Очень нечастое вооружение. Но – толковое, знал Пастух. И подумал мельком: откуда эти два орангутанга взялись в поезде? Раньше он их вроде и не видел… Или люди Слима по всем вагонам расселись, разлетелись, растеклись, а теперь вот самый момент стечься… И кстати, Слима-то рядом с орангутангами не видно, он не идиот, чтоб лезть в дурацкую драку и самому светиться…
И все было, как в первый раз.
Пастух выстрелил первым, Стрелок вторым. Оба по разу, получается. Начало как-никак положено. Если это вообще было начало. Но если и продолжение, так очень поганое. Два трупа в коридоре вагона, вопли из соседних купе и, что самое смешное, топот ног не прочь, а как раз к месту происшествия с безумным – воистину! – интересом: кого это только что порюхали из огнестрельного страшного оружия?..
Все, что происходило до сих пор – отставания от поезда, полет на вертолете, испытания Марининого прибора, – все это были игрушки для детей младшего возраста. А два трупа – это для очень серьезных, очень нервных и очень любопытных взрослых. Беда прям. Хотя – всего лишь два. Пока…
Пастух встал в коридоре памятником. Стрелок – обок. Шухрат и начальник поезда тоже вышли из купе.
– Спокойно, господа, – ласково говорил Пастух, – не толпитесь в коридоре, ничего особого не случилось, просто два посторонних гражданина зашли не туда, куда им следовало. Вот и начальник поезда подтвердит… – Начальник поезда подтвердил, кивнул согласно. – А вообще-то это уголовные преступники, убийцы, разыскиваемые Интерполом вот уже год с лишним… – И далее такое же беспросветное ля-ля, но ведь как-то надо утишить публику, снять ненужный напряг, хотя, понимал прекрасно Пастух, два трупа в коридоре красивого вагона – это вам не кино по дорожному DVD-плейеру. Это реальный жесткач! Поневоле сбежишься к нему из родных купе. Сейчас еще и из соседних вагонов нагрянут – кто ж у нас не захочет на убиенных поглядеть?..
Что дальше-то? По правилам – надо срочно сообщить о происшедшем начальнику поезда, но он здесь, все сам слышит и видит, и уж точно обязан известить кого надо по пути следования, и эти «кто надо» встретят поезд на следующей остановке, заберут трупы, абсолютно естественно возьмут в багинеты Пастуха, Стрелка и Марину до кучи – и конец путешествию. Ну, в лучшем случае остановка на пути невесть сколь длинная. Вот уж не знали, на что шли, когда поезд от владивостокского перрона отчаливал…
Пастух и Стрелок собственноручно вытащили трупы на вагонную площадку, уложили у двери и прикрыли мешковиной, раздобытой откуда-то проводницей. На площадке было ветрено, холодно, несмотря на лето за окном, ну прямо холодильник какой-то. Как для покойников и положено. До Ишима час с небольшим пути оставался, ничего с оными покойниками не случится, а в Ишиме их, казенно говоря, изымут, как, впрочем, – не исключал Пастух – и его лично заберут в багинеты плюс Стрелка до кучи. Одних в морг, вторых – в ментуру. Это было скверно, поскольку хрен его знает, сколько времени займет милицейская любознательность. Но особо Пастух не напрягался: разговор с Наставником был хоть и разносный, но в итоге конструктивный. Наставник Пастуха преотлично знает, по большей части понимает и поддерживает на плаву. К счастью для Пастуха или к несчастью – это по сей день неведомо, но жить можно. И даже интересно. И полезно для дела. Наставник многорукий кому-нибудь из своих правых-левых рук поручит звякнуть ишимским ментовским начальникам – те и не станут Пастуха снимать с поезда, а если уж подопрет, то кто-то из ишимских сыскарей останется в поезде, проведет казенный допрос и сойдет на следующей остановке, которая будет вообще в Тюмени, почти четыре часа от Ишима грохотать колесами. Так и радость нечаянная для сыскарей: Тюмень – город большой и богатый, можно счесть поездку командировкой, что и положено, и до отбытия домой прикупить жене и детишкам чего-нибудь радостного…
– Уже двое, – сказал Стрелок.
– Еще пока двое, – мрачно поправил Пастух. – Готовься показания давать. Если придется… Хотя… – помолчал, подсчитывая в уме, – где-то там в поезде еще штук пять кандидатов на убиение топчется. Включая моего лучшего дружбана Слима.
– С ним будет посложнее, – сказал Стрелок.
– Уже сложно до злости. Прям как хомут у меня на шее – и все не снимается и не снимается.
– Снимешь, – беззаботно сказал Стрелок, – дело времени, патроны пока не перевелись.
Счастливый человек Стрелок, подумал Пастух, никогда не переводятся у него патроны и не водятся дурацкие сомнения типа «а вдруг», «а если». Он просто действует, не особо-то и задумываясь, у него толковая программка в башке заложена – и на выживание, и на уничтожение. И хорошо в общем-то получается.
