— Ищешь кого-нибудь, приятель?
Перед огромным камином стоял мужчина. На нём были узкие чёрные джинсы и белая футболка, ноги его были босы, и в правой руке он держал толстый, расширяющийся книзу стакан с ликёром. Слик обалдело уставился на незнакомца.
— Бля, — выдавил Слик. — Ты — это он…
Мужчина покачал коричневую жидкость в стакане и сделал глоток.
— Я ожидал, что Африка со временем выкинет что-то подобное, — сказал он, — но почему-то, дружок, ты не похож на ребят в его стиле.
— Ты Граф.
— Ага, Граф, — отозвался он. — А ты, чёрт побери, кто?
— Слик. Слик Генри.
Граф рассмеялся.
— Хочешь коньяку, Слик Генри?
Он указал стаканом на стойку из полированного дерева, где выстроились в ряд причудливые бутылки; с каждой на цепочке свисал маленький серебристый ярлычок.
Слик покачал головой.
Мужчина пожал плечами.
— С него всё равно не забалдеешь… Прости, что я это говорю, но выглядишь ты погано, Слик. Я так понимаю, что ты не из команды Малыша Африки? А если нет, то что всё-таки ты тут делаешь?
— Меня послал Джентри.
— Какой ещё Джентри?
— Ты ведь парень на носилках, так?
— Парень на носилках — это я. Где конкретно в данную минуту эти носилки, Слик?
— У Джентри.
— Где это?
— На Фабрике.
— А это где?
— На Собачьей Пустоши.
— И как же я там очутился, на этой Пустоши, где бы она ни была?
— Это Малыш Африка тебя привёз. Привёз с девушкой по имени Черри. Понимаешь, я у него в долгу, так он захотел, чтобы я приютил тебя на время, тебя и Черри. Она ухаживает за тобой…
— Ты назвал меня Графом, Слик…
— Черри сказала, что так тебя однажды назвал Малыш…
— Скажи-ка мне, Слик, не выглядел ли Малыш, когда он меня привёз, встревоженным?
— Черри думала, что он был до смерти напуган там, в Кливленде.
— Уверен, что был. Кто этот Джентри? Твой друг?
— Фабрика принадлежит ему. Я тоже там живу…
— Этот Джентри, он ковбой, а, Слик? Компьютерный жокей? Я хочу сказать, что, если ты здесь, он должен рубить в технике, так?
Теперь пришла очередь Слика пожать плечами.
— Джентри, ну… он вроде художника. У него полно всяких теорий. Вообще это трудно объяснить. Он присобачил несколько проводов к той штуковине на носилках… ну к той, куда ты подключён. Сначала он попытался вывести изображение на проекционный стол, но там оказалась только эта дурацкая обезьяна, что-то вроде тени, поэтому он уговорил меня…
— Господи… впрочем, не важно. Эта фабрика, о которой ты говорил, она где-то на задворках? Сравнительно малодоступна?
Слик кивнул.
— А Черри, она что-то вроде нанятой медсестры?
— Да. Сказала, у неё диплом медтеха.
— И никто ещё не приходил меня искать?
— Нет.
— Это хорошо, Слик. Потому что если кто-то придёт, кто-нибудь, кроме этого ублюдочного крысёнка, прошу прощения, нашего общего друга Малыша Африки, то у вас, ребята, могут быть серьёзные неприятности.
— Да ну?
— Вот тебе и «да ну». Выслушай меня, идёт? Я хочу, чтобы ты запомнил, что я тебе скажу. Если у вас на этой вашей фабрике появится хоть какая-то компания, единственная ваша надежда — это подключить меня к матрице. Понял?
— А как ты стал Графом? Я имею в виду, что это значит?
— Бобби. Меня зовут Бобби. «Граф», а может быть, правильнее было бы «Счёт» — «прерывание на счёт ноль», знаешь? Впрочем, не важно, и то и другое было когда-то моим прозвищем, вот и всё. Как ты думаешь, ты запомнил, что я тебе сказал?
Слик снова кивнул.
— Хорошо. — Бобби поставил стакан на деревяшку с чудными бутылками. — Слышишь? — спросил он.
За открытой дверью по гравию прошуршали шины.
— Знаешь, кто это, Слик? Это — Анджела Митчелл.
Слик повернулся. Бобби Граф, или Счёт, смотрел в окно на подъездную аллею.
— Энджи Митчелл? Стим-звезда? Она тоже здесь?
