Через пару секунд тихий голос матери произнес:
– Алле, сына?
– Да, мам, это я. Что там Катька про новоселье говорила?
– Так мы присланные тобой деньги откладывали, вот и накопили. Да дядя Коля с тетей Любой помогли во многом. Хотели тебе сюрприз сделать.
– Сделали, – потрясенно сказал Виктор. – Вы молодцы.
– Это ты молодец. Куда бы мы без тебя, – ласково ответила мать. – Ну, приедешь на новоселье? Хоть посмотреть на тебя, а то пропал совсем.
– Конечно, приеду! Обязательно!
– Тогда ждем. Увидимся.
– Ага, увидимся.
Виктор убрал телефон от уха, с удовольствием потянулся, закряхтев.
Как же здорово начался день! Как же хорошо знать, что все хорошо!
Он возбужденно прошелся по комнате, расправляя плечи. Вновь схватил телефон, набрал номер Торпеды.
– Да, – Торпеда ответил почти сразу же.
– Привет, не разбудил?
– Нет. Случилось чего?
– Мне мать только что звонила. На новоселье зовут.
– Езжай, конечно! – обрадованно воскликнул Торпеда. – Ничего себе!
– Я на недельку…
– На две езжай! – Торпеда искренне радовался за родных Виктора. – Ты их сколько уже не видел? Считай, что отпуск берешь.
– Вы-то как, ничего? Справитесь?
– Пфф, – фыркнул Торпеда, – раньше справлялись, а сейчас что? Езжай. Денег подкинуть?
– Нет, не надо. Спасибо, Торпеда, спасибо.
– Варенья привези. Домашнего, – дал указания Торпеда. – Страсть как хочется. Все, отправляйся. Привет семье.
Куликов в очередной раз за утро почувствовал себя счастливым.
За столом сидели только самые близкие люди. По разные стороны от Куликова расположились мать и сестренка. Катюха то и дело хватала Виктора за руку и что-то без умолку рассказывала, влюбленно заглядывая в глаза.
Здесь же были и родственники – дядя Коля и тетя Люба, сестра матери. Именно они все это время давали кров семье Куликова, помогали по мере сил. Настоящие родственники.
Чуть подальше, эпицентром новостей и слухов, – мамины подруги с работы и общие друзья.
Все веселились, смеялись, радовались. Вместе с ними расслабился и Куликов, растекся от тепла и заботы со всех сторон, оттаял душой. Почти забыл событие, произошедшее во время пути в темном купе.
Звенела посуда, звучали смех, шутки. Это сейчас было главным.
– Вить, передай салат, – попросила мама. – Ты чем-то обеспокоен?
– Да нет, мам, все хорошо. С дороги устал малость.
– Родня и друзья, – громогласно объявил слегка подвыпивший дядя Коля, шумно поднимаясь с зажатой в руке стопкой. – Я предлагаю тост за настоящего мужика. За Виктора. Не спился, не скурвился, как многие на его месте. Когда я воевал, вот на таких все держалось…
– Коль, давай про «воевал» не надо, – тихо дернула мужа за рукав тетя Люба.
Дядя Коля согласно кивнул, продолжил:
– Ладно, ладно. Вить, за тебя! Молодец!
– Да что я-то… – запротестовал было Куликов, смущенно махая руками, но уже потянулись бокалаы, уже понеслись хвалебные слова.
Выпили. Дядя Коля сел.
– Витя, а чем ты занимаешься? – спросила одна из подруг матери. – Нина говорит, ты где-то в строительстве работаешь?
Куликов быстро скользнул глазами по лицу матери, ответил:
– Ну да, так и есть. Строю всякое.
– И что, хорошо платят?
– Неплохо. У меня сдельная оплата.
– Вот бы моего Митьку к вам, – мечтательно протянула подруга. – А то после техникума мается дурью, оболтус. А так бы к работе приучился, с мужиками пообщался. Денег заработает в семью. А, Витя, возьмешь его к себе?
– У нас очень тяжело, – уклончиво ответил Виктор. – Сложные условия работы.
Хотел добавить про высокую смертность, но вовремя себя одернул. Не хватало еще такие темы за столом поднимать, да еще и при матери.
– Пусть опыта понаберется здесь, – добавил он. – А там видно будет. К нам без подготовки никак нельзя.
«К нам и с подготовкой не стоит», – мысленно закончил Куликов.
Чтобы сменить тему разговора, налил водки и поднялся:
– Тост, – объявил Виктор, привлекая общее внимание. – Хочу выпить за настоящую семью. За дядю Колю и тетю Любу, которые все это время поддерживали нас, давали маме с сестрой кров и стол. Век вам обязан буду. Спасибо.
Родственники зарделись, дядя Коля в порыве ответить что-то в таком же духе порывался встать, но тетя Люба силой одернула его.
Так, за разговорами и тостами пролетел вечер. Гости принялись расходиться, Виктор вышел на балкон покурить.
