Когда герцог Веллингтон, будущий победитель Наполеона, поступил на военную службу, ему сразу дали первый чин, и о плебеях под своим началом он отзывался презрительно. «Наши рядовые — это отбросы общества», — писал он другу-аристократу во время войны с Францией. Рядовых в ту пору набирали среди самых бедных слоев населения и среди национальных меньшинств, в частности, из католиков-ирландцев. Шансов подняться по скользкой карьерной лестнице и получить офицерский чин у них практически не было. Высшие звания приберегались для королей, принцев и герцогов. Но почему же только для герцогов, не для герцогинь?
Французская империя в Африке была создана и склеена кровью и потом сенегальцев, алжирцев и французского пролетариата. Доля французов «из хороших семей» среди рядовых была ничтожна, зато высока была их доля в малочисленной элите, которая возглавляла французскую армию, правила империей и наслаждалась плодами побед. Но опять же, почему французы, а не француженки?
В Китае армия традиционно подчинялась гражданской администрации, так что войну вели мандарины, зачастую не державшие в руках меча. «Доброе железо не переводят на гвозди», — говорили китайцы, подразумевая, что талантливым людям место среди бюрократии, а не в армии. Почему же в таком случае эти не вступавшие в поединки мандарины тоже все были мужского пола?
Бессмысленно утверждать, что женщины не становились мандаринами, генералами или политиками лишь из-за слабости телосложения или низкого уровня тестостерона. Во время войны требуется выносливость, а физическая сила и агрессивность совсем не обязательны. Война — не драка в пивной, это сложный комплексный процесс, для управления которым требуется выдающийся талант организовать людей, наладить сотрудничество, в чем-то идти на компромисс. Обычно ключом к победе становится умение поддерживать мир дома, приобретать союзников и проникать в мысли других людей, особенно в мысли врагов. Очевидно, что худшим командиром будет агрессивный здоровяк — альфа-самец. Гораздо лучше справится с ведением войны тот, кто готов к сотрудничеству, умеет примирять конфликты, манипулировать другими людьми и смотреть на проблемы с разных точек зрения. Вот из таких редких людей и выходят строители империй. Мало что смысливший в военном деле Октавиан Август создал режим, который продержался без малого полтысячелетия — ни Юлию Цезарю, ни Александру Македонскому, великим полководцам, подобная созидательная роль не далась. Современники, а вслед за ними многие сегодняшние историки приписывают достижение Августа особой его добродетели, clementia — сочетанию умеренности и милосердия.
Женщины в целом считаются лучшими манипуляторами и миротворцами, чем мужчины, славятся они и способностью видеть проблему с разных точек зрения. Из них могли бы выйти прекрасные политики и строители империй, а грязную работу и сражения они бы предоставили накачанным тестостероном простодушным мачо. Но такое порой случается в сказках и мифах, а в реальном мире — крайне редко. Абсолютно непонятно почему.
ГЕН ПАТРИАРХАЛЬНОСТИ
Существует и биологическая теория патриархата. Она предполагает, что за миллионы лет эволюции мужчины и женщины выработали разные стратегии выживания и воспроизводства. Самцы вступали в жесткую конкуренцию за возможность оплодотворить самку, и шанс каждого мужчины на потомство зависел от его способности превзойти в силе соперников. Из поколения в поколения свои гены передавали самые агрессивные, не боящиеся конкуренции, воинственные мужчины.
А у женщин никогда не было недостатка в мужчинах, готовых сделать ее матерью. Но если она хотела, чтобы ее дети выросли и в свою очередь дали потомство, ей предстояло долгих девять месяцев вынашивать каждого ребенка в утробе, а потом много лет его кормить и воспитывать. На все это время возможности женщины добывать пищу сокращались, ей требовалась помощь, иными словами — постоянный мужчина. Ради собственного выживания и выживания детей женщина вынуждена была соглашаться на любые навязываемые ей мужчиной условия, лишь бы он оставался с ней рядом и брал на себя хотя бы часть обязанностей. В результате из поколения в поколение свои гены передавали женщины покорные и заботливые. В результате столь заметного различия в стратегии выживания мужчины сделались честолюбивыми, склонными к конкуренции, стремящимися к вершинам бизнеса и политики. А женщины привыкли не путаться под ногами и посвящать свою жизнь обслуживанию мужей и сыновей.
