театральных постановках в институте и даже в рабочем коллективе баловались. У нас на антресолях целый чемодан такого барахла. Там, и парики есть, и очки с простыми стеклами имеются.
— А они хоть в нормальном состоянии? — сарказм просто сочится из каждого слова Вероники.
— В идеальном. У мамы по-другому быть не может.
— Леш, а ты не боишься, что Шпиль может Гордея порезать? — беспокоится Серега.
— Не должен. Он будет пьян в хлам. И ты подстрахуешь. Зайдешь в подъезд рядом заранее, и проконтролируешь всё с окна. И Семену дадим инструкции, чтобы просто бегал от него на расстоянии. Увернуться от пьяного он сможет. Конечно, всё может случиться, но вероятность проблем сведена к минимуму.
— А как мы по времени всё скоординируем? — интересуется Вероника.
— Очень просто, — отвечаю я, — подъезжаем на машине в метрах ста от арки. Там возле разрушенного дома пустырь, место глухое. Сверяем часы. А потом действуем. Сначала работает Вероника. Потом — все остальные. Вопросы?
— Да вроде, все ясно, — Сережа задумчиво чешет затылок. Вероника кивает.
— Действуем? — протягиваю руку. На неё падает здоровенная лапа Мальцева, а сверху накрывает маленькая, но крепкая ладошка Вероники.
Вторник 24 октября. Вечер
Дмитрий Ширяев, известный окрестной шпане под кличкой «Шпиль-старший», блаженствовал. Его худосочное тело раскинулось на деревянной скамье, разбросав руки в стороны. Сегодня Комок, путевый пацан, подогнал ему и остальной братве, четыре пузыря водки. И закуску притарабанил: кулек твердых как камень ирисок.
Шпиль-старший с братом Толиком, Быком и Дубиной подгону обрадовались. Воодушевленный Димон жрал водку гигантскими глотками. Огненная вода, жидким пламенем скользила по пищеводу. Теплая волна блаженства разливалась по телу, туманя сознание и путая мысли.
Пока Шпиль увлеченно глотал «беленькую», парни кидали картишки в секу и очко «без интереса», попутно прикладываясь к бутылкам. Они трепались о местных девках, хвастались подвигами.
Чем больше росло количество выпитого, тем сильнее становились поверженные враги, грудастее и фигуристее красотки, дававшие по одиночке и вдвоем-втроем бравым парням прямо в грязных и заплеванных подъездах. А менты, которых герои с легкостью обводили вокруг пальца, тупели с каждым глотком спиртного.
Набравшийся Шпиль-старший благостно наблюдал, как младший братишка катает в секу с Дубиной и Быком. Сознание баклана плавало в облаках алкогольного рая, чудом удерживаясь в реальности.
— Здорово, парни, — идиллию гопника нарушил голос, нагло прорвавшийся сквозь хмельной дурман.
— Чего тебе? — Шпиль-старший с трудом сфокусировал взгляд на вошедшем в беседку белобрысом парнишке.
— Как на Петроградку пройти? — поинтересовался гость.
— Тебе через гаражи надо, вон туда, — вяло махнул ладонью Толик.
— О спасибо братан, — обрадовался белобрысый, — А где я сейчас?
— А ты, кстати, кто будешь? — лениво поинтересовался Комок — единственный в компании, сделавший только пару символических глотков водки.
— Петр я, а что? — отвечает гость, — Так, где я нахожусь?
— На Балке. Знаешь такой район? — ухмыляется Вася.
— Знаю, конечно, — ответно улыбается белобрысый, — известное место. Мой батя, на пятой ИК в Дзержинске шестерку оттарабанил. Так вот он мне об этом месте и рассказывал.
— Ух ты, — затуманенный алкоголем мозг Шпиля-старшего уловил слова «пятая ИК» и «Дзержинск» — я тоже там чалился. А батя твой по какой статье залетел?
— Сто восьмидесятой, — гордо ответил парень — папка знатным щипачем был. Кошельки подрезал, только так. Кстати, ребята будьте осторожны. Мне старик говорил, что на Балке дырявый живет, тоже с ним срок мотал. Так этот проткнутый под правильного пацана канает. Авторитетного бродягу из себя строит. Можете зашквариться.
— Интересно, — Дмитрий еле ворочал заплетающимся языком, — И что это за петух тут трется? Рассказать что-то о нем можешь?
— Да запросто, — улыбнулся белобрысый, — Димка его имя. В пятой ИК Дашкой стал. Худой, высокий и на подбородке шрам такой продолговатый, как у тебя. Ой, мляяяя.
Глаза парня испуганно расширились. Он начал медленно пятится из беседки.
Шпиль, автоматически потер пальцем шрам на подбородке. Поднял голову. Пацаны, ещё недавно ловившие каждое слова «авторитета», глядели на него с брезгливостью и ужасом, отодвигаясь подальше.
— Ты что Дима, правда, пидор? — дрожащим голосом спросил Комок.
— Точно пацаны, он самый. Это Дашка, — подтвердил белобрысый, — знаете, как она на клык кайфово берет? Мне батя рассказывал. К ней центровые очередь заранее занимали. Помады дарили, трусы бабские, сахаром и салом расплачивались за услуги. Батя говорил, умелая сучка была, могла на двух балдах одновременно вертеться, как шашлык на шампуре. А как с заглотом брала. Люди в пятой ИК до сих пор с ностальгией вспоминают.
Из горла Шпиля вырвался жалобный хрип. Дубина с полными ужасами глазами ломанулся из беседки, чуть не снеся белобрысого, споткнулся и продолжил движение вперед уже на четырех конечностях. Бык перегнулся через деревянную ограду, и тяжело перевалился на другую сторону. Через секунду раздался дикий крик. Бычара протаранил землю мордой, забинтованной рукой и поломанной ключицей. Толик забился в угол, и истерично рыдал, глядя на старшего, через раздвинутые пальцы. Сквозь пьяные всхлипы, прорывались слова: «мой брат — Дашка пидор, ааа».
Комок медленно, стараясь держаться от «разоблаченного» подальше, вытирая спиной каждую доску беседки, тихонько просачивался к выходу.
— Что Дашуля, спалилась? И нормальных пацанов зашкварила? — участливо спросил белобрысый, — Что же ты, сука наделала?!
Шпиль-старший пьяно взревел:
— Я не пидор!
После этого вопля Дубина заработал четырьмя конечностями ещё энергичнее. Стонущий Бык отполз в канаву поблизости и затаился. Комок отскочил, как ошпаренный. А Шпиль младший зарыдал ещё громче.
— Да ладно Дашка, чего ты стесняешься? — глумливо спросил белобрысый — Такая мастерица как ты, и на зоне не пропадет. Пахану разок минетик забацаешь и в шоколаде будешь.
Дмитрия распирало от ненависти. Рука гопника нырнула в карман и нашарила дрожащими от ярости пальцами рукоять «выкидухи».
Щелчок, и из ладони дугой вылетает хищно блеснувшее стальное жало.
— Попишу суку, — рыкнул шатающийся Шпиль-старший, и рванулся к Петру, махая крест-накрест ножом.
— Караул, — заорал белобрысый, отскакивая, — педерасты жизни лишают!
За пять минут до появления Гордея в беседке
Ярко накрашенная брюнетка в очках подошла к телефонной будке, стоявшей в отдалении. Девушка
