«Человек вдыхает потому, что ему это необходимо, — рассуждал сам с собой Валера. — Стоит задержать дыхание, как в голове «поднимается тяжесть», организм начинает нагнетать давление, словно компрессор. И человек вновь вдыхает. Когда необходимость отпадает… А она отпадает когда…»
Работники вокзала приезжали, ставили машины и неизменно смотрели на странного сотрудника, который стоит с широко расставленными ногами и со столбом в обнимку.
— Это тот, «долбанутый» перевозчик, — говорили из транспортного отдела.
— Это новый проверяющий, — смеялся юридический отдел.
— Алкаш, — думало высшее руководство.
— Бомж, — констатировала охрана.
И никто даже не подумал, что это обычный человек, простой водитель автобуса рейсом «Соминск — Москва», который сегодня утром узнал о собственной смерти.
— Эй, — потряс за рукав Витя. — Валерка, с тобой все норм?
Валера невидящим взглядом посмотрел на напарника.
— Я бусс подогнал, ты чего тут застрял? Жениться на этом столбе решил что ли? Или уже медовый месяц? Через двадцать минут отчаливаем! — Витя дергал Валеру за рукав. Видя, что эти действия не производят нужного эффекта, попытался взять напарника под руку, но Валера оттолкнул.
— Не трогай меня, — прохрипел он.
— Не буду, — глаза Вити округлились. — Только пойдем. Тебе еще Песика пройти надо!
Песиком на Соминском автовокзале называли предпоездную медицинскую комиссию, председатель которой подозревался в нетрадиционной ориентации.
— Песика говоришь, — прошептал Валера, наблюдая за едущим по недавно выстроенной эстакаде бензовозом. — Пойдем.
Он отстранился от столба. Подпрыгивающей, несвойственной ему походкой, направился на медкомиссию.
— Доброе утро, — улыбнулась окулист, давно строившая глазки водителю рейса «Соминск — Москва».
— Привет, — Валера через силу осклабился. — Давай быстрее, а то я опаздываю.
— Да без проблем! — и окулист шлепнула печать на бланк. — Достаточно быстро? — мило улыбнулась она.
«Сербернариха» — Валера наблюдал, как толстые мочки ушей болтаются, словно здоровый кусок жира. Вслух сказал:
— Достаточно, — и попытался выдавить самую лучезарную улыбку.
С остальными врачами также проблем не возникло — как-никак друг друга по десяткам лет знают, зачем каждую смену проверять? Лишь ненавидимый всеми председатель заподозрил неладное.
— Как себя чувствуешь? — поинтересовался слащавым голосом.
— Да, — махнул рукой Валера. — Ребенок всю ночь орал, не выспался.
— Ребенок?!
Валера понял, что председатель помнит о девятилетнем сыне.
— Представляешь, аппендицит! — сказал первое, что пришло в голову. — В таком возрасте, а уже кишки засорились! Куда катится поколение? Вот мы с тобой здоровы как кони, — и он подошел и так хлопнул председателя по спине, что у того чуть очки не слетели. — Наше поколение словно каменное! Мы и Афган прошли, и Чечню. Нами затыкали все дыры, но мы не сдались. А сейчас что за поколение?! Разве сможет оно грудью защищать родину? — Валера стал рядом, положил руку на плечо, а второй так хлопнул председателя в грудную клетку, что у того дух захватило. — Да ни за что! Вон у моего сына, одноклассница уже третий месяц в больнице…
— Ладно, Валера, я понял, — председатель аккуратно снял с плеча руку водителя и отошел на безопасное расстояние якобы за какой-то папкой. — У меня много работы…
— К поездке допускаешь? — лицо водителя мгновенно помрачнело, губы скривились в подобие усмешки.
— Да, конечно, — пробормотал председатель. — Езжай.
Договориться с Витей, кто за рулем и вовсе проблемы не составило.
— Как хочешь, — легко согласился напарник. — Хочется ехать половину ночи, я мешать не буду.
Но половину ночи Валера ехать не собирался. Только до ближайшего бензовоза, а на худой конец и с заправкой попытаться можно. Конечно, жаль Витю, но сын важнее.
Недавно в параллельном классе у девочки мать похоронить не смогли — поговаривали, что спящая — так одноклассники довели ее до самоубийства своим: «Твоя мама живой мертвец! Она по ночам людей поедает!»
* * *
Несколько секунд растянулись в вечность. Артур видел, как автобус пересекает двойную сплошную, видел, как округлились глаза водителя бензовоза, как он принялся крутить баранку вправо.
Артур понял, что сейчас погибнет. Одновременно понял, что описался. И ему стало стыдно.
Бензовоз разворачивало. Он начал заваливаться, когда автобус врезался в цистерну.