И вновь вспомнил ночь в купе, когда поезд нес его от Города прочь.
Хорошо, что он ехал один, иначе пришлось бы объяснять перепуганным соседям, отчего он вдруг выскочил в коридор, ошалело вращая глазами.
Ему привиделась тень, стоящая в середине темного купе. Да еще и эта звенящая головная боль, пронзающая от затылка и пульсирующая в висках. И страх, беспричинный, но выплеснувшийся таким мощным импульсом, от которого Виктора буквально подкинуло на койке.
«С ума, что ли, схожу?» – подумал Куликов, отправляя окурок щелчком в короткий полет с балкона.
Вслед за новосельем в скромной, но собственной двухкомнатной квартире, семья Куликова приступила к ремонту. Виктор с удовольствием дал работу рукам, наслаждаясь давно забытым занятием. Днем они клеили обои, белили и красили. Вечерами заходил дядя Коля, и они двигали мебель, вешали полки. Пили пиво, разговаривая обо всем, начиная от рыбалки и заканчивая женщинами. Куликов по-настоящему отдыхал душой, насильно отодвинув все мысли о Медузе на задворки.
Только вот по ночам Виктор часто просыпался от неясной тревоги в груди. Сидел на краю постеленного прямо на полу матраса, пытался понять, в чем же дело. Шел курить и вновь ложился.
По утрам просыпался с головной болью, будто с похмелья. Боль выветривалась, но весь день Куликов ощущал себя разбитым и уставшим. Отвлекался работой.
В одну из ночей Виктор с ужасом обнаружил себя лежащим в ванной, на коробках с плиткой. От головной боли стошнило.
Шли дни, но становилось лишь хуже. В конце первой недели своего отпуска Виктор решил позвонить для консультации Торпеде. Трубку никто не поднял. Ни тогда, ни на следующий день.
А во вторник второй недели произошел странный и страшный инцидент.
Пробуждение было ужасным. Будто к телу подключили ток, Виктора дернуло, выгнуло дугой от боли.
Он захрипел, замолотил руками по матрацу. Открыл глаза.
И закричал.
У него на груди, приблизившись вплотную к лицу, сидела обманка, беззвучно разевая беззубый рот в немом вопле. От нее исходил неприятный, влажный жар, словно существо лихорадило.
Виктор вскочил, оббивая себя ладонями. Моргнул.
Обманки не было. Как не было и комнаты, матраца и фонаря за окном. Вокруг все плыло, застланное серой дымкой, утопало, рассыпалось. Необозримая пустота, в центре которой стоял Куликов, растерянно озираясь.
Голову пронзила боль, от которой вспыхнули ослепительные круги в глазах. Виктор рухнул на одно колено, зарычал. Оскалился, глубоко вздохнул. Поднял налитые кровью глаза.
Со всех сторон к нему тянулись нити черноты. Они протыкали кожу и бугрились под ней, уходя глубже в тело. Виктор дернулся было, но не смог ничего сделать – его держали как марионетку на леске.
А по полу к нему ползли отвратительные, похожие на пауков обманки, с длинными конечностями в несколько суставов.
Вновь боль и судороги. Виктор бьется в нитях, как муха в паутине. Обманки ближе и ближе, их рты вытягиваются в острые хоботки.
Куликов изо всех сил рванулся, выпрыгнул, кажется, из собственного тела. Разорвал криком ярости и обреченности глотку. Чувствуя, что еще немного – и с него сорвется кожа, он все-таки смог чуть ослабить тут, немного вытянуть здесь. Крутанулся, упал, пополз прочь.
Под руку попалось что-то продолговатое, прохладное. Нож!
Виктор, разрываемый болью, вскочил, сжимая в побелевших пальцах оружие. Перед ним как раз оказалась одна из обманок с деформированным лицом-хоботом. Куликов подскочил к ней, замахнулся, готовый одним ударом разнести череп существа.
Обманка затрепыхалась и закричала тонким девчачьим криком.
Свет вспыхнул так ярко, что Виктор попятился, закрываясь рукой. Крик оборвался, перешел в плач. Куликов выглянул из-под ладони, оберегая глаза от белого света лампы.
Перед ним, опустившись на корточки, плакала Катюха в ночной рубашке. Рядом стояла мать с окаменевшим лицом.
Никаких нитей, никаких обманок, никакой тьмы. Комната в квартире родных, сметенный матрац, зажатый в кулаке мастерок.
Мать опустила руку с выключателя и дрожащим голосом, полным тревоги, спросила:
– Что с тобой, Витенька?
За окном купе была ночь. Редко мелькали фонари полустанков, еще реже – светлые окна встречного поезда. Время давно перевалило за полночь, но Виктору не спалось. Он сидел с чашкой остывшего чая, уставившись в собственное отражение, наполовину скрытое качающейся занавеской.
Поезд неумолимо приближался к Городу. С каждым километром Виктору становилось лучше.
