— Идем, — произнес он напряженно. — Оно ничего нам не сделает. Просто идем отсюда.
Когда дверь в библиотеку захлопнулась, оба привалились к ней спинами и чуть прикрыли глаза, тяжело дыша. Луна прижала ладонь к шее: пульс постепенно восстанавливался. Глупо было рассчитывать, будто оно — это жуткое… черное — не сумеет проникнуть в библиотеку. Но сейчас оно само отпустило их. Исчезло кошмарное ощущение чужого взгляда, полного чудовищной, нездешней ненависти.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — прошептала Луна, не решаясь озвучить мысли.
— Наверное, — отозвался Гарри. — Что если это и есть хранители? Да?
— Это объяснило бы страх Драко. Помнишь, в ауроскопе?
— Да. Если ему угрожает именно эта Тварь, — Гарри нервно, почти истерично усмехнулся, — тогда я понимаю его рвение свести счеты с жизнью. Допустим, Моуди что‑то узнал о долге, который Малфою придется исполнить. Он преподнес все так, будто в поместье находится некая карта или улики против Малфоя. Устроить Люциусу побег из Азкабана? Как, тянет на долг?
— Давай поищем, — Луна оттолкнулась от двери. На мерцающей на полу пыли остались следы от ее ботинок. — Внизу есть еще одна библиотека гораздо больше этой, но…
- … Малфой стянул книгу именно отсюда, ты это хочешь сказать?
— И там нет пыли, — улыбнулась Луна.
* * *
Пятью часами позже Гарри спрыгнул с высоченной лакированной лестницы, прислоненной к одному из стеллажей. Даже не спрыгнул, а свалился. Ноги подкашивались от постоянного лазанья вверх–вниз, от усталости и напряжения казалось, будто в глазах царапается песок.
— Луни! — позвал он громко. — Похоже, я нашел.
Луна тотчас вынырнула из‑за соседнего стеллажа: рукава закатаны, блузка полурасстегнута, кончик носа в серой пыли. Гарри продемонстрировал ей книжку в потертом переплете из зеленой кожи с облезшей позолотой. На переплете было вытеснено всего два слова: "Малфои" и ниже "Кодекс".
— Я же говорил, что это в истории родословной, — устало улыбнулся Гарри.
— Но не уточнил, за какой век, — возразила Луна.
— У меня… — Гарри сощурился, читая названия близстоящих книг, — семнадцатый, вроде. Или шестнадцатый. Никогда бы не подумал, что в этом семействе столько народу. И каждый писал мемуары!
— Открывай, — Луна подошла к нему и встала рядом.
И Гарри открыл.
Сначала ему показалось, что это глупая шутка. Наверное, должно пройти время? Десять минут? Двадцать? Час? Он листал пожелтевшие тонкие, ломкие страницы, а недоумение все возрастало. Страницы были девственно чисты. Все. От первой до последней.
— Что это значит? — пробормотала Луна, поднимая на него недоуменный взгляд.
— Только то, что мы не сможем ничего прочесть, — буркнул Гарри, внезапно почувствовав себя вконец вымотанным. — Еще одна идиотская защита рода! Может, нужно быть Малфоем, чтобы прочесть, что здесь написано?! Или знать какой‑нибудь пароль? Или иметь очередной ключ? Хвосторогу им в зад, как меня все достало!
Он с досадой втиснул Кодекс на стеллаж, не заботясь о том, что его царапают металлические пряжки соседних книг, и направился к двери. Провались оно все пропадом! С него довольно. На дворе вечер, а он голодный, грязный, злой и отупевший от заезженных, несущихся по кругу мыслей. Малфой очухается, и он вытрясет из него правду любой ценой. Хоть угрозами, хоть зельем, хоть Круциатусом. Ему надоело быть деревянным болванчиком, над которым потешается каждый, кому не лень. Полжизни за веревочки дергал Дамблдор: готовил из него агнца на заклание, манипулировал родственными, дружескими, патриотическими чувствами. Теперь Моуди заставляет плясать под свою дудку. Хватит. Надоело.
Гарри вышел из библиотеки и решительной, твердой походкой двинулся по коридору. Луна торопливо шла следом, прижимая к груди Кодекс, который зачем‑то сняла с полки и прихватила с собой. Наверное, она понимала Гарри лучше его самого? Понимала, что пройдет немного времени, его злость уляжется и он снова отправится за этой книгой, потому что Гарри… он ведь не из тех, кто отступает перед такой ерундой, как пустые страницы. Он обязательно отыщет способ прочитать все, что на них написано? Просто не сейчас. Позже.