— Как сказать, Слик, как сказать…
Слик увидел, как мимо прокатил чёрный автомобиль.
— Эй, — начал было он, — Граф, то есть Бобби, что…
— Спокойно, — сказал Джентри, — просто посиди. Спокойно. Спокойно…
Глава 25
Назад на восток
Пока Келли и его ассистенты готовили для предстоящей поездки её гардероб, Энджи чувствовала, будто сам дом оживает вокруг неё, готовясь к одному из своих коротких периодов запустения.
С того места, где она сидела в гостиной, до неё доносились голоса, чей-то смех. Одну из ассистенток, молоденькую девчушку, одели в синий полиуглеродный экзо, что позволило ей сносить вниз кофры от «Эрме», будто невесомые блоки пенопласта. Тихонько жужжащий скелет поверх человеческого тела мягко шлёпал вниз по ступенькам плоскими динозаврьими лапами. Синий скелет, кожаные гробы.
Тут в дверях появился Порфир.
— Мисси готова?
Парикмахер успел облачиться в длинное свободное пальто из тонкой, как ткань, чёрной кожи, над каблуками чёрных лакированных сапог посверкивали шпоры из горного хрусталя.
— Порфир, — улыбнулась Энджи, — ты выглядишь прямо как муфтий. Надо бы нам устроить шоу-выход в Нью-Йорке.
— Камеры там установлены в твою честь, не в мою.
— Да уж, — протянула она, — в честь моего «нового включения».
— Порфир будет держаться на заднем плане.
— Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться о том, что можешь вдруг кого-то затмить.
Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы — фантазия зубного врача-авангардиста на тему, каковы они могли бы быть у разновидности более быстрых, более элегантных существ.
— С нами полетит Даниэлла Старк. — До Энджи донёсся звук снижающегося вертолёта. — Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса.
— Мы её придушим, — ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. — Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть…
— Ты ужасен.
— Это Даниэлла — ужас во плоти, мисси.
— Уж кто бы говорил.
— А? — Парикмахер сузил глаза. — Но зато у меня душа младенца.
Вертолёт пошёл на посадку.
О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов «Вог-Ниппон» и «Вог-Европа», повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроём поднимались по трапу в «Лир», то в том, что касается пластической хирургии и косметологии, Даниэлла Порфиру вполне под стать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно-голубых «цейсовских» имплантантов. Один юный репортёр из французского журнала мод как-то назвал их «модно устаревшими». Как поговаривали злые языки в «Сенснете», этот репортёр больше нигде и никогда не смог получить работу.
Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведёт с ней разговор о наркотиках, о «наркотиках знаменитости», будет смотреть на неё в упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять всё на плёнку.
Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться — пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой.
— Я надеялась, — начала журналистка, — что кто-то поднимет этот вопрос до меня…
— Даниэлла, — остановила её Энджи, — прими мои извинения. Как это невнимательно с моей стороны.
Она дотронулась до обшитой шпоном панели походной кухни «хосака». Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копчёной уткой цвета чая, устрицами на тостах под чёрным перцем, за пирогом с лангустами последовали кунжутные блинчики… Порфир, уловив намёк Энджи, извлёк бутылку охлаждённого «шабли» — любимого вина Даниэллы, насколько помнила Энджи. Кто-то — уж не Свифт ли? — это помнил тоже.
— Наркотики, — сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку.
— Не беспокойтесь, — заверил её Порфир. — Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там будет всё, что пожелаете.
Даниэлла улыбнулась.
— Вы так забавны. А вам известно, что у меня есть копия вашего свидетельства о рождении? Я знаю ваше настоящее имя. — Всё ещё улыбаясь, она бросила на него многозначительный взгляд.
— Какая мне разница, — сказал он, наполняя её бокал.
— Интересное замечание, учитывая врождённые дефекты. — Она пригубила вино.
— Врождённые, приобретённые… В наше время кто только себя не изменяет, не правда ли? И ещё как! Кто укладывает вам волосы, дорогая? — Парикмахер подался вперёд. — Вас, Даниэлла, спасает лишь то, что на вашем фоне прочие представители вашего вида и на людей-то не похожи.
Даниэлла улыбнулась.
Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих манёврах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьёзным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда она провела кончиком пальца по виску, нажимая на подкожную клавишу, которая выключила её записывающее оборудование, Энджи напряглась в ожидании настоящей атаки.
