Головня отползал всё дальше, со страхом ожидая, что вот-вот уткнётся в стену. Бабка же неспешно шагала за ним, как волчица за раненой уткой, а зверёк в её руке беззвучно раскрывал пасть и извивался, и страшно отсвечивали его чёрные глаза, словно капли мрака на пушистой шкуре. Кудесница вдруг остановилась и произнесла, глубоко вздохнув:
- Все эти зимы я твердила его имя, надеясь, что он придёт снова, но Науке не угодно было свести нас опять. Её посланец исчез, растворился без следа, ушёл назад к Сотворившей его. А я без устали твердила: "Пламяслав, приди ко мне!"...
Она рывком подняла песца над головой и медленным движением, будто нехотя, провела лезвием по его горлу.
Глава седьмая
"Да не отнимешь ты жизнь у творения Огня", - твердил родичам Отец Огневик. Отчего-то именно это заклинание он отличал среди прочих: голос его ликующе звенел, когда он произносил роковые слова. В речах его надрывно и требовательно звучало главное послание: "Всё забудете, а это помните, неучи!". И люди помнили, крепко помнили! Ночью и днём, в загоне и в стойбище слышался этот надтреснутый голос и священная заповедь: "Да не отнимешь ты жизнь у творения Огня!".
Общинники выполняли наказ Огня. Ему не в чем было упрекнуть их.
Но почему, когда Головня отрёкся от Него, то всё равно не посмел нарушить запрет? Почему не поднял руку на основу Его порядка? Неужто и тогда ещё довлел страх перед Ним? Необъяснимо и глупо. Чего ему было бояться? Мести Огня? Ха! Головня столько нагрешил, что лишний проступок не усугубил бы его вину. Тогда почему?
Пробуждение от забытья было долгим и мучительным. Вокруг была тьма, и лишь где-то очень далеко, едва заметный, виднелся дрожащий кружок бледного света. Что это? Огонь? Повелитель тепла звал его? Или то была ловушка, коварная игра Льда, прельщавшего Головню очередным искусом?
Плевать. Он так устал, что не видел разницы между правдой и кривдой. Ему стало всё равно. Он перевернулся на карачки и пополз к свету.
Пламяслав, Пламяслав... Дал жару старик. Без него, мудрого и благолепного, не было бы колдуньи. Это он сотворил её, верный почитатель Огня. В тайге полно Пламяславов, и всё же это был он, мудрый следопыт! Неизвестно где раздобывший книгу и поменявший её на близость с уродкой. Неплохой выверт! Он всё равно не умел читать, а так хоть получил удовольствие. Извращённое, гадостное удовольствие. Знал ли старик, кого породила его противоестественная похоть? Или ушёл, так и не почуяв зла?
Смешно: Пламяслав удирал от той, которая мечтала встретить его. Он сгинул в мёртвом месте, так и не рассказав товарищам о главном приключении жизни. Стыдился? Или боялся кары Отца Огневика? Кто знает...
Головня полз, царапая ладони каменной крошкой. В уши ему дышал холод, в глаза лезла тьма. Он был рад этому - значит, Лёд по-прежнему был с ним. Сонм тёмных духов вертелся вокруг, оберегая Головню от испепеляющих прикосновений Огня.
Вспомнились слова ведьмы: "Лёд и Огонь - они равно противны мне". Тогда кто ей не противен, вонючей карге? Наука, эта загадочная богиня древних? Странно, странно...
Призрачный свет растёкся по каменному полу. Загонщик полз к нему, оббивая колени. Он слышал шорох своих ног и собственное дыхание, но не видел ничего, кроме слабого зыбкого света на полу. Глухой мрак клубился в пещере, и Головня влёкся сквозь него.
Он вспомнил: что-то чудовищное произошло перед тем, как он потерял сознание. Что-то жуткое, невообразимо ужасное.
В животе заурчало. Наверно, он долго пролежал вот так, не чуя себя. Может, это уже и не пещера вовсе? Может, Лёд забрал его к себе? Нет-нет, не может быть - ведь он не завершил того, к чему призван: не отомстил Отцу Огневику. Он должен вернуться - невзирая ни на что.
Чёрные капли песцовых глаз мерцали перед ним - две точки, излучающие тьму и холод. И морда зверя - мохнатая, с тонкими длинными усами. Морда погибшего существа.
Что-то там случилось такое, отчего душа зверька мгновенно покинула тело. Что-то нечистое, отвратительно мерзкое.
Головня вспоминал.
Колдунья подняла песца над собой, поднесла к нему нож и с оттяжкой провела по горлу...
"Я изгоняю тебя, неугомонный дух, из моего жилища! Я заклинаю тебя этой кровью и жизнью этого зверя - да не появишься ты ни рядом со мною, ни далеко от меня, да растерзают тебя демоны ветра, да развеешься ты без следа! Прочь, прочь, настырный и лукавый, прочь, коварный и свирепый!". Так она сказала и прикоснулась острием к живой плоти, а потом бросила обмякшего зверька к ногам Головни и страшно завизжала. По шее песца чёрным дымом расползалось пятно. Ладони загонщика устлали багровые брызги. Головня хотел закричать, но не успел: спасительная тьма заволокла ему глаза.
Колдунья пронзила живую плоть. Она отняла жизнь у творения Огня.
Стоило подумать об этом, как перед глазами запрыгали искры и накатила страшная слабость. Загонщик сцепил зубы, борясь с подступившей тошнотой. Руки его подогнулись, он рухнул на твёрдый пол, больно ударившись лицом, затем перевернулся на спину и закрыл глаза.
Так оно всё и было. Она провела острием по живому существу, и Головня перестал ощущать свою плоть. Он погрузился во мрак и утонул в небытии, а когда очнулся - вокруг ничего не было. Ни чародейки, ни песца, ни светильника. Лишь непроглядный мрак и бледное пятно света вдалеке.
Отец Огневик оказался прав. Простой смертный не в силах выдержать такое. Но Головня-то - не простой! Он поклонился Льду и возвысился над остальными. Повелитель холода укрепил его тело.
Он собрался с силами и опять встал на карачки. Свет был уже близко. Его колеблющийся круг расплывался у него перед глазами, превращался в серую мглу, из которой на загонщика взирали лица могучего Светозара и задумчивого Жара, говорливого Сполоха и суматошного Огонька, мудрого Пламяслава и вождя. Они смотрели на него из тумана как из толщи воды, и серая пелена постепенно обретала их черты, но тут же менялась, всасывая сама себя, а потом на неуловимо короткое мгновение обращалась в лицо Искры. Девчонка улыбнулась ему застенчивой слабой улыбкой и сразу исчезла, а вместо неё на Головню уставилась ведьма Красной скалы, и был её взор полон бешенства и злобы.
"О кудесница, кем сделала ты меня? - застонал про себя Головня. - В какую стылую пещеру закинула моё тело? Почему я ничего не вижу теперь, кроме тьмы и слабого свечения? Может, боги наслали на меня слепоту?".
Мгла была уже рядом. Загонщик протянул к ней руку. Его ладонь проявилась из тьмы, неуловимо похожая на лапу мертвеца - крючковатые пальцы и серая кожа со вздувшимися жилами. Он поднял глаза: свет лился из-за края стены - трепещущее сияние в бездонной чёрной пропасти. Там был ход, по которому ушла бабка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
