовыми к самому худшему.
Услыхав последние слова, директор нахмурил брови.
– Соня, – довольно холодно произнес он, – вы должны бы хорошо знать, что я не люблю, когда суются в мои дела. Если я приглашу полицию, начнется суматоха, расследование, обыски, пойдут шарить по всему поезду… Ну, и чего мы добьемся?
Соня Данидофф почувствовала по тону своего возлюбленного, что его решимость непоколебима. Барзюм вообще имел характер, мягко говоря, специфический. Кроме того, он ненавидел все официальное, административное и уж тем более – полицейское.
Поразмыслив с минуту, княгиня предложила:
– Я прекрасно понимаю ваше нежелание принимать у себя полицию, да и вряд ли она добьется каких-то ощутимых результатов. Но, может быть, обратимся в частное агентство? Как это сплошь и рядом делается в Америке, а? Вызвать детектива-любителя?
– Но, Соня! Разве вы не знаете, что почти все полицейские, как правило, полные дебилы? Не способные раскрыть даже самые ерундовские загадки. Уверяю вас, лучше уж я сам разберусь.
Соня Данидофф поняла – настаивать бессмысленно, и только намекнула:
– Да, разумеется, но ведь вы так заняты делами цирка! Плюс к тому мы должны вот-вот отправиться в путешествие. Да и устали вы смертельно, Барзюм! Как жаль, что мы не окажемся во Франции!
Княгиня произнесла последние слова не без некоторого раздражения, не ускользнувшего от Барзюма. Он спросил, улыбаясь:
– Почему вы хотите оказаться во Франции?
– Потому что, – быстро ответила Соня, – мы могли бы вызвать известнейшего опытного полицейского, который к тому же вполне корректен и деликатен.
– Вот как? Кого же?
– Жюва.
Барзюм ответил не сразу. Собравшись с мыслями, он остановился на мгновение, затем добавил:
– Соня, вы правы. Мы не во Франции. Но я чертовски богат, поэтому немедленно пошлю телеграмму знаменитому сыщику.
Импресарио был человек решительный. Проникшись идеей, он схватил авторучку и размашистым почерком написал послание, которое Жюв получил по возвращении из Глотцбурга. В это время инспектор был всецело поглощен ответственным поручением, данным ему Фридрихом-Кристианом II, – разыскать князя Владимира живым или мертвым.
Глава 18
ИМПРЕСАРИО И ПОЛИЦЕЙСКИЙ
Итак, Барзюм, желая покончить раз и навсегда с загадкой, направил, следуя совету своей возлюбленной, послание Жюву, который единственный, по словам Сони, был в состоянии пролить свет на это темное дело.
Через два дня Барзюм вошел в свой рабочий кабинет, смежный со спальней, ровно в девять утра. Поезд уже покинул станцию и на тихой скорости следовал к границе Люксембурга, после которого он собирался прибыть в Германию. Было светлое солнечное утро, и только на равнинах, по которым продвигался поезд, еще как-то угадывался легкий ночной туман.
Мсье Барзюм, однако, не обращал никакого внимания на вид за окном. Впрочем, директор был пресыщен разного рода пейзажами. За свою жизнь чего он только не повидал.
– Никто меня не спрашивал? – спросил он.
– Никто, мсье директор.
– Хорошо, – сказал он, жестом отпуская слугу.
Затем вновь взглянул на часы.
– Девятнадцать минут десятого, – констатировал Барзюм. И продолжил, издав легкий вздох: – Опаздывающие люди никогда не внушали мне уважения. И по мере того, как бегут секунды, этот хваленый сыщик падает все ниже в моих глазах.
Импресарио в самом деле был крайне пунктуален и даже суров и терпеть не мог, когда кто-либо не выполнял его приказы.
В послании Жюву оговаривалось: «Будьте у меня в девять пятнадцать утра». Однако сейчас уже девятнадцать минут.
– Ух ты! – воскликнул директор, взглянув на кучу писем на столе. Он собрался позвать секретаря, но передумал.
– Нет, пожалуй, я сам их разберу даже быстрее.
И, вскрыв конверты, он быстро пробежал всю корреспонденцию.
Предложение, сделанное торговцем хищников из Гамбурга, привлекло на мгновение его внимание.
