Зазвенел меч, вынимаемый из ножен.
— Грози, чем хочешь, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помешать.
— Помешать? Мне? Глупец! Наихрабрейший муж среди живущих не может помешать мне!
И тут Мерри услышал то, чего меньше всего ожидал в страшную минуту: смех. Горедар смеялся, и его чистый голос звенел, как сталь.
— Но я не воин и не муж среди живущих! Перед тобой женщина. Я — Эовина дочь Эомунда. Пропусти меня к Королю, заменившему мне отца. Иди прочь, если ты не бессмертен! Кем бы ты ни был, живым существом или исчадием Тьмы, мой меч падет на тебя, если ты тронешь его!
Крылатое чудовище закричало, но Кольценосный Призрак не ответил. Он молчал, будто вдруг заколебался. Удивление и любопытство помогли хоббиту на мгновение перебороть страх. Он открыл глаза, отодвинув черную завесу трусости. В двух шагах от него сидело что-то огромное, черное и страшное, а над ним высился предводитель Назгулов, Тень Отчаяния. Лицом к нему стояла та, которую Мерри называл Горедаром. Шлем больше не скрывал лица, светлые волосы спадали на плечи, отливая бледным золотом. Серые, как вечернее море, глаза смотрели сурово и гневно, а по щекам текли слезы. В руке у нее был меч, поднятым щитом она пыталась заслониться от страшного вражьего взгляда.
Это была Эовина и это был Горедар: Мерри словно в блеске молнии вспомнил юное лицо воина в Дунгарском Укрытии, который шел навстречу смерти без надежды в сердце.
Удивление хоббита сменилось жалостью и присущим его племени проснувшимся в крайний момент мужеством. Он стиснул кулаки. Он не мог допустить, чтобы Эовина погибла. Во всяком случае, он не допустит, чтобы она погибла одна, без защиты.
Лицо Врага было отвращено от него, но Мерри боялся открыто двигаться, чтобы эти жуткие глаза его не увидели. Он стал медленно отползать вбок. Но Черный Король, со злобным сомнением глядящий на девушку, обращал на хоббита не больше внимания, чем на червяка, ползающего под ногами.
В воздухе пахнуло смрадом — это крылатый упырь замахал крыльями, взвился вверх и, пронзительно крича, бросился на Эовину, выставив вперед клюв и когти. Эовина не дрогнула. Дитя Рохана и Дочь Королей, красивая и грозная, стройная и твердая, как сталь, она ударила сильно и уверенно. Меч рассек вытянутую шею твари, отрубленная голова камнем упала на землю. Эовина отскочила от падающего тела, которое с раскрытыми крыльями рухнуло в траву. Тут небо снова прояснилось. Утренний свет облил королевну и ярко позолотил ее волосы.
Но над убитым чудовищем уже вставал Черный Всадник, огромный, страшный, неотступный. С криком, в котором звучала такая ненависть, что стыли сердца, он поднял и опустил тяжкую булаву. Щит Эовины рассыпался на мелкие куски, сломанная рука бессильно повисла. Девушка опустилась на колени. Призрак нагнулся над ней, заслонил ее, как туча. Его глаза горели огнем.
Он снова поднял булаву, на этот раз — чтобы убить. Но вдруг он пошатнулся, взвыл от боли, опустившаяся булава прошла мимо цели, ее конец зарылся в землю. Это Мерри, зайдя сзади, ткнул мечом сквозь черный плащ и попал в незакрытое кольчугой переплетение мышц над коленом.
— Эовина! Эовина! — закричал хоббит.
Эовина с трудом поднялась и, собрав остатки сил, нанесла рубящий удар мечом между плащом и короной, по склоненным над ней широким плечам. Меч заискрился и рассыпался. Корона звякнула и покатилась по земле. Эовина упала на противника лицом вперед. О диво! Плащ и кольчуга скрывали пустоту. Они лежали в траве, как бесформенные лохмотья, а над полем разнесся жуткий крик, переходящий в рыдание, затихающий, уносимый ветром, крик, ставший голосом слабым и бестелесным, пока совсем не замер, сгинул, чтобы больше никогда мир не услышал его.
Хоббит Мерриадок стоял посреди усеянного трупами поля битвы, жмуря глаза, как сова от света дня, потому что слезы мешали ему смотреть. Как в тумане, он видел Эовину, неподвижно лежащую в траве, и рядом — Короля Феодена, погибшего в час своей славы. Снежногривый в агонии сдвинулся с тела хозяина, которого невольно убил.
Мерри нагнулся и поднял руку Короля, чтобы поцеловать ее, но Феоден открыл глаза. Взгляд был разумный, а голос спокойный, хотя очень слабый, когда он произнес:
— Прощай, честный холбыт. Мое тело разбито. Я ухожу к праотцам. Но теперь мне не будет стыдно рядом с достойнейшими. Я победил Черного Змея. После мрачного утра ясный день — и золотой закат!
Мерри горько плакал и не мог найти слов.
— Прости меня, Король, — выдавил он наконец, — я нарушил твой приказ и сейчас не могу предложить тебе ничего, кроме слез на прощание.
Седой Король улыбнулся.
— Не горюй, холбыт. Ты прощен. Чистое сердце нельзя оттолкнуть. Живи долго и счастливо, а когда в дни мира сядешь у очага с трубкой, вспомни обо мне. Ибо я уже не смогу усадить тебя рядом в Медусиле, как обещал, и слушать рассказы… о трубочном зелье.
Феоден прикрыл глаза, Мерри нагнулся над ним.
— Где Эомер? Мгла застилает глаза, я хотел бы увидеть его перед смертью. Он станет Королем после меня. Передай слова прощания Эовине. Она не хотела, чтобы я уходил без нее… теперь… я не увижу ту, что была мне дороже дочери.
— Король, Король, — прерывающимся голосом начал Мерри. — Эовина…
В это мгновение раздался шум, и совсем близко заиграли рога и трубы. Мерри поднял голову и посмотрел на поле. Он вспомнил, что вокруг война, вспомнил все остальное. Ему показалось, что с момента, когда Король принял свой последний бой, прошло много часов, а на самом деле вся трагедия разыгралась за несколько минут. Сейчас хоббит вдруг понял, что он в опасности, потому что сражение вот-вот возобновится, и здесь будет самый центр Великой Битвы.
От Реки подходили свежие полки Врага. Из-под городских стен приближались Моргульские отряды, с юга подтягивалась харатская пехота, и снова собиралась конница, за ней покачивались спины мамунов с боевыми башнями на них. На севере развевался белый султан на шлеме Эомера, снова строились в боевой порядок роханские всадники, а из города через разбитые Ворота, тесня врагов, вышли все способные драться мужчины. Впереди них реяло гордое знамя Дол Эмроса с серебряным Лебедем.
В голове хоббита мелькнула мысль: «Где же Гэндальф? Неужели его здесь нет? Он бы мог спасти Короля и Эовину». В этот момент галопом подскакал Эомер, а с ним несколько воинов из свиты Короля, которым удалось, наконец, успокоить лошадей. Сейчас они стояли вокруг, с ужасом глядя на тело убитого чудовища, — кони боялись подходить близко. Эомер спрыгнул с седла, боль и горечь отразились в его лице, когда он увидел Короля и молча остановился перед его неподвижным телом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