Но и эта гипотеза опровергается эмпирическими фактами. Особенно трудно принять гипотезу, будто женщины вынуждены были подчиниться мужчинам, потому что нуждались в помощи, — отчего тогда они не обратились за помощью к другим женщинам? И склонность мужчин к взаимной конкуренции вряд ли могла обеспечить им доминирование в обществе: у многих видов животных, например у слонов и шимпанзе бонобо, та же динамика — потребность самок в помощи и мужская конкуренция — приводят к формированию матриархата. Самки действительно нуждаются в помощи, а потому пускают в ход социальные навыки, учатся заключать союзы и сотрудничать. Они организуют женское взаимодействие и все вместе растят детей, пока самцы растрачивают свое время в драках и других формах конкуренции. У самцов таким образом социальные навыки и связи практически не развиваются. Стаи бонобо и стада слонов находятся под строгим контролем сети взаимодействующих самок, а эгоцентричные и неспособные к сотрудничеству самцы вытеснены на периферию сообщества.
Если так все сложилось у слонов и обезьян, то почему не у Homo sapiens? Сапиенсы — физически относительно слабый вид, их основное преимущество — умение сотрудничать в больших коллективах. И, казалось бы, женщины, даже если они нуждаются в помощи и непременно мужской, могли бы использовать свои социальные навыки и умение кооперироваться и побуждать к сотрудничеству именно для того, чтобы взять верх над агрессивными, эгоцентричными и разобщенными мужчинами и манипулировать ими.
Как же вышло, что вид, чье выживание в первую очередь зависит от сотрудничества, допустил к власти наименее способных к сотрудничеству особей (мужчин), а умеющих кооперироваться женщин поставил в подчиненное положение? Это — ключевой вопрос гендерной истории, и пока что ответа на него у нас нет. Быть может, все предположения неверны. Быть может, самцы вида Homo sapiens отличаются вовсе не физической силой, агрессивностью и склонностью к конкуренции, а развитыми социальными навыками и большей склонностью к сотрудничеству? Пока мы этого не знаем.
Что мы точно знаем, так это то, что за последние сто лет в этой области произошла настоящая революция. Она заключается не только в быстром распространении равенства между мужчиной и женщиной во всех сферах жизни, но и в начале переосмысления обществом самих базовых представлений о гендере и различии полов.
Часть третья. Объединение человечества
Мекка . Совершающие хадж паломники семь раз обходят Каабу против часовой стрелки.
Глава 9. Вектор истории
После аграрной революции человеческие сообщества становились все сложнее и больше, соответственно развивались и поддерживающие социальный уклад воображаемые конструкции. Мифы и другие формы вымысла чуть ли не с момента рождения приучали человека рассуждать определенным образом, действовать в соответствии с определенными стандартами, хотеть конкретных вещей и соблюдать конкретные правила. Так формировались вторичные инстинкты, позволявшие миллионам незнакомцев успешно сотрудничать. Эта сеть искусственно прививаемых инстинктов называется культурой. Представитель шумерской культуры одевался как шумер, говорил как шумер, ходил как шумер, шутил как шумер, тупил как шумер и на своей шумерской кухне готовил, ел и пил как шумер.
В первой половине XX века историки придерживались убеждения, что каждая культура закончена, гармонична и обладает неизменной сущностью, которая определяет ее раз и навсегда. У любого сообщества имеется собственное мировоззрение и свой социальный, правовой и политический уклад, функционирующий без сбоев — так движутся планеты вокруг Солнца. Согласно этой теории общество, предоставленное самому себе, не подвержено переменам. Оно шагает размеренным шагом в одном направлении, и лишь внешняя сила способна изменить однажды заданную траекторию. Антропологи, историки и политики описывали «самоанскую культуру» или «тасманийскую культуру» так, словно с незапамятных времен верования, нормы и ценности самоанцев (или туземцев Тасмании) существенно не менялись.
