Подстриглась. Ее явление в школу после зимних каникул произвело фурор. Вересов пропал. И одновременно возненавидел эту дурацкую стрижку. Потому что из-за нее Марина Николаевна перестала походить на учительницу. И не спалиться раньше времени стало гораздо сложнее.
О том, что догадывается, кто шлет анонимки, ни разу не намекнула. Кирилл старался во всю. Расписывал в этих письмах такие мизансцены, что Камасутра отдыхает! Она молчала.
Раздевал ее взглядом на уроке. Она что-то строчила в своем блокноте.
Особых сдвигов не наблюдалось. Дрон ржал.
Фантазии воплощались с Кудиновой, хоть пока и не до конца. Четверг должен был стать часом Хэ.
Притащившись в школу ко второму уроку, еле-еле высидел французский, историю и литературу, потом выяснилось, что географичка заболела. Дали замену, но на любые замены Кирилл традиционно забивал. А последним уроком черт знает какой недоумок поставил физ-ру. Четверг вообще был самым простым днем в расписании.
Потому сразу после литературы он подкатил к Кудиновой.
— Ну что? Едем? — легко спросил Кир, зная, что она понимает, куда и для чего он ее зовет.
— Ну едем, — напустив на себя легкомысленный вид, ответила девица.
Вопросов о том, куда везти, даже не возникало. У него остался бабушкин комплект ключей от дачи в Зазимье. Отец туда своих баб таскал, чтоб не домой. Потому никаких более идей у Вересова-младшего родиться не могло из банального чувства лени.
Время было удобное, не час пик. Добирались быстро. До одури целовались на эскалаторе, спускаясь в метро. Потом в полупустой маршрутке на заднем сиденье. Потом немного пришлось пройтись пешком по поселку до коттеджа.
— Видишь ту красную крышу? — спросил он Кудинову. — Наш фамильный замок!
— Нифига себе! — заявила она со знанием дела. — Что? Вот прям фамильный?
— Нет, блин. Экспроприированный.
— Мммм, — протянула Кудинова. Промолчать, чтобы показаться умнее, чем есть на самом деле, она умела.
Они свернули за угол, и дом за забором предстал почти во всей свой красе.
Кирилл открыл калитку сбоку от ворот и обалдевшим взглядом воззрился на обнаруженный там… отцовский Прадо.
— Твою ж мать…
Такой подставы от отца Кирилл Максимович не ожидал. Сложный процесс, называется? Загружен на работе, называется? Алла Эдуардовна интересовалась, что ты хочешь на ужин, называется? А он пятничный секс заменил четверговым в продолжение того, что по-любому был в среду, и обломал все собственному сыну!
— Тоже фамильная? — кивнула Кудинова на машину.
— Нет. Я немецкие люблю, — ровно ответил Кирилл. — Стой здесь, я сейчас.
С этими словами он ломанулся к дому, чуть дернул ручку, но дверь не поддалась. Достал, было, ключи, но тут же передумал. Не хватало еще нарваться.
Вместо этого быстро сошел с крыльца и пошел вдоль первого этажа, заглядывая в окна. Отец обнаружился в гостиной, за ноутбуком. В спортивках, взъерошенный и в совершенном одиночестве.
«И не работалось тебе дома!» — рассерженно подумал Кирилл. А ведь надеялся, что последняя загадочная пассия, о которой он догадывался уже некоторое время, у отца серьезно, а не «дачная». И что завис он у нее, а не здесь!
Но, как оказалось, вывод был преждевременным. Едва он повернулся к Кудиновой сообщить, что придется либо все отменять, либо искать другую локацию, как боковым зрением уловил движение в комнате. И с этой минуты прилип к окну.
Разумеется, женщина. Разумеется, не до совсем одета. Или не совсем раздета. В одной отцовской рубашке, в которой он обычно по даче рассекал. Вошла бочком, лица он сразу не разглядел. Темненькая. Стройненькая. Они у него всегда хоть на обложку. А тут одну Кудинову никак не оприходуешь.
Потом женщина повернулась. И Кирилл протяжно выдохнул.
Будто наяву увидел один из собственных снов.
Стрельникова.
Стрельникова?
Мать твою, Стрельникова!!!
На мгновение ему показалось, что он задыхается. Потом понял — ни черта! Это сердце выпрыгивает.
Стрельникова в отцовской рубашке с подносом с чашками у него на даче.
Взъерошенная не меньше, чем отец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Медленно подходит к столу. Ставит поднос. Одну чашку придвигает к папане и устраивается рядом, на соседнем стуле. Пачка исписанных листов. Методичка по En avant la musique-3. Тесты, которые они на втором уроке писали? На втором уроке она была в черном брючном костюме и голубой блузке, тех же, что и накануне. С идеальной укладкой. С идеальной, мать твою, укладкой!
И вот, к кому он сорвался вчера посреди круглого стола с матерью!
Вот к кому!
Кир выдохнул.
Он что? Не мог осмотрительнее подстилку себе выбирать?!
За каким хреном он трахает француженку!
Между тем, отец, словно бы непроизвольно, вытянул вдоль стола руку раскрытой ладонью вверх. И Марина Николаевна, даже не поднимая головы от проверки листочков, в ответ протянула свою и обхватила его пальцы. Кирилл вздрогнул — в груди шевельнулось мерзкое чувство, будто их прикосновение ощущает сам.
Теперь она сидела к нему спиной. Он видел только ее волосы, тонкую шею, рубашку и край белья.
Сердце снова пустилось вскачь. Кирилл привалился к стене, не глядя больше в окно. И подумал о том, что должен бы ревновать. Бред какой-то! К собственному отцу! Но это было еще хуже. Его ненавидел. Ее презирал.
Потом он отлепился от стены и поплелся к Кудиновой. Смертельно бледный посмотрел на нее так, будто не видел. Неудивительно — глаза щипало.
— Пошли, — тихо сказал он. — Занято.
Как добирались до Киева, почти не помнил. Как спровадил Кудинову — тоже. В себя начал приходить уже в квартире.
Матери дома не было. Устроила себе шопинг на целый день и встречу со старыми подружками. Заявилась поздно и почти сразу ушла к себе.
Ночью Кирилл прислушивался. Отец приехал во втором часу и завалился спать. Прикидывал, как давно это началось. И в ужасе осознавал, что не знает. Не помнит. Слишком был занят. Стрельниковой, учебой, Кудиновой. Преуспел только в учебе, хотя все было относительно в свете того, в чем преуспел отец.
Утром пятницы за завтраком отмалчивался. Делал вид, что читает учебник. На отцово «Ты не заболел? С утра за книгой!» ответил просто: «Контрольная». Отец больше не приставал. Отвез в школу и уехал. Уехал сразу.
На уроках ничего примечательного не было, если не считать того, что у Кирилла зрел примерный план того, что делать дальше.
Он успокоился. Неожиданно для самого себя.
Чувство азарта было хорошо ему знакомо. Он мог поставить все на один-единственный шанс. И за шаг до этого становился спокоен и умиротворен.
«Если между мной и им ты выберешь его, то очень скоро увидишь мои мозги на асфальте».
Левой рукой он писал почти так же хорошо, как и правой. Только почерк был совершенно другой. На зеленую пасту уже не заморачивался. Всего-то и хотелось, что пощекотать ей нервы.
«Я не шучу. Моя жизнь в твоих руках».
Удовлетворенно выдохнул.
А вечером, чувствуя себя идиотом, наблюдал из-за деревьев за тем, как Марина Николаевна выбежала из школы во двор с небольшой дорожной сумкой в руках и стала оглядываться по сторонам, одновременно разговаривая по телефону. Из-за угла выехал Прадо. Она помахала рукой водителю.
Потом Кирилл не выдержал, спрятался за елью.
Потрясающе! У него теперь не диета. У него теперь обжираловка. За четверговым сексом — пятничный, плавно перерастающий в секс выходного дня.
Уже добравшись до дома, Кирилл получил смс: «На выходные уезжаю из города. Не забудь иногда учить уроки».
* * *Поездка в Умань не сильно тянула на романтический уик-енд. Но для разнообразия и это сойдет. Впрочем, необходимость этой поездки подчеркивалась наличием в квартире бывшей жены. И усугублялась тем, что Маре наверняка не очень спокойно по этому поводу, хотя виду она не подавала. Петр Данилович, к огромному удивлению Вересова, отпустил ее до воскресного вечера, и Макс чувствовал себя пионером-отличником, получившим похвальную грамоту. Как есть идиотизм!