Как всегда.
— Блейз? — Гарри заглянул в душную, пропитанную какими‑то вонючими испарениями комнату слизеринцев.
— Спит, как младенец, — спокойно прокомментировал Забини, даже не поворачиваясь на голос. В руках у него в пробирке что‑то булькало.
Малфой выглядел немного лучше. По крайней мере, по постели не метался и не стонал в голос. Забини развязал ему руки, чтобы удобнее было брать кровь, и теперь локти Малфоя с задранными до самых плеч рукавами мантии туго перетягивали какие‑то цветные тряпки.
— Бинт забыл, — пояснил Блейз, будто спиной почувствовав удивленный взгляд Гарри. — Пришлось простыню разрезать.
— Ты уже закончил? — Гарри подошел ближе, заглядывая слизеринцу через плечо.
— Почти. Не пойму, что за чертовщина. Я ему все руки уже исполосовал, — он заткнул пробирку пробкой и хорошенько встряхнул. — Никак не удается сохранить результат.
— Так каков вердикт?
— Не могу определить наверняка, Поттер, но зараза в его крови точно есть. Видишь? — он поднял пробирку на уровень глаз. Мутная жидкость в ней тут же расслоилась на желтую и прозрачную. — Осадок на дне видишь? А теперь внимательнее.
Гарри сощурился, глядя так внимательно, как только умел.
Осадок растворился.
— И?
— Вот тебе и "и", Поттер. Был яд, да весь вышел. Или не яд, Мерлин его знает. Ставлю опыт — реакция идет. Только начинаю выделять конкретный компонент — испаряется, будто его и не было.
Только теперь Гарри обратил внимание на тазик с "отходами производства": тампонами, стекляшками, палочками, колбочками и брызгами жидкостей.
— То есть, куда ни кинь – всюду клин, — пробормотал Гарри.
— Главное — Малфой оклемался. Лихорадка прекратилась. Есть надежда, что утром проснется и поговорим.
— Ладно. Тогда я пойду, прогуляюсь.
— Гарри? — окликнула Луна, когда он прошел мимо. — Ты куда?
— Может, совы прилетели.
Совы не прилетели, Гарри знал это. Но оставаться в доме с его холодными коридорами и духотой комнат было невыносимо. Стены давили, в висках тихонько пульсировала боль. Хотелось вдохнуть свежий, сырой воздух, стряхнуть с себя пыль, грязь и усталость и хоть ненадолго отрешиться от всего. Забыть.
Дождевые тучи были тяжелыми, фиолетово–серыми. Дождь барабанил по карнизам и крышам, по листьям деревьев и гравиевым дорожкам. Из‑за туч становилось темно, хотя до ночи было еще далеко.
Гарри развернул над головой волшебный щит и бездумно побрел по узкой, мощеной плитками дорожке вглубь сада. Ветер шевелил листву, и казалось, будто кто‑то шепчется в кронах деревьев. Лесные нимфы? Или садовые гномы? Шелест напомнил ему о призрачных голосах в Арке далеко отсюда, где‑то в министерском Отделе тайн. О тех голосах, к которым присоединился голос Сириуса. О тех, к кому однажды присоединится и его голос. Смерть давно не казалась Гарри чем‑то враждебно–запредельным, смерть — всего лишь рубеж, за которым его ждет встреча с родителями, с крестным, с Люпином и Фредом Уизли, с Дамблдором — со всеми, кого он когда‑то любил, со всеми, кто когда‑то любил его. Он ведь уже был там — в месте, похожем на станцию Кинг–Кросс. Он умер, чтобы другие могли жить. Его тревожила не смерть, но жизнь. Исполнивший свое предназначение Мальчик–Который–Выжил–И–Победил–Того–Кого–Нельзя–Называть. Отработанный материал. Кто‑то думает, можно продолжить, как ни в чем ни бывало? Выучиться на аврора, жениться, наплодить детей, а в старости сидеть у горячего камина, засунув ноги в тапки, и рассказывать, рассказывать, рассказывать, забывая одни детали, выдумывая новые — какая разница? Пугать, шокировать, вселять благоговейный трепет и вызывать восхищение. Шутить. Чувствовать себя победителем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