— Прошлым вечером на трассе М4 — Дон пассажирский автобус следующий из Соминска в Москву столкнулся с бензовозом, — передавали в утренних новостях. — Взрыв был настолько сильный, что осколки раскидало в радиусе километра. Погибли все пассажиры автобуса, а также оба водителя. Всего пятьдесят семь человек. К другим новостям. Известная актриса вновь выходит замуж…
* * *
Кровать с сеткой и деревянным подголовником, казенная тумбочка, встречающаяся лишь в больницах да военных частях, миллиард лет некрашеные стены, перекошенные деревянные рамы, решетки с палец толщиной — все напоминало о госфинансировании.
Утром Вика обычно глядела в окно, на серую бетонную плиту, составляющую часть забора и единственный вид. Иногда прислонялась щекой к стеклу и тогда могла рассмотреть крохотный кусочек неба сквозь тройной ряд колючей проволоки.
Примерно в обед садилась на кровать и смотрела в противоположную стену, а ближе к вечеру начинала ходить по комнате.
Когда темнота укрывала мир, Вика делала комплексную разминку мышц и всевозможные физические упражнения вплоть до того, что подтягивалась на крючке от люстры.
Распорядок дня перемежался непонятными опытами, где она чувствовала себя белой крысой.
Поначалу Вика пыталась считать дни, но сбилась на седьмом, когда мозг прекратил воспринимать происходящее. Сознание начало затуманиваться, стали мерещиться люди. Даже глядя в окно, и видя, что там солнечный день, Вика не могла определить время суток. А в один прекрасный момент разум отключился. Она не знала, сколько прошло времени, чем занималась. В какой-то момент осознание происходящего вновь вернулось. Но мир начал ощущаться по-другому. Мозг начал работать иначе. Будто механизм, который давным-давно отработал срок, но после капремонта получил вторую жизнь. Вика с удивлением обнаружила, что может вспомнить жизнь в мельчайших подробностях. Появилось множество ситуаций для самоанализа. Все равно других занятий нет. Книги, телевизор, радио — все химера.
— Не полагается, — единственное, что твердили охранники на любые просьбы спящей.
Вика и сама прекрасно понимала, что не полагается. Ведь у доведенного до отчаяния человека любой предмет может превратиться в оружие. Только она прибыла, как ее раздели донага и отвели в эту комнату. Любые попытки открутить подголовник кровати закончились неудачей, болты с гайками были приварены к металлическому каркасу. Тумбочка оказалась настолько трухлявой, что не выдержала бы и шоколадку. Вика вообще не понимала, зачем здесь находиться этому предмету, если в него все равно класть нечего. Люстра отсутствовала. Вика пыталась вырвать крючок, но видимо она не первая, кто старался это сделать. Из пружин кровати оружие не получилось, как не придумывала. Из матраса, так и подавно.
Кроме воспоминаний остались лишь малопонятные эксперименты. Раз-два в день на нее надевали маску и куда-то вели. Лифты, лестницы, коридоры… Что-то подключали к телу, чем-то смазывали, что-то вкалывали…
Было страшно, когда первый раз пустили электрический ток. Вику несколько раз било током на заводе, потому она моментально узнала эти неповторимые ощущения. Хотела закричать, но язык не слушался; вырваться, но мышцы не повиновались…
Сознание вернулось в комнате.
* * *
Руслана она больше не видела. Тревога и пустота в душе постепенно заменились полным равнодушием. Причем не только по отношению к Руслану, но и к себе. Целый день Вика вспоминала собственную жизнь, а по ночам тренировала тело. Вначале заниматься физическими упражнениями начала попросту от скуки. Вскоре с превеликим удивлением обнаружила, что мышцы продолжают развиваться.
Она не знала, радоваться или грустить таким изменениям. Не могла понять, откуда мертвые ткани получают питательные вещества. Также не понимала, как могла пройти гематома на лице и зажить все царапины и ушибы от аварии.
Однако факт оставался фактом.
В один из дней вспомнила фрагмент из замечательного времени — детства. Когда мама уезжала в командировку, Вика оставалась с отцом, который разрешал гулять до одиннадцати, половину ночи проводить с Дашей, не есть, не ходить в школу, не делать уроки, не мыть посуду, спать хоть круглыми сутками. В одну из таких маминых командировок, когда сонная одноклассница побрела домой, Вика пришла пожелать папе добрых снов. Но отец спать даже не собирался. Он сидел за кухонным столом над листком бумаги, ручку нервно теребил в руках. Папа иногда писал в «Вечерний Соминск» статьи на злободневные темы. Несколько раз их, после редакторской правки, даже публиковали. Но Вика никогда не видела, чтоб он сидел перед пустым листком с таким грустным и одновременно решительным видом.