А расслабляться поводов не было. Два боевика Слима пошли на задание и не возвратились, хотя уже пора. Эта мысль наверняка сидит в башке Слима, и он опять наверняка останавливаться не станет. Сколько времени есть для легкого передыха от войнушки? К Ишиму поезд прикатит не скоро. У Слима в запасе осталось сколько?.. ну, трое, похоже, или максимум четверо. Варианты? Первый: ждать следующих гостей. Ждать осознанно, подготовиться, Марину от вредных мыслей отвлечь, а там… А что там? Придут и придут. Плюс: что-то, может быть, новенькое, не игранное Слим сочинит. Только вряд ли. Вагон – он и есть вагон. Дверь с одного конца, дверь с другого конца – выбор копеечный…
– Пошли к Марине, – сказал Стрелку.
– А тамбуры караулить? – удивился Стрелок.
– А ты в купе не входи, в коридоре постой – у Марининой двери. Переговариваться спокойно можно. Устанешь стоять, я тебя подменю. А если кто чужой в вагон войдет, так ты его первым заметишь…
Гостей в купе у Марины на сей момент не было. Она сидела одна, книжку читала. Спокойная.
– А где все начальники? – поинтересовался Пастух.
– Отдыхают от меня, – сказала Марина. – Разошлись. Не исключено, дело свое делать пошли. А вы им на смену?
Большой приязни в голосе Марины не слышалось. А и то понятно: устала от великой заботы о себе единственной со стороны всех, кто бы мимо ни прошел – начиная от привычного рядом Пастуха до начальника поезда и его среднеазиатского гостя.
– Что еще ожидается? – спросила она. – Танковая атака на поезд? Бомбардировка с воздуха? Поджог вагона с двух сторон?..
Выбор был справный.
– Поджог вагона как-то более понятен, – сказал Пастух, усаживаясь напротив. – Экая у вас, однако, фантазия!..
– Мне хватает реальности, – мрачно сказала Марина. – Какая следующая станция?
– Ишим, – ответил Пастух. – И часу не пройдет… А вам зачем?
– У вас в этом Ишиме никого нет из вертолетчиков?
Пастух засмеялся.
– Славная идея. Эка вы подсели на вертолеты!.. Лететь из Ишима в Москву – если какой-то пилот-мазохист на это клюнет – очень долгая история. И тяжкая, и неудобная, и простудная, и вообще. Короче – совсем не прогулка. Надеюсь, вы удачно пошутили? Хотя идея со стороны – красивая…
– Неудачно. – Мрачность в голосе не исчезла. – Устала я, Пастух дорогой и Стрелок милый. Кстати, Стрелок, чего это вы в купе не заходите?
– Насиделся, – с грустью сказал Стрелок.
– Опять охраняете, – вздохнула тяжко. – Скорей бы Москва. Домой я хочу…
Тут она была права. Пастуху тоже до смерти надоело путешествие по Транссибирской дороге. И все время пасти, сторожить, охранять, следить – надоело. Да и впрямь тяжко всем едется – предвоенная какая-то обстановка, напряженная, тягостная, нерезкая, а самой войны – ну хотя бы с криками, плачами, мордобитием, а то и стрельбой как в никуда, так и по человекам – пока не видно. И то хлеб, как говорится…
А дома Марину никто не ждет, даже домработница. Ну нет у нее пока дома, вышло так.
– Сколько их было, татей? – сложно спросила она.
Но Пастух понял.
– Да сколько б ни было прежде, все безопасны уже. А те, кто еще опасен… Ну, Марина, право, я не умею предсказывать будущее. Ну, двое, как вы говорите, татей бродят где-то по вагонам. Или трое. Или пятеро. Не знаю. Поверьте, не стоит уж так опасаться этих троих – пятерых. Они – болванчики, солдаты, машинки заведенные, они предсказуемы и не так уж и страшны, поверьте. Страшны те, кто их за ниточки дергает.
– Слим ваш? – зло спросила.
– Он не мой. Хотя… Да, он мой личный враг, но это давняя история, лесом поросшая, не берите в голову. Я его однажды убил. А он не убился. Уж так вышло, моя вина. И явился сюда, в поезд, но – по вашу милость. Он вас убивать не собирается, вы ему живая нужны… Да еще я тут… Впрочем, вы это сами понимаете, так?
Она смотрела в окно, за которым ничего толком видно не было: поезд сильно раскочегарился, быстро катил.
Пастух ждал.
– Вот что, – сказала она, отвернувшись от окна, – вы не думайте, что я там обижаюсь, или сержусь, или еще чего-нибудь. Но я – женщина, право слово, извините, если что не так. Мне не страшен ваш Слим, как не были страшны прежние лиходеи. Я вообще не пугливая, и вам я верю, слышите?.. Ну вот верю – и все. Не бросайте меня, Пастух, я знаю, я – ваша работа, но не бросайте эту работу, ладно? Мне в Москву хочется, и чтоб дело поехало, раскрутилось, и чтоб вы не исчезали…
