день белугой выть, — чуть ли не
кричала Дуняша.
— Может, и разорят, — всхлипнула потрясенная обрисованной картиной Любаша и
неожиданно сердито выпалила: — но Яким не дурак.
Дуня раздраженно замахала на неё руками, чувствуя, что готова вкладывать ум в дурочку
дедовским методом.
— Уйди, бестолковка!
— Боярышня, миленькая! — Любаша протягивала руки в мольбе:
— Пропадёт он без меня!
Дуня отвернулась, но жертва любви, как заправская сказительница расписывала горести, которые Якимка испытает без неё.
Наконец Дуняша сообразила, что видит перед собой тяжёлый случай, не поддающийся
лечению, и буркнула:
— Весной отправлю Якимку к утёсу, посмотрю, как он на месте работает, а там видно будет.
Ты же пока со мной останешься, и кто знает, может, ты его через день забудешь. С глаз
долой — из сердца вон!
Любяша подскочила, низко поклонилась и отбежала, но Дуня успела расслышать:
— … не забуду!
— Тьфу, дура! — выругалась боярышня и с испорченным настроением поплелась в дом.
Накатила апатия. Период неугомонной детскости сменился взрослым спокойствием.
Захотелось пойти на кухню, приготовить себе вкусненького и, завалившись на постель, читать
книги. С особым смаком вспомнился щербет, который она делала в имении. Там ей казалось, что она будет часто готовить его в городе, но идущие один за другим посты обломили сладкие
мечты. Ну, а книги… тут без комментариев. Хотя ведь собиралась же делать книжку-раскладушку!
Дуня съела подвявшее яблочко и решительно полезла в короб, где залежалась
подготовленная бумага для кирагами. Из-за поездок в Кремль пропадала светлая часть дня, и
Дуняша вынуждена была откладывать свою задумку.
Затея вырезания объёмных картинок увлекла Дуню на несколько дней, а потом её
пригласили на именины княжича, и готовая книжка стала прекрасным подарком. После этого
Дуня вновь стала частым гостем в Кремле.
Вместе с Иван Иванычем они складывали бумажные фигурки из ненужных свитков, потом
занялись созданием картин из скрученных цветных бумажек, вырезали несколько объёмных
картинок.
Мария Борисовна одобрительно отнеслась к спокойным играм, тем более боярин Никифор
под это дело привёл человека, поведавшего о красящих веществах и их стоимости. Неожиданно
для всех княжич увлекся чеканкой по меди, но тут старая княгиня устроила безобразный
скандал.
Отголоски её воплей, что негоже наследнику Великого князя портить ручки, добрались до
Дуни в виде агрессивного отношения со стороны боярынь старой Ярославны. Каждая норовила
толкнуть девочку, проходя мимо, дернуть за волосы, а однажды Дуню втащили в холодную
клетушку и заперли там. Хорошо, Маша подняла тревогу, а то бы закоченела.
Так близкий круг старой княгини выражал ей негодование за влияние на наследника. Дуня с
удовольствием посидела бы дома, потому что собственных дел в первую половину дня у неё
было выше крыши, но княжич требовал от матери, чтобы та приглашала её.
Через пару недель между великими княгинями вновь наладился мир и Дуню оставили в
покое. Но она привыкла быть настороже и внимательно следила за кусачей сворой главной
мымры и сразу заметила, как изменилась их манера общения. Ближний круг Ярославны словно
объелся патоки, и боярыни без меры слащаво улыбались, льстили и лезли в подруги к ближним
Марии Борисовны. Даже Дуню каждая норовила демонстративно погладить по голове, от чего у
девочки по спине бежали мурашки.
Наконец вернулся отец и дом наполнился гостями. Многие пришли узнать новости и просто
посидеть поговорить. Милослава расцвела и порхала, как девушка, но вскоре Вячеслав вновь
собрался в дорогу. На этот раз он должен был сопровождать князя в Коломну, и вряд ли они
вернутся раньше, чем растают и высохнут дороги.
Дуне было грустно вновь провожать отца. Он постоянно рисковал собою, исполняя княжьи
поручения, да и просто находясь в дороге. Его лоб пробороздили глубокие горизонтальные
морщины, а вокруг глаз обозначились гусиные лапки, да и тело выглядело высохшим. Ему бы
два-три месяца побыть в покое, но…
Мама плакала, а дед обзывал её дурой, говоря, что Славка ради них всех старается, и что
лучше бы она заказала Машке девичий венец и приодела.
— Жениха ищем, а девица лишь косу заплела как надо — и всё. Пора уже одеваться, как
положено!
— Да рано в косу ленту вплетать, — засомневалась Милослава.
— Тьфу, я тебе о нарядах толкую, а ты…
Боярыня встрепенулась и тут же покаялась:
— Ох, прости меня батюшка, ничего не соображаю! Сердце гложет разлука с мужем моим
любимым… А для Машеньки девичий венец уже давно готов, не беспокойся.
— Вот и хорошо, — одобрил Еремей, а потом неожиданно для невестки поделился с нею
своими мыслями: — Милослава, ты хоть и баба, а должна была приметить, что наше княжество
прирастает людьми, да землями.
— То так, батюшка, — внимательно слушавшая боярыня чуть наклонила голову.
— Всё и всех учесть надо, — Еремей пожевал губами, подбирая понятные слова для
невестки. — Я в свой приказ новых людишек принял… Хм, не о том я, — недовольно сам себя
перебил боярин. — Яков Захарьич…
— Кошкин?
— Да, он. Так вот, о чём я… Яков Захарьич говорит, что князь наш будет думу расширять, и
мой голос станет не совещательным, а решающим.
— Ах, честь-то какая! — Милослава перекрестилась на радостях. — Но, батюшка, я
слышала, что в думу за этот год и прошлый вошло много князей и их наилучших бояр.
— То так, — кивнул Еремей.
— Не понимаю, зачем же ещё людей вводить?
— Чего ж тут не понять, — хмыкнул свекор. — Князья пришлые и их первые бояре нам не
свои. Пока… — тут Еремей Профыч поморщился, но углубляться в дела думы не стал, — они
все участвуют только в обсуждениях, но Иван Васильевичу все одно нужны верные ему бояре в
думе. А где их взять?
— Так нешто нету?
— Я же тебе говорю, то бояре из присоединенных княжеств, а нам свои люди нужны в думе!
— терпеливо объяснял Еремей.
— Так может, тебе чин окольничего дадут?
— Может… — помечтал боярин, а потом сердито посмотрел на невестку и перекрестился, прося не вводить его в соблазн, а глупой бабе умерить аппетиты. Обстановка в Кремле была
сложной, а конкуренция за близкие к князю места жесткой. Услышь кто слова Милославы о её
чаяниях на пост окольничего и весь род вырежут.
Великий князь намеревался дать право решающего голоса нескольким думным дьякам, которые ведали самыми важными приказами, а потом думал занять выжидающую позицию.
Иван Васильевич
