— А то…
Пахомыч понял — не шутит девчонка. Поморщился, пощипал кончик бороды и вдруг резко рванулся с места, прямо на нее. Выхватил из рук багор. Сильные черствые пальцы старика впились в Юлино плечо, надавили так тяжело, что она не устояла на ногах, плюхалась рядом с Андрейкой на песок.
— Изничтожу! Сгною, как червей! — Пахомыч махнул багром.
— На помощь! — завопила Юля истеричным голосом, надеясь, что услышат друзья в лесу.
— Не дери глотку попусту. Охрипнешь. Места тут безлюдные. Птицы да зверье. Они лишь в сказках приходят на помощь…
Старик не выпускал багор из рук.
— Ату, Носик, ату его! — крикнул Андрейка.
Пес навострил уши, внюхался в воздух, ощетинился. Сильный, стремительный прыжок. Сгорбленная спина бородача пригнулась еще ниже, голова ушла в плечи. Носик рычал, злобно и яростно рвал зубами брезентовую куртку.
Пахомыч не ожидал такой прыти от Андрейкиной собаки. Он по-бычьи мотнул головой, расправил плечи и, вскочив, могучим рывком сбросил пса на песок. Приседая на задние лапы, собака отпрянула назад, изготовилась к новому прыжку. Глаза по-волчьи сверкнули, налились кровью: «Р-р-р-ры…»
Бросок. Еще бросок… И вот они уже скрутились в один комок — белесая собачья шерсть и серая рыбацкая куртка. Пахомыч извивался, словно уж, двигал багром, отстраняя собаку, пинал ее сапогом. «Р-р-р-ры…» Острые зубы впились в браконьерскую штанину чуть повыше голенища…
Пахомыч запрыгал на одной ноге:
— Паршивая собака! Да я тебя…
Взметнулся багор.
«Пусть только попробует!» — Андрейка напрягал силы, чтобы разорвать на себе капроновую сеть.
Юля подскочила к Пахомычу, чтобы защитить собаку. До чего ж люто ненавидела она жестокого бородача! Всеми пальцами впилась ему в ненавистную бороду.
— А-а-а! — взревел браконьер и злобно двинул девчонку ногой.
Пнул в грудь с такой силой, что у Юли перехватило дыхание. Красные круги поплыли перед глазами. Обессиленная, она не могла подняться.
Носик, дико зарычав, ухватил Пахомыча за руку. В ней зажат багор. Старик отбросил собаку далёко в сторону, и Юля увидела, как стальной крюк сверкнул над головой Носика. Еще секунда и…
Юля в ужасе закрыла глаза… Дикий, невыносимый собачий вой резанул по самому сердцу. Юля ткнулась лицом в песок. Еще ничего не видя перед собой, она поняла, что случилось то страшное и непоправимое, чего она больше всего боялась… А рядом, вырвавшись из сети, грудью шел на Пахомыча пионер Андрейка Полдник.
— Прочь! Прибью, как собаку! — Пахомыч махал багром. Черная растрепанная борода шевелилась, как живая.
— Брось багор! Слышишь?! — громкий и властный голос заставил старика обернуться.
За спиной он увидел человека в капитанском кителе.
Пахомыч скривил губы и швырнул багор в протоку.
— Так-то оно лучше, — сказал капитан.
Прибежавшие вместе с Шубиным Федя Малявка, Лена Портнова и Слава Кубышкин стали помогать Юле подняться. А Ромка Мослов всеми силами старался сдержать Андрейку, который с кулаками шел на Пахомыча.
— Не горячись, Андрейка, не горячись, — успокаивал Ромка. — Я бы и сам… Но нельзя. Бородач теперь в наших руках. За все поплатится!
— Он Носика… Понимаешь?! Вот тут…
Истекающий кровью, с глубокой зияющей раной в черепе, Носик, скрючившись, лежал на песке. Глаза его были открыты и смотрели печально. Но пес уже не дышал.
Андрейка Полдник, побледневший от горя, сидел перед ним на коленях и, ничего не видя перед собой, растерянно водил рукой по мягкой, волнистой шерсти любимой собаки. Худые, обвисшие Андрейкины плечи вздрагивали…
Носика схоронили под елью, неподалеку от речной протоки. Следопыты в немом молчании стояли над могилой Носика, навсегда прощались со своим милым четвероногим другом.
Глава двадцатая
Пароль остается прежний
Мальчишки вместе с капитаном Шубиным идут осматривать лодку Пахомыча.
Чего только там не спрятано под брезентом: двустволка, заряженная охотничьей картечью, разные снасти, удочки, спининги, связка веревок и огромный мешок, чем-то набитый по самую завязку.
Ромка развязывает узел, высыпает из мешка несколько рыбин. Они дергают хвостами, раскрывают рты, извиваются, гулким серебром падают вниз, на дно лодки. Огнеперые окуни, щуки с узкими лисьими мордами, лещи, судаки — в этом скользком рыбьем месиве попадается штук десять зубчатоспинных стерлядок.
— Самая запретная рыба! На вес золота ценится. Вот хищник!
Бородач стоит на берегу, опасливо смотрит на Ромку, опустошающего его мешок, и молчит. В стариковских глазах и боль, и страх, и гнев.
Мальчишки укладывают рыбу обратно и завязывают мешок. Пахомыч глухо кашляет и невнятно, с мольбой в голосе просит:
— Весь улов в вашу пользу жертвую… И сеть в придачу. И собаку свою отдам… Позлее Носика… Только отпустите…
— Ага! — торжествует Ромка. — Пощады захотел? Подожди, ты еще не так запляшешь! По всем строгостям закона! И за Носика, и за снасти запретные, и за рыбу…
Чтобы браконьер не давал кулакам волю, следопыты связывают Пахомычу за спиной руки, ведут к березе.
Мальчишки приносят из лесу вязанку сухих веток и разводят костер. Из хвороста вылупляется пламя.
Ребята бросают в костер ветку с пожелтевшими еловыми иглами. Длинный косматый сноп пламени пляшет возле березы. Огненные пылинки, выпорхнув из пепла, суетятся вокруг огня.
Уткнувшись бородой в колени, Пахомыч сутуло сидит под деревом. Смотрит на пляску огня в костре, на озабоченного Ромку Мослова, которому поручено сторожить браконьера. Свет костра озаряет сумрачное лицо старика. Оно неподвижно, словно окаменело. Глаза смотрят по-недоброму. Руки, скрученные за спиной, тянутся к стволу, впиваются ногтями в нежную кору дерева. На бересте остаются липкие отметки-царапины.
Шубин просит ребят пододвинуться поближе к костру и, глянув на ручные часы, говорит:
— Скоро сюда должен приехать Федин папа на катере. А пока обсудим, что нам дальше делать с браконьером…
— Подождите! — вскакивает с места Ромка, подбегает к капитану и предостерегающе шепчет: — Бородач все слышит. Узнает наши тайны…
— Как же быть? — спрашивает Шубин.
— Есть выход, — Ромка оборачивается к девочкам. — Ленка, вата в сумке осталась?
— Палец порезал? Покажи, — просит Лена.
— Цел палец! Мне вата нужна.
Лена подает ему белый сверток:
— Тут все наши запасы.
— На целый полк хватит…
Ромка выдергивает из свертка два клока ваты и подходит к Пахомычу. Снимает с него картуз. Не понимая, что с ним собираются делать, браконьер сердито мотает головой и дергает связанными руками.
— Потише. Могу нечаянно голову свернуть не в ту сторону, — Ромка сует ему в уши вату.
— У него разве уши
