– Сильно больна, говоришь? Ладно. Посмотрю. Далече живешь-то, офицер?
– Девушка у своих родителей, они живут…
Распутин прервал подпоручика:
– Ладно, это неважно. Вы на чем приехали?
– На пролетке.
– Не поместимся. Так, подпоручик, ступай, отпусти извозчика, я коляску вызову. На ней поедем.
Кириллин вышел в подъезд.
Покровский спросил:
– Зачем меня видеть хотел, Григорий?
– О том позже поговорим. Жди, сапоги надену.
В начале одиннадцатого коляска Распутина остановилась у дома на набережной. Ворота были открыты. Григорий и его спутники без препятствий прошли в нужный подъезд.
Дверь открыл отец девушки, увидел Распутина и тут же упал на колени:
– Старец? Ты ли это? Не верю глазам своим!
– Встань! Не суетись! – приказал Распутин. – Веди к больной.
– Да, конечно.
Все вошли в гостиную. Мать девушки побледнела, увидев знаменитость.
– Господи, сам Распутин!
– Что вы заладили: Распутин, Распутин… Где больная?
– В спальне, Григорий Ефимович. – Женщина указала на ближайшую дверь.
– Всем оставаться здесь и молиться. В комнату не входить, не мешать. Выйду, скажу все как есть, – распорядился старец и скрылся в спальне.
Кириллин представил родителей своей девушки:
– Знакомьтесь, князь, это Андрей Федорович и Антонина Васильевна. – Он указал на генерал-майора: – А это князь Алексей Евгеньевич Покровский. Благодаря ему Распутин здесь.
– Спасибо вам, князь, – сказал глава семьи и низко поклонился.
– Не стоит, Андрей Федорович. Вы молитесь, как советовал старец.
– Господи, поверить не могу, у нас дома сам Распутин! – проговорила Антонина Васильевна, тут же опустилась на колени перед образами и начала молиться.
К ней присоединились Андрей Федорович и подпоручик Кириллин.
Покровский же присел на диван.
Через несколько минут Распутин вышел из спальни.
Родители девушки и Кириллин прервали молитву, поднялись и молча смотрели на него.
– Поправится. И пущай ест как следует. Взяли за моду голодать, чтобы фигуру блюсти. Вот организм и ослаб, лишился сил бороться с заразой. Да и мужик ей уже нужен. Так что, подпоручик, коли любишь – женись.
– Да я с радостью, Григорий Ефимович!..
– Теперь ступайте к больной, очнулась она. – Распутин повернулся к Антонине Васильевне. – Ты, мамаша, каши быстро свари, да пожирней. Накорми дочь. И гляди, чтобы ела как следует. Идите все. А мы тут с князем кой о чем потолкуем.
Антонина Васильевна ушла в столовую, Ступин и Кириллин – в спальню.
Распутин присел на стул напротив дивана, взглянул на Покровского своими пронзительными колючими черными глазами.
– Знаю, делами государственными занимаешься. Царь на них тебя послал.
– И что же ты, Григорий, можешь знать?
– Многое. Что для других тайна, для меня не секрет. Коли мыслишь, что кто-то мне сказал о деле твоем, ошибаешься. О нем никто не знает. Только те, кто должен. Дело хорошее, правильное, но пустое, потому как поздно уже. Государь наш отступит от него, подозревая обман. Прежде договорились бы, теперь не выйдет. Но я не о том хотел говорить с тобой.
– О чем же? – поинтересовался Покровский, немного удивленный осведомленностью старца.
– О будущем. Близком и страшном. Ты слушай меня, не перебивая. Потом, как скажу, спросишь. Смогу – отвечу. Пока же молчи. Мне жить осталось недолго, значит и оберегать семью царя будет некому. Это на меня Господом возложено. Тебе хорошо известно, что только я могу усмирить болезнь цесаревича. На такое ни один доктор ученый не способен. Почему так – не знаю. Это тоже только Отцу нашему небесному ведомо. Меня убьют, и останется царская семья одна против врагов многих. Вижу море крови. Война рушит веками созданное, собранное по камешку. Но будет у царя последняя надежа. Ею станешь ты. Если пророчество сбудется и от тебя будет зависеть судьба семьи, помни: не доверяй никому, кроме своих верных офицеров. Ты человек хороший, порядочный, честью дорожишь более жизни. На смерть пойдешь, не думая, исполняя долг. Не верь тем, кто станет тебе нужен. Обманут. Повсюду будет ложь, кровь. Все от безбожников, от дьявола. Вот так, князь, я все сказал. Теперь можешь спрашивать, хотя ничего нового не услышишь.
Покровский вдруг ощутил тревогу и спросил:
– Когда случится то, о чем ты говорил?
– О том в завещании моем узнаешь. Покуда я и сам в тумане, но тот пред смертью рассеется. Господь многое открывает тому, кто обречен на гибель мученическую.
– Мудрено говоришь, Григорий.
