С тех пор утекло много воды.
Роженица давно умерла, изведённая позором, а вдовец нашёл себе новую жену.
Этим вдовцом был Сиян. Говорят, он поколачивал первую супругу, отчего та и разродилась невесть чем. Другие говорят, будто она понесла не от него, а от гостя, шедшего к Павлуцким с железом и серой.
Вот тебе и свежая кровь!
Теперь-то Головня видел: то был знак. Лёд готовил его к грядущему! Не будь того уродца, загонщик удрал бы от колдуньи.
И ещё он понял: Лёд не мог без Огня создавать иных существ. Ему нужен был ненавистный Брат. А Тому нужен был Лёд.
Долг Головни - заново связать их. Или пропасть навсегда.
- Ты хочешь забрать у меня жизнь, Отец Ледовик? - вопила колдунья, вжимаясь в стену пещеры. - Всё отобрал, что мог: родителей и доброе имя, друзей и оленей. Теперь ты здесь, нашёл меня, чтобы отнять жизнь! Но я не поддамся тебе. Нет, не поддамся. Ты принял облик бессмертного духа, но я всё равно буду бороться с тобой. Знай это, ничтожный Отец!
Целыми днями она обрушивала на Головню путаные, бессвязные речи, заполошная баба, а потом валилась без сил. Она жила как зверь: грызла сырое мясо и ходила под себя. Её руки почернели от грязи, а тело смердело хуже паршивой собаки. Она плевалась в него, швыряла камни и кости, верещала, как одержимая, но никогда не подходила ближе двух шагов. Удивительно - Головня вызывал в ней ещё больший трепет, чем она в нём. Внутренним зрением колдунья видела в загонщике нечто большее, чем просто человека, но Головня-то не видел ничего и пребывал в тревожном недоумении.
Она верещала, прыгая перед ним:
- Да-да, я помню, как ты принял нас, Отец Ледовик! Ты был любезен и мил, потому что мы были благословенны для тебя. Я и моя мать - ты помнишь это? - мы пришли к тебе измученные и обмороженные, но ты, коварный Отец, приютил нас и дал нам пищу. Ты казался мне сущим богом тогда, себялюбивый выродок! Ты восславил нас - меня и мою мать - ты объявил нас посланцами Льда, живым воплощением древних, и мы, одурманенные тобой, не сводили с тебя восхищённого взора. Думаешь, я благодарна тебе за это, ублюдочная сволочь? Ты был не лучше прочих, но умел скрывать свои мысли. Сгинь, проклятый! Сгинь без следа! Сгинь на веки вечные!
Она бормотала без умолку, днями и ночами, за дойкой важенок и за кормёжкой собак, за латанием одежды и за готовкой еды. Она бубнила, как погремушка из оленьего пузыря, и звук её голоса разносился по пещере, будто отголоски ветра, бушевавшего снаружи. В любое мгновение Головня слышал её - неизменно ворчливую, мнительную и полную ненависти. Какое-то время он думал, что старушечьи речи обращены к нему, но потом заметил, что она болтала, даже не замечая его. С кем говорила она? В её речах мелькало множество имён, но чаще других слышалось имя Отца Ледовика. Несомненно, это был кто-то, оставивший глубокий след в жизни ведьмы. Но почему Отец носил такое дивное имя? Будто не Огню поклонялся он, а Льду, Творцу плоти. Значит ли это, что где-то в тундре кочевала община лёдопоклонников? Удивительно и странно было предполагать такое.
Злобная карга, она не желала отвечать на вопросы Головни. Если он заговаривал с ней, она умолкала, озиралась и прислушивалась, точно не могла понять, откуда исходит голос, а потом снова принималась бормотать, плюясь и брызгая слюной. Головня не очень понимал, кем он был для неё, но уж точно не существом из плоти и крови. Она убегала от него по каменным переходам, она скалила зубы, как волчица, надеясь испугать его, она бросалась в загонщика всякой дрянью, но он уже не боялся колдунью. Он шёл за ней и вслушивался в её слова, потому что их произносил сам Лёд. Да-да, Головня быстро смекнул, что бабка - лишь оболочка для Господа, подобно заячьей шкуре, которую меняют каждую зиму.
Она хотела отделаться от загонщика подарками. Она кидала ему куски мяса и вещи древних. Она надеялась, что, довольный полученным, Головня уйдёт. Но он не ушёл. Напротив, он ощутил ещё большее любопытство и жажду знаний. Он ловил реликвии, которые она швыряла, и изумлялся им: никогда и нигде не видел он такого изобилия вещей древних, как у безумной ведуньи. Они валялись повсюду, среди камней и обглоданных костей, среди собачьего дерьма и ветхих шкур, а колдунья ходила по ним, пинала их, ломала их, и не было в ней ни малейшего почтения к ним. Он подбирал эти драгоценности, складывал в укромном месте, рассматривал при свете костра, и душа его приходила в волнение. С таким добром никакой Отец Огневик не был ему страшен - Головня сам мог возводить и свергать вождей. Все бы склонились перед ним!
И были там вещи мелкие и крупные, оплавленные и обломанные, из ржавого металла и неизвестных веществ, разноцветные и прозрачные, плоские и широкие, дырявые и целые, с выемками и наростами, тяжёлые и лёгкие. Загонщик перебирал всё это и не мог поверить своим глазам. Откуда здесь взялось такое богатство? Неужто Лёд самолично доставлял бабке находки из мёртвых мест?
Она плохо видела - Головня понял это почти сразу. Чтобы не набить шишек, она понаставила кругом светильников с оленьим жиром. Но даже с ними колдунья частенько не могла разглядеть Головню, хотя он-то её видел прекрасно. Может, потому она и приняла его за призрака?
Она легко пугалась, наткнувшись на него в переходах пещеры, и удирала прочь. Он же, следуя за ней, забирался всё дальше в горные недра и открывал всё новые тайны. Чего только он не насмотрелся в жилище колдуньи! Любые чудеса меркли в сравнении с этим.
Он видел гору черепков с черневшими на них изображениями древних, и ворох полусгнивших книг, громоздившихся точно оплывший глиняный холм. Он видел огромный металлический короб, местами проржавевший до трухи, и слюдяную доску, похожую на огромную застывшую каплю - из доски этой на Головню взирало его же лицо, безошибочно повторявшее каждое движение. Он видел истлевшие морды животных, насаженные на жерди с металлическими остриями, и огромное полотно из шкур, закрывавшее целую стену. А ещё он видел кривые палки, подобные той, которой ведьма разила волков. Они валялись вперемешку с порыжевшими от крови ножами и костяными тростинками с острыми наконечниками из железа и меди. Потрясённый, Головня поднял одну из этих палок, произнёс заклятье от порчи, оглядел с тревожным благоговением. Какая сила владела бабкой, если она с таким презрением отбрасывала знаки своего могущества?
Концы палки были туго перетянуты сухожилием, выгнутая дугой древесина скрипела от напряжения. Головня осмотрел чудесную вещь, изумлённый и восхищённый странной работой, а в голове билась опасная мыслишка: "Возьми, возьми её себе! Ты - истинный сын Льда. Чего тебе бояться? Возьми - да познаешь могущество Творца плоти!". Но он не внял коварному голосу и отбросил палку, стремглав выбежав из помещения. Он не был готов к тому, чтобы владеть волшебным предметом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