– Надо будет на эту тему перекинуться парой слов с Жераром, – заключил Барзюм.
Директор цирка снял телефонную трубку, раза два или три прокричал «алло», но так и не добился ответа.
– Да я же кретин! Связь-то осталась в спальне, – вспомнил он.
Барзюм прошел в соседнюю комнату к телефонному автомату. Поговорив несколько минут с Жераром, он вернулся обратно.
Но когда сел и снова принялся за просмотр корреспонденции, то вдруг невольно воскликнул:
– Да что же это! Готов поклясться, только что ширма находилась справа от меня!
Барзюм изумленным взглядом окинул китайскую перегородку с изображенными на ней сказочными персонажами в натуральную величину, которая стояла слева от бюро, занимаемого импресарио.
Директор посидел минуту молча, силясь сообразить, в чем дело, затем, пошевелив плечами, бросил:
– Ну и черт с ней!
И он опять принялся за работу с письмами, методично раскладывая их по назначению, и помечал каждое синим карандашом, чтобы его секретарь знал, как с ними поступать в дальнейшем. Но импресарио снова пришлось прерваться. На этот раз его из соседней комнаты нежным голоском окликнула Соня Данидофф:
– Милый, я хочу, чтобы вы пришли ко мне…
Барзюм покинул свое бюро. Он пробыл с Соней некоторое время, но когда вернулся в кабинет, остановился на пороге, как вкопанный, не веря собственным глазам.
– Нет, это уж слишком! То ли галлюцинация, то ли я совсем повернулся…
И впрямь – было чему удивляться. Перегородка, только что находившаяся слева от бюро, теперь вновь была справа. Ширма заняла свое старое привычное место. Но разве могло это успокоить импресарио?!
– Или кто-то насмехается надо мной, или… я сам не соображаю, что вижу и что делаю.
Директор постучал себя в грудь, ущипнул за руку, чтобы удостовериться, что это не сон. Потом, какой-то момент поколебавшись, приблизился к перегородке и осмотрел ее.
Китайские персонажи смотрели на Барзюма с таким насмешливым видом, что ему захотелось мощным ударом кулака сокрушить ширму ко всем чертям. Особенно разозлила его маленькая гейша, кокетливо согнувшаяся под широким зонтиком.
Но Барзюм сдержался. Застыдившись своего желания, он пожал плечами и сел за бюро.
– Ерунда какая-то! – проворчал он.
Директор попытался работать, но никак не мог сосредоточиться, а взгляд его то и дело возвращался к загадочной ширме.
Ему казалось, что китаец, держащий в одной руке рыболовную удочку, а в другой – веер, посматривая на него, улыбается.
– Зараза! Проклятье! – завопил Барзюм, нервным жестом отбросив свой карандаш, подбежал к стенке и уставился на китайца в упор. Нет, здесь, судя по всему, не было никакой мистики. Просто ширма чуть приходила в движение от тряски поезда.
Но, тем не менее, разве могла она пересечь таким образом всю комнату, заняв (причем, дважды!) место в противоположном углу?
Директор решил обойти перегородку со всех сторон. Он сделал это, соблюдая наивысшую осторожность, как если бы кто-то притаился за ширмой. Но за ней было пусто.
Однако, когда Барзюм, обойдя все вокруг, вернулся к своему рабочему месту, он, человек флегматичный, привыкший никогда ничему не удивляться, все же не удержался от возгласа изумления. За его бюро, в кресле, преспокойно положив локти на стол, восседал незнакомец, небрежно вертя в руках синий карандаш, оставленный импресарио полминуты назад, и насмешливо, даже вызывающе, поглядывал на Барзюма.
Директор побледнел. Кто был этот незнакомец, позволивший себе сыграть дерзкую шутку? Барзюма охватила ярость. Он собрался уже выругать невоспитанного пришельца, но тот уверенным, четко поставленным голосом первым нарушил молчание.
– Мсье Барзюм, – сказал он, – разрешите дать вам один важный совет. Человек, занимающий такое место, как вы, должен быть постоянно настороже и не доверять никому. Между тем, я полагаю, что это предельная неосмотрительность – хранить в своем кабинете столь опасную перегородку.
