Даниэлла улыбнулась.
Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих манёврах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьёзным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда она провела кончиком пальца по виску, нажимая на подкожную клавишу, которая выключила её записывающее оборудование, Энджи напряглась в ожидании настоящей атаки.
— Спасибо, — сказала Даниэлла. — Остаток полёта, конечно, не для эфира.
— А почему бы вам просто не выпить ещё бутылку-друтую и не вздремнуть? — спросил Порфир.
— Чего я действительно не понимаю, дорогая, — сказала Даниэлла, не обращая на него внимания, — так это почему вы так разволновались…
— Разволновалась, Даниэлла?
— Зачем вы вообще ложились в эту пресловутую клинику? Вы ведь говорили, что наркотики никак не влияют на вашу работу. Вы также говорили, что от них нет никаких «глюков» в обычном понимании этого слова. — Она хихикнула. — Однако вы продолжаете настаивать на том, что это было вещество, вызывающее исключительно тяжёлую зависимость. Так почему вы решили соскочить?
— Это было ужасно дорого…
— В вашем случае, конечно, вопрос чисто академический.
«Верно, — подумала Энджи, — хотя неделя на этой дряни мне стоила твоего годового оклада».
— Наверное, мне опротивело платить за то, чтобы чувствовать себя нормальной. Или за слабое приближение к нормальности.
— У вас развился иммунитет?
— Нет.
— Как странно.
— Не так уж и странно. Моделисты конструируют вещества, с которыми, как предполагается, можно избежать традиционной ломки.
— Ага. Но как насчёт новой ломки, я хочу сказать: теперешней ломки? — Даниэлла налила себе ещё вина. — Естественно, я слышала и другую версию произошедшего.
— Правда?
— Конечно. Что это было, кто это сделал, почему вы перестали.
— И?
— Что это был предотвращающий психозы препарат, производимый в собственных лабораториях «Сенснета». Вы перестали его принимать, потому что предпочли остаться сумасшедшей.
Веки Даниэллы затрепетали, затуманивая сверкание голубых глаз. Порфир осторожно вынул из руки журналистки стакан.
— Спи спокойно, детка, — сказал он. Глаза Даниэллы закрылись, и она начала мягко посапывать.
— Порфир, что…
— Я подмешал ей в вино снотворное, — ответил парикмахер. — Она ничего не почувствовала, мисси. И потом не сможет вспомнить ничего, кроме того, что есть у неё в записи… — Он расплылся в улыбке. — Тебе ведь не хочется выслушивать трёп этой суки всю дорогу до Нью-Йорка, правда?
— Но она же поймёт, Порфир!
— Ничего она не поймёт. Мы ей скажем, что она в одиночку уговорила три бутылки и напакостила в ванной. А чувствовать она себя будет соответственно. — Он плотоядно усмехнулся.
Час спустя Даниэлла Старк ещё похрапывала — теперь уже довольно громко — на одной из двух откидных коек в хвостовой части кабины.
— Порфир, — сказала Энджи, — как, по-твоему, может она быть права?
Парикмахер уставился на неё своими невероятно красивыми, нечеловеческими глазами.
— И ты бы не знала?
— Я не знаю…
Он вздохнул.
— Мисси слишком тревожит себя. Ты теперь свободна. Наслаждайся этим.
— Но я и правда слышу голоса, Порфир.
— Разве мы все их не слышим, мисси?
— Нет, — ответила она, — не так, как я. Ты знаешь что-нибудь об африканских религиях, Порфир?
Он иронично усмехнулся:
— Так я же не африканец.
— Но когда ты был ребёнком…
— Когда я был ребёнком, — сказал Порфир, — я был белым.
— О, чёрт…
Он рассмеялся:
— Религии, мисси?
— До того как я пришла в «Сенснет», у меня были друзья. В Нью-Джерси. Они были чёрными и… верующими.
Парикмахер поморщился и закатил глаза:
— Колдовские знаки, мисси? Петушиные лапки и мятное масло?
— Ты же знаешь, что это совсем не так.
— И что, если знаю?
— Не смейся надо мной, Порфир. Ты мне нужен.
— Я есть у мисси. И да, я знаю, что ты имеешь в виду. И это их голоса ты слышишь?
— Слышала. После того как я подсела на пыль, они ушли…
— А теперь?
— Их нет.
Но момент был упущен, и она отказалась от мысли попытаться рассказать ему о Гран-Бригитте и о наркотике в кармане.
— Хорошо, — сказал он. — Это хорошо, мисси.
«Лир» стал снижаться над Огайо. Порфир уставился перед собой в переборку, неподвижный, как статуя. Глядя вниз на приближающуюся, пока ещё скрытую облаками землю, Энджи вспомнила вдруг игру, в которую часто играла в детстве, когда летала на самолётах. Она тогда представляла, что путешествует среди уплотнившихся, словно по волшебству, облачных пиков и каньонов. Те самолёты принадлежали, скорее всего, «Маас-Неотек». Теперь она летает на «Лирах» «Сенснета».
Коммерческие авиалайнеры оставались для неё лишь съёмочными площадками стимов: девственно свежий — «Конкорды» «Джей-Эй-Эль» только-только восстановлены — перелёт из Нью-Йорка в Париж в обществе Робина и проверенных людей «Сенснета».
Снижаемся. Уже над Нью-Джерси? Слышат ли дети, стайками вьющиеся по детским площадкам на крыше Проекта Бовуа, шум моторов? Скользит ли слабое эхо её присутствия над кондо, где прошло детство Бобби? Какой ясной и светлой казалась будущая жизнь и как немыслимо запутался мир — ритмичное постукивание тысяч сумасшедших шестерёнок его механизма, где оно? — когда корпоративная воля «Сенснета» встряхнула незримыми игральными костями над ухом никому не известных, ничего ещё не ведающих детей…
— Порфир кое-что знает, — очень тихо сказал вдруг негр. — Но Порфиру нужно время, чтобы подумать, мисси…
Самолёт разворачивался, заходя на посадку.
Глава 26
Куромаку
Салли молчала — и на улице, и в такси — всю долгую холодную дорогу до их отеля.
Салли и Суэйна шантажировал враг Салли, обитающий где-то «на верху колодца». Салли вынуждают похитить Энджи Митчелл. Сама мысль о том, что кто-нибудь может украсть звезду «Сенснета», показалась Кумико совершенно невероятной, как будто кто-то устраивал заговор с целью убить героя мифов.
Финн намекнул, что Энджи и так уже каким-то таинственным образом замешана в эту историю, но он употреблял слова и идиомы, которых Кумико не понимала. Что-то в киберпространстве; какие-то люди заключают сделки с обитающим там существом или существами — не то пакты, не то союзы. Финн когда-то давно знавал парнишку, который стал потом любовником Энджи. Но разве её любовник не Робин Ланье? Мать позволила Кумико посмотреть несколько стимов Энджи и Робина. Парнишка был ковбоем, воровал данные, как Тик в Лондоне…
А что с врагом, с той шантажисткой? Она сумасшедшая, говорил Финн, и её безумие привело к развалу семейной империи. Эта женщина вроде бы жила совсем одна в своём древнем замке, доме под названием «Блуждающий огонёк». Что такого сделала Салли, чтобы вызвать её вражду? Она на самом деле убила отца этой женщины? И кто были другие, те, которые умерли? Гайдзинские имена уже вылетели у девочки из памяти…
И узнала ли Салли то, что хотела узнать, повидав Финна? Кумико ждала под конец от бронированного святилища хоть какого-нибудь прорицания, но разговор-перепалка закончился ничем, гайдзинским ритуалом шуток на прощание.
В вестибюле отеля в голубом бархатном кресле ждал Петал. Англичанин был одет по-дорожному. Его массивное тело было облачено в серую шерстяную тройку. Когда они вошли, он поднялся с кресла, подобно некоему странному воздушному шару. Глаза глядели как всегда мягко поверх очков в стальной оправе.
— Здравствуйте, — кашлянув, произнёс он. — Суэйн послал меня за вами. Чтобы я присмотрел за девочкой.
— Отвези её обратно, — сказала Салли. — Сейчас же.
— Салли! Нет!
Но рука Салли уже крепко сомкнулась на локте Кумико, потащила её ко входу в неосвещённую комнату отдыха при вестибюле.
— Подожди там, — бросила Салли Петалу. — Послушай, — обратилась она к Кумико, затягивая девочку поглубже в тень, — ты сейчас вернёшься обратно. Я не могу теперь допустить, чтобы ты оставалась со мной.
— Но мне там не нравится. Мне не нравится Суэйн, мне не нравится его дом… Я…
— Петала не бойся, — быстро шепнула Салли, наклонясь ещё ближе. — В общем, я бы сказала, что я ему доверяю. Суэйн… ну ты сама знаешь, кто такой Суэйн, но он человек твоего отца. Что бы у них ни случилось, тебя, я думаю, они в это впутывать не станут. А вот если станет плохо, по-настоящему плохо, отправляйся в паб, где мы встречались с Тиком. «Роза и корона». Помнишь?
Кумико кивнула; глаза её были полны слёз.
— Если Тика там не будет, найди бармена по имени Биван и упомяни в разговоре моё имя.
— Салли, я…
— С тобой всё в порядке, — сказала Салли и вдруг нагнулась и поцеловала девочку. Одна из линз на какое-то мгновение коснулась её щеки, удивительно холодная и твёрдая. — Что до меня, малыш, меня тут уже нет.