– Ну, иди ко мне, – произнес Денис. – Давно мы с тобой не виделись, Евочка…
В комнате уже не только был сделан ремонт, но и стояла тахта, еще какая-то мебель – кажется, письменный стол. Все кружилось у Евы в глазах, когда Денис обнимал ее, вел к этой тахте, расстегивал сзади «молнию» на ее васильковой юбке. Наверное, он и в самом деле соскучился по ней. Ну конечно, соскучился, иначе не дрожали бы так нетерпеливо его руки, и губы не искали бы ее губ так торопливо и страстно…
«Как хорошо… – думала Ева, когда все кончилось, лежа на его руке и вдыхая такой знакомый свежий запах его кожи, который она чувствовала даже сквозь запахи побелки, клея, лака. – Как будто мы и не расставались никогда…»
Теперь, когда его страсть была удовлетворена и он тихо гладил ее волосы, отдыхая, Ева краем глаза рассматривала комнату.
Все-таки здесь было довольно просторно – может быть, из-за светлых обоев? Чувствовалась во всем какая-то радостная новизна. Ева просто кожей чувствовала, как Денис радовался, когда делал ремонт в своей квартире, красил подоконники, клеил новые обои… Его радость передавалась ей, и она незаметно улыбалась, оглядывая комнату и прислушиваясь к ласковым движениям его руки.
Они выпили чаю из одной чашки – Денис еще не перевез посуду, – потом снова целовались, сидя прямо на полу в комнате, потом Ева вымыла эту единственную чашку и поставила на подоконник… Время то ли шло незаметно, то ли наоборот – летело.
– Слушай, да ведь темно совсем! – первым спохватился Денис. – Как же ты пойдешь? Ну, здесь-то я тебя до метро провожу, а там у вас, дворами…
Ева настолько не ожидала этих слов, что не нашлась с ответом. Куда она пойдет? Почему надо куда-то идти отсюда, почему нельзя остаться здесь вдвоем, вместе белить потолок, вешать полки на кухне, делать еще что-то, наполняющее счастьем уже потому, что делается вдвоем?
И тут же она поняла: да ведь он и не говорил ни о чем подобном. Денис ни разу не сказал, что она останется здесь или хотя бы придет еще раз, не предложил взять ключи… Он пригласил ее в гости, когда сам посчитал нужным это сделать, и вот теперь беспокоится, как она доберется до своего дома.
Эта догадка – которая, впрочем, была догадкой только для нее, – так ошеломила Еву, что она не знала, что сказать. Только смотрела, как Денис зачем-то выглядывает в окно, потом выходит в прихожую, возвращается уже в куртке.
– Я, понятно, телефона добьюсь со временем, – сказал он. – Во всем доме есть телефоны, алкаш-то мой просто напрягаться не хотел. Но пока, конечно, неудобство страшное. Как в каменном веке, честное слово! И автомат внизу вечно сломан. Ну, ничего, – улыбнулся он, – будет у меня пока односторонняя связь с цивилизованным миром.
Он приглашающе держал в руках ее серое пальто, и Ева машинально подошла, повернулась к нему спиной, руки сами попали в рукава… Она чувствовала спокойствие его рук, когда он поправлял сзади ее воротник, и спокойствие его губ, когда он еще раз поцеловал ее перед дверью.
Они вместе вышли на лестницу, хлопнула дверь его квартиры, загудел лифт.
– Понравилось тебе у меня? – спросил Денис уже на улице.
– Да, – кивнула Ева, не зная, что еще сказать.
– Я же говорил, лучше нет района, чем Крылатское. Даже лучше центра! И метро сравнительно близко.
Она вслушивалась в его голос и слышала только то, что он говорил: о Крылатском, о метро, – ничего больше. Естественность его слов была так же сильна, как их обыденность.
Все вдруг показалось ей чужим и пугающим – эти дома, похожие друг на друга, и асфальтовые дорожки между домами, и детские площадки во дворах… Всему здесь находилось место, всему было отведено определенное место в его жизни, и ей тоже. Впервые Ева поняла это с такой безжалостной ясностью.
И так же ясно она поняла: ничего и не будет, кроме этого. Ни счастья, ни горя, ни слез, ни радости – ничего. Будут его звонки время от времени, будет она приезжать сюда и входить в его квартиру, будет все, что было сегодня, только ремонт он закончит и посуду перевезет.
Сердце ее вздрогнуло еще раз – и умолкло. Еве казалось, что оно уже и не бьется, когда она останавливается у входа в метро, подставляет Денису губы для поцелуя, машет ему рукой на прощанье…
Она приехала последней; из квартиры уже доносились на лестницу веселые голоса. Дверь открыл Игорь – тот самый, с которым ходили в первый поход.
– О, а мы уже за стол сели, – сказал он, помогая Еве снять плащ. – Ну ничего, водка еще осталась, успеешь догнаться! – подмигнул он.
На столе красовалась какая-то большая замысловатая бутылка, сразу заметная среди привычных «Столичной» и «Монастырской избы».
– Штрафную Еве, штрафную! – закричала Галочка. – Только эту налейте, перестроечную!
«Перестроечная» водка в похожей на башенку литровой бутылке называлась «Горбачев» и была привезена из Германии, куда недавно ездил на стажировку учитель немецкого Олег Туганов. Обмен учениками и преподавателями начался в их гимназии давно, с самого начала перестройки, так что Олегова поездка не вызывала общего ажиотажа: так, расспрашивали о том о сем, смеялись названию водки.
– Только это не в честь нашего Горби, – объяснил Еве Олег. – Она у них давно была, оказывается. Как это мы раньше внимания не обращали? Говорят, вроде фирмы Смирнова, старинное что-то. Ну, давай, Евочка, за именинника!
Ева выпила, поморщилась, чихнула и запила водку фантой. Она так и не привыкла пить крепкие напитки и даже не различала, жесткая водка или мягкая, как этот «Горбачев». К тому же спиртное не веселило ее, даже от небольшой дозы начинала болеть голова, и поэтому она считала себя бесполезным участником застолья.
Игорь с Олегом продолжили прерванный разговор – о том, надо ли восстанавливать храм Христа Спасителя.
– Идиотская эта наша любовь к помпезным сооружениям! – возмущался Олег. – Вот у немцев бы чему поучиться, так это скромности и разумному использованию денег. По всей России церкви стоят в развалинах, да что церкви – дороги посмотри какие! Нет, подавай им эту махину на пустом месте.
– Ну и что? – не соглашался Игорь. – Во-первых, не на пустом. Сами разрушили, пускай теперь сами и восстанавливают. А во-вторых, кто тебе сказал, что если не построят Христа Спасителя, то они эти деньги на дороги потратят? Да их просто разворуют, как обычно, и все дела! А так хоть что-то останется. Ну, не прав я разве? – обратился он к остальным.
За раздвинутым посередине комнаты столом сидело человек пятнадцать, в разных концах велись разные разговоры, и на Игорев вопрос откликнулся только Денис.
– А по мне, так жалко, что бассейн закрыли, – сказал он. – Могли бы и рядышком построить, раз уж им так приспичило. А в бассейн у меня абонемент был, притом сравнительно дешевый, где теперь такой возьмешь? Я ж не «новый русский», сауны ихние оплачивать не в состоянии. Так что мне этот храм… – Денис дожевал маринованный грибок и добавил: – Лучше бы Исторический музей отремонтировали наконец, стыд ведь и позор на весь мир, детей некуда сводить! Ну ладно, нас все равно не спрашивают, о чем же спорить?
