Ее сердце застучало быстрее. Она опустила дуло пистолета ниже.
– Мистер Виласко, – позвала она. – Где Вы?
– В своем кабинете, – ответил он.
Не спеша она направилась к маленькой двери, расположенной в задней части гостиной. После каждого шага, она резко поворачивалась, чтобы убедиться, что за ней не следят. Ее подстреливали только однажды. Тогда она получила две пули: в ногу и плечо.
Джентри Виласко сидел справа от входа за огромным столом из красного дерева. На одной стороне стояла зеленая лампа, на другой – куча бумаг. Руки были сложены на коленях. Слева от Эйвери, под окном, стоял маленький зеленый диван.
– Мистер Виласко, – сказала она, – пожалуйста, покажите мне Ваши руки.
– Ты так упорно трудишься, – вздохнул он, – всю свою жизнь.
– Мистер Виласко, мне правда нужно видеть Ваши руки.
– И все это для семьи. Ты же знаешь это, да? Я все делал для семьи.
– Пожалуйста, руки.
– Все кажется правильным, – кивнул он. – Я уже пожил. Зачем мне оставаться тут? Моя жена умерла от рака два года назад. Вы знали об этом? Страшная болезнь.
Эйвери потихоньку приближалась к столу:
– Ваши руки!
– А те девочки, – произнес он. – Я знал, знал. Ужасная трагедия. Правда ужасная. Но кто мы такие, чтобы судить? Каждый имеет право на существование.
Он быстро поднял пистолет с колен и приставил его к подбородку. Этому оружию на шесть патронов было как минимум лет пятьдесят: серебряное с белой рукояткой. Такие покупали на распродажах в соседских гаражах или в антикварных магазинах.
Эйвери подняла руку.
– Не делайте этого! – закричала она.
Виласко выстрелил.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
– Нет!
Звук выстрела эхом раскатился по комнате. Голова Джентри дернулась и волна крови вырвалась из спины, разлетевшись брызгами по стене.
– Черт, – прошептала Эйвери.
Томпсон забежал в дом, беспорядочно направляя пистолет на все подряд.
– Какого черта?! – заорал он. – Вот дерьмо.
Эйвери повернулась к нему.
– Ты вызвал подкрепление?
– Они в пути.
Она стояла, уставившись на труп, лежащий от нее всего в нескольких шагах, который всего пару минут назад был жив. Ее сердце разорвалось на миллион осколков.
* * *
Из ее машины достали перчатки и пакеты. Она дала Томпсону специальный набор и сказала проверить весь периметр. Сама же Эйвери занялась первым этажом.
Ковры в гостиной были серыми, а стены выкрашены в мутноватый белый цвет. Кроме гостиной и кабинета Виласко на этаже с другой стороны лестницы также располагалась кухня. Шкафы были сделаны из темного дерева, полы отделаны белой плиткой, а счетчики окрашены в темно-синий.
Маленькая дверь вела в заросший двор, обнесенный деревянным забором, вдоль которого росло множество видов цветов. Там же находилась темно-серая беседка для гостей.
Вернувшись в дом, Эйвери наткнулась на вход в подвал, расположенный за лестницей. Скрипучие деревянные ступеньки привели ее к совершенно необычному помещению с цементным полом, деревянным стелажом, установленным вдоль стен и другими местами для хранения. Она открыла пластиковый контейнер и нашла зимнюю одежду.
Вернувшись на первый этаж, она столкнулась с Томпсоном.
– Снаружи пусто, – сказал он. – В гараже лишь банки и садовый инвентарь.
Они направились на второй этаж.
Эйвери пошла первой, низко держа пистолет. Кошка, которую она уже видела раньше, прошлась по верхним ступеням и исчезла в коридоре. Она приложила два пальца к глазам и указала налево. Томпсон кивнул, свернул в указанную сторону и пошел по коридору. Эйвери вошла в ту же комнату, что и кошка. Небольшая гостевая была окрашена в серо-зеленый. На деревянном полу лежали три коробки для кошек. Два кота расположились на кровати – тот жирный, серый, которого она видела ранее и маленький белый котенок. Единственный шкаф был заполнен женской одеждой и кучей моли.
Она пошла за Томпсоном вдоль перил. В спальне хозяина, расположенной справа, стояла большая кровать. На полу был расстелен белый ковер. Вдоль стен стояли зеркала. Она открыла парочку зеркальных дверц и нашла в шкафах одежду и обувь.
– Эй, Блэк, – услышала она, – давай сюда.
Самая дальная комната была больше похожа на кладовку с короткой лестницей, ведущей на чердак. Помещение было слишком мало для Томпсона, поэтому он достал сверху какой-то предмет и сел на ступеньки, дожидаясь Эйвери.
– Наверху еще две, – ответил он.
Эйвери взяла в руки пушистую статуэтку.
Это было чучело черного кота, установленное на деревянной основе. Никаких надписей.
– Там есть еще и полосатый? – спросила она.
– Откуда ты знаешь?
Томпсон достал другое набитое чучело меньшего размера. Это был рыжий полосатый кот с темными глазами. Она взглянула и отдала обратно.
– Собери несколько волосков, – сказала она.
– Только этого?
– Да. На первых двух телах судмедэксперты нашли частички полосатого кота.
Послышались полицейские сирены. Как только звук приблизился, Эйвери спустилась и вышла через центральный вход.
Она должна была ощущать облегчение или даже некий восторг.
Но вместо этого, Эйвери ощущала пустоту, неуверенность. Кусочки головоломки крутились в голове, но все никак не хотели сложиться воедино: маршрут убийцы пролегал из Бостона на север и запад.
«Он живет к северо-западу от Бостона, – подумала она. – Хорошо, совпадает. Но это никак не объясняет поездки на минивэне еще западнее, за Кембридж. Второй дом. У него должен быть второй дом, где стоит минивэн. Все остальное подходит. Он выращивает цветы и держит в доме котов».
Если шерсть кошки совпадет с той, которую Рэнди обнаружила на телах, а среди цветов найдут психоделические образцы, то дело будет закрыто.
Томпсон встал за Эйвери.
Она обернулась.
– Осмотри кабинет, может найдешь что-нибудь еще, – сказала она. – Постарайся не трогать тело. Нам нужно отыскать второй дом и этот темно-синий минивэн. Ищи счета за аренду, бумаги на ипотеку, автостраховку, что-то в этом роде.
– Понял.
Последние слова Виласко кружились в голове:
«Я все делал для семьи.
Кто мы такие, чтобы судить?
Каждый имеет право на существование».
* * *
Эйвери наблюдала, как патрульные машины Сомервилля и Бостона пронеслись по улице с ревущими сиренами, припарковались, где глаза глядят, и как полицейские повыпрыгивали с оружием в руках.
Среди них был и Коннелли.
В его взгляде не было видно ни гнева, который он всегда испытывал по отношению к Эйвери, ни капли неуверенности или сомнений. Но на его лице появилось удивление, недоверие, что то, чему он был свидетелем, действительