вздохнула. Затем, осознавая, что в комнате я не одна, медленно повернула голову в сторону стоявшей рядом фигуры.
— Привет, беглянка!
Глава 20
Мэтт
Даже в полумраке можно было разглядеть расширившиеся глаза Дианы. Пока тараканы в ее голове разбирались с тем, видит ли она меня в реале, или это всего лишь видение пьяного воображения, Рон схватил ее сзади и зажал нос тряпкой со снотворным его собственного производства. Жесткий в боях, но мягкий в мирной жизни, он отнесся к этому заданию, как к военной операции. Как только Диана перестала сопротивляться и уснула, Рон достал скотч из кармана и, обмотав им несколько раз вокруг головы, закрепил ткань к носу.
— Ротик тоже закроем, на всякий случай, — на губах беглянки тут же появилась широкая серая полоса.
— Она не задохнется? — его резкость порой была пугающей.
— Нет, нормально. Выспится. На кровать ее.
Сообщение от Джейка, нашего официанта.
«Он еще не уснул, лакает вино в гневном припадке».
— Я помогу ему уснуть, — хватаюсь за ручку двери, но брат отдергивает меня.
— Не дури, сейчас вырубится.
«Он идет к вам»
— Диана, — данессия пьяный голос подонка.
— Сделаешь шаг, вырублю и тебя, — пригрозил Рон.
— Диана, — раздалось за дверью, — ты нужна мне.
Кровь закипела в жилах и уже плевать было на Рона. Достаточно я наслушался сладких речей этого ублюдка за прошедший вечер. Итак еле сдерживал себя, чтобы не сорвать план. Я оттолкнул брата, а потом и врезал ему, получив в ответ такой же удар. Его тяжелый кулак вызвал фейерверк искр из глаз, еще больше разжигая во мне инстинкт зверя.
— Если сейчас он не вырубится я отрежу ему яйца!
В это момент раздался грохот. Ублюдок Миллер, на свое счастье, ушел в отключку и сохранил яйца.
Диана
Не могу не то что открыть глаза, но даже и рот. Вернуть ясность ума оказалось еще труднее. Бог с ним, с глазами, память бы восстановить. Если от одного бокала вина меня так заносит, ну его тогда, это вино, и вообще алкоголь. Правильно говорила мама: «все дурманящее — зло».
— Она долго будет спать? — слышу голос Мэтта.
— Это уже не от снотворного, а от вина, — сам же отвечает себе.
Алкоголь, похоже, в конец лишил меня рассудка. Даже во сне сумасшествие какое-то. Сдается мне, что вкус вчерашней белуги, решил, всю жизнь преследовать меня. На губах отвратная горечь. Да еще и липкая. Не могу разомкнуть губы. Пытаюсь хотя бы подать голос, чтобы убедиться, что я не умерла в пьяном угаре. Мама такое точно не переживет.
— Диана, очнись, — голос Мэтт все еще преследует меня.
Лучше, действительно, очнуться чтобы ты исчез, ирод! Открываю глаза и вижу его, ирода, он же кошмар, он же великое разочарование всей моей жизни. Он же любовь всей моей жизни. Кто-то ему уже отомстил за меня, поставив смачный фингал. Наверное это Эшли. Кто же еще?
От помутнения сознания в глазах все двоится. Закрываю, открываю, не проходит. Это меня раздражает, и со словами «да сойдитесь же!» пытаюсь сконцентрировать внимание и собрать из двух Мэттов одного. Бесполезно. Мэтт не только раздваивается, но и зеркалит. У оного Мэтта фингал на правом, к другого на левом. Лучше закрыть глаза.
— Диана, посмотри на меня, — требует голос Мэтта.
— На какого тебя? — промычала я.
— Открой глаза!
Открываю. Черт с ним. Возможно алкоголь повредил мне мозг, но, наверняка, все излечимо.
— Смотри, — он указывает на второго себя, — Это мой брат-близнец Рон.
— Привет, пигалица! — брат-близнец поднял руку.
Не знаю, сколько секунд, можете даже минут я смотрела то на одного, то на другого. Эти двое абсолютно не различимы. Даже голоса одинаковые. Отличие только в фигуре, которое сразу и не заметишь. У Рона немного вылез живот, и скорее пивной, характерный для семьянина. Я, конечно, знала о наличии еще одного брата и племянников. Но чтоб близнец?! Пытаюсь открыть рот от удивления. Получается.
— Почему мои губы липкие? — удалось пробурчать.
Мэтт достал влажную салфетку и протер их. Затем помог приподняться с кровати и опереться спиной на ее изголовье. Какие-то клочки скотча лезут мне лицо. Я схватила один и оттянула его, но он намертво прилип к моим волосам. Такая же ерунда происходила и со вторым клочком.
— Что это такое?
— Это скотч!
— Я вижу, что это скотч, но почему он на моих волосах?
— Ну…
— Ну… был сильный ветер, — перебив Мэтта, неуверенно начал бубнит Рон, — такой, что срывал волосы с головы. Нам пришлось закрепить их скотчем, чтобы ты не осталась без волос, — вроде бы говорит о проявленной заботе, но с неподдельным чувством сожаления. — Без волос как-то стремно ходить, — виновато добавляет.
— Вы что, меня похитили? — мозг наконец-то включился и начал задавать вопросы по существу.
Хотя, волосы куда существеннее.
— Нет, ты сама увязалась за нами, не помнишь? — истерично отвечает Мэтт. — Пришла в себя? — щелкает пальцами перед глазами, — Что было, помнишь? Я не про вчера, а про три недели назад!
— Это был Рон? — мозг перешел в режим «турбо».
— Браво, детка! У тебя отличная эрудиция!
Сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости и ликования, но какая-то обида затаилась в нем и все никак не хотела выходить, зараза. Мэтт смотрит на меня, как на врага народа, в ожидании извинений с моей стороны. Весь его вид говорит об этом. А нефига! Почему я должна извиняться? Сам виноват! Трудно было предупредить, что есть брат-близнец, как две капли воды похожий на него? Сдерживаю себя, чтобы не кинуться ему на шею. Первым давать объяснения должен мужчина! К н и г о е д . н е т
— Ну! Я жду объяснений! — заявляю, как ни в чем не бывало.
— Ты’ ждешь объяснений? — офигевает Мэтт.
— Ну да! Что это? — возмущенно указываю на обстановку вокруг.
— Это номер. Мы в отеле, — отвечает за него брат, пока тот все еще пребывает в шоке.
— Я поняла! Почему я здесь? Да еще в таком виде, — отряхиваю назойливый кусок скотча.
— Мы тебя похитили, — продолжает Рон, — так как у нас не было другого выхода. Этот твой Миллер, приказал охране не впускать нас, а тебя, видимо, не выпускать.
— Это они вас так? — смотрю на фингал Рона.
На Мэтта уже совсем не смотрю. Отвечать мне он, походу, не собирается. С недовольным видом облокотился об письменный, затем скрестив и руки, и ноги перед собой, начал истерично ухмыляться. Знакомая картина из прошлого.
— А это? — Рон приложил палец к своему фанарю, — Ударился об что-то в темноте.