– Иначе не могу. Сказал то, что сейчас вижу. На царя не серчай, коли отлучит. Не в себе он будет, пожалеет о том, вернет. Если времени хватит. Ты услышал меня, князь?
– Услышал.
Распутин перекрестил Покровского:
– Да хранит тебя Господь.
– Ты уходишь?
– Да. Здесь мне боле делать нечего. Девица поправится, с тобой поговорил. Рад этому. – Распутин, не прощаясь, вышел из квартиры.
Тут же появились родители девушки и подпоручик Кириллин, который воскликнул:
– Не поверите, князь, Лиза пришла в себя, сама есть попросила, а жара как не бывало. Чудеса, да и только.
– Ну и слава богу.
– А где Григорий Ефимович? – спросил отец Лизы.
– Сделал свое дело и ушел.
– Но как же так? Без благодарности?! Я бы денег дал.
– Отдайте их в детский приют. Распутин то же самое сделал бы.
– Да? Ладно, завтра же и отдам.
– Я тоже пойду. Подпоручик, вы, как понимаю, остаетесь?
– Хотелось бы, но если нужен…
Покровский прервал Кириллина:
– Оставайтесь.
– Я пойду извозчика найму. Они тут недалеко стоят.
– Не беспокойтесь, сам управлюсь. До свидания.
– Спасибо вам, князь, – сказала мать Лизы.
– Мне-то за что? Распутина благодарите, – сказал Покровский и ушел.
Распутин же, выйдя из подъезда, шел к коляске и шептал:
– Услышал ты меня, князь, да одного не ведаешь. Надежей государя станешь, только изменить ничего не сможешь. Никто не сумеет, коли сбудется пророчество. Ты погибнешь вместе со своими верными офицерами, как рухнет все! Не стал бы ничего говорить, да только ты сам пойдешь за государем, потому как останешься верным долгу до конца.
До дома Григорий ехал молча, закрылся в комнате и молился до утра, прося у Господа милости. Не себе. Государю и его семье.
Покровский пребывал под впечатлением разговора с Распутиным. Дома он долго размышлял над словами старца и прошел в спальню, когда за окном уже забрезжил рассвет и по стеклам окон ударили первые капли дождя.
В семь часов его разбудила трель телефона.
– Покровский, слушаю, – ответил он.
– Это полковник Григорьев. Доброе утро, князь.
– Доброе, Павел Владимирович.
– Вам следует к десяти часам прибыть в Царское Село к государю. Мотор подойдет к вам в девять.
– Я понял, полковник, буду!
– До свидания.
– Всего хорошего. – Покровский положил трубку.
В назначенное время генерал-майор вошел в кабинет императора:
– Здравия желаю, ваше величество.
– Здравствуйте, князь. Вы наверняка догадались, зачем я вас вызвал.
– Предстоит встреча с бароном Вейсе?
– Да. Завтра, в том же месте, в то же время.
– Что я должен ему передать?
– Об этом немного позже. Вам известно, что австрийские и германские войска начали наступление в Галиции?
– Так точно. Но в общих чертах.
– Я говорил, что Вильгельм предпримет попытку сделать меня сговорчивей. Так он и поступил. Ударная группа под командованием генерала Августа фон Макензена 19-го числа перешла в наступление у города Горлице. Участок прорыва оставляет более тридцати километров.
– Это тот самый Макензен, который командовал корпусом, входившим в Восьмую немецкую армию, и участвовал в разгроме частей Самсонова?
– Да. Против ударной группировки германцев действуют части Третьей армии генерала Радко-Дмитриева. Меня очень беспокоит то, что немцы на данном направлении имеют двойное численное превосходство. По данным ставки, противник имеет в два с половиной раза больше пулеметов. Но главное – подавляющее превосходство германцев в артиллерии. В целом оно трехкратное. Добавлю, что в Третьей армии всего четыре тяжелых орудия, у Макензена же их более четырехсот пятидесяти, а также почти сто минометов, которых у нас вообще нет. При таком соотношении сил Радко-Дмитриев никак не мог остановить немцев и начал отступление к реке Сан. Но это не последний рубеж, который нам придется оставлять при интенсивном наступлении противника. Вильгельм вот-вот начнет атаковать и на севере. Там, к сожалению, наши позиции на данный момент тоже не столь крепки, как мне того хотелось бы.
Покровский кивнул:
– Да, обстановка в Галиции угрожающая.
– Теперь что касается вашей миссии. Послушайте Вейсе и передайте ему, что я не пойду на сепаратный мир. Россия останется союзницей Франции и Англии и выполнит свои обязательства до конца. Скажите, что я не верю Вильгельму. Да, сейчас мы находимся в сложном положении, но это дело временное. Насчет же революционного движения, то пусть кузен разбирается с ним в Германии, а о России не беспокоится. В своем доме мы как-нибудь сами наведем порядок. Это все, князь! Вопросы ко мне есть?
