закивали, переводя взгляд на Дуняшу.
Она сразу сжала зубы и опустила голову, чтобы не усугубить своё положение, а то к
непослушанию приплюсуют непочитание старших, гордыню и одержимость. Княжьего
наставника удовлетворило увиденное и он увёл её в молельню.
Стоя на коленках, Дуня читала псалмы, а он объяснял ей смысл произнесённого ею. В
отличие от отца Варфоломея отец Феодосий рассказывал интересно и чувствовалось, что он
понимает, о чем говорит, а не выдаёт заученные тексты, но страдания сделали её глуховатой.
Когда отец Феодосий отпустил её, сочтя достаточно вразумленной и усмиренной, то Дуня еле
поднялась и думала только о том, как бы поскорее добраться до дому и лечь в мягкую тёплую
постельку.
Маленькая боярышня плелась по коридору жилого княжьего дворца и вздыхала, жалея себя
и всех детей этого времени. Возвращаться к рукодельницам ей не хотелось, но без Маши она не
могла уйти. Дуняша нашла тихий уголок в многочисленных переходах и присела там на
скамеечку. Она уже хорошо ориентировалась в тереме, и знала, что почти из любого местечка
будет слышно, когда боярышни начнут разъезжаться по домам.
Спустя некоторое время послышались чьи-то быстрые шаги, и Дуня приняла
благопристойный вид. Если кто-то спросит, что она тут делает, то скажет, что обессилила и не
может дойти до…
— Ты чего тут? — пробегавший мимо княжич резко остановился и, сделав шаг назад, задавая свой вопрос.
— Э… — растерялась Дуня.
— А я за тобой. В кузню идём? — радостно воскликнул Иван Иваныч.
— Э… — воодушевление приятеля диссонировало с расслабленным состоянием Дуни.
На лице княжича расплылся синяк. Видно, после вчерашнего падения.
— Ты чего такая квёлая? — не отставал он.
— У отца Феодосия была, — вздохнула боярышня.
— А-а, — понимающе протянул Иван Иваныч и оглянувшись, сделал шаг вперед и
прошептал: — Душный он, хоть и умный!
Дуня согласно кивнула.
— Когда я вырасту, то всё сделаю, чтобы услать его подальше! Пусть монахам несет свет
учения!
— Только не забудь! — горячо поддержала подружка.
— Ну, идём? — нетерпеливо повторил княжич и они побежали одеваться.
В кузнице им пришлось хмуриться и требовать, чтобы мастер сделал именно так, как ему
говорят, а не задавал вопросы «зачем», «для чего», «почему»! Княжич и сам не знал, зачем ему
нужна проволока, накрученная на трубу, а Дуня не была уверена, что получится игрушка
слинки. Ну, та самая пружинка, что ходит по лестнице! В России её все видели в пластмассовом
виде, но придумана она была тогда, когда пластмассы ещё не было, и Дуня надеялась, что
металлическая слинки будет «шагать» не хуже пластмассовой.
Кузнец начать выяснять детали. Его интересовали размеры. Дуня пыталась показать на
пальцах, но кузнец достал образцы.
— Вот струна для кольчуги, — показал он, — а это бабам для шитья.
— Э, — вцепившись в образцы, Дуня уверенно заявила: — Эта толстовата, а эта тонковата!
— Хм, — кузнец обхватил руками бороду и, отойдя в сторону, начал что-то искать. — А эта?
Дуня увидела в его руках моток медной проволоки.
— Да! — радостно закричала она и от избытка эмоций захлопала в ладоши.
— Дальше объясняйте, что вам нужно, — удовлетворенно кивнув, продолжил кузнец.
— Всё просто!
Дуняша кинулась к сваленным в кучу разным болванкам и выудила оттуда подходящего
размера обожженную деревяшку.
— Намотать на неё.
— Сколько?
— Да весь этот моток, — пожала плечами боярышня.
— Дорого станет…
Княжич с царственным видом положил серебряный рубль. Кузнец покачал на руке моток
меди, посмотрел на монетку и приступил к работе. Дуня думала, что он просто намотает
проволоку и всё, но кузнец разогрел её, потом прокатал, ещё раз подержал над огнём…
Иван Иваныч нетерпеливо следил за изготовлением большой пружины и гадал, понравится
ли ему итог. Дунька обещала удивить его, но пока княжич не видел ничего, что могло бы
вызвать интерес. А холопы наверняка уже доложили дядьке Никифору, что он убежал с ней к
кузне.
— Готово, — объявил мастер, — почистил, как мог, но вижу уже, что вам обоим невтерпеж.
Кузнец осторожно снял с болванки медные слинки и поставил на край стола. Он уже
отворачивался, чтобы кинуть болванку на место, как девчонка по-другому расположила
намотку и подставила ладошку чуть ниже столешницы. Изготовленное его руками изделие
колыхалось, словно студень, а потом часть витков вздрогнула и сдвинулось в детскую ладошку.
— Подставляй руку! — радостно воскликнула Дуня и показала подбородком, куда княжичу
поставить ладонь.
Не успел он это сделать, как намотка сделала следующий шаг. А там уже Дунька вновь
подставила руку.
— Да как же это?
Кузнец попятился, осеняя себя крестом. А изготовленная им вещь перебиралась по детским
ладоням на пол и там ещё сделала пару шагов. Помощники кузнеца с воплями бросились вон из
избы, а у него отнялись ноги.
— Свят, свят, свят, помилуй меня грешного… — в изнеможении повторял он, не в силах
сойти с места.
В кузню ворвался боярин Никифор Палка и только тогда кузнеца отпустило и он, бухнувшись на колени, пополз к боярину, прося прощения и милости.
— Не виноват… не знаю, как струна ожила… клянусь, ничего такого не делал, а она
зашевелилась и пошла…
— Чего мелешь, дурень? — разъярился боярин, внимательно разглядывая своего
подопечного с подружкой. Оба смиренно стояли и с искренним удивлением смотрели на
ополоумевшего кузнеца.
А тот рукой тыкал в сторону детей и нёс околесицу. Никифор хотел было сделать внушение
подопечному, чтобы не убегал и отпустить, но тут приметил, что тот прячет руки за спину.
— Что у тебя там?
— ТАМ! — возопил кузнец, — ЧЕРТ!
Дуняша раскрыла глаза и копируя отца Феодосия, осуждающе покачала головой. Княжич
тоже был поражен реакцией, казалось бы, спокойного и рассудительного мастера.
Боярин не выдержал и пнул ногой безумца, а тот лишь яростнее стал креститься.
— За мной! — велел боярин детям и они, обходя по дуге кузнеца, поспешили за ним.
Никифор Палка хотел повелеть воспитаннику, чтобы тот сразу же показал, что прячет, но во
дворе начал собираться народ и он быстрым шагом повёл мелких непосед в терем. Дуня краем
глаза увидела, как встрепенулся её Гришка, дожидавшийся выхода сестер Дорониных у самых
ворот и успокаивающе помахала ему рукой.
Но даже издалека видно было, что это нисколечко не успокоило его и он помчался в дедов
приказ сообщать о непонятной активности возле
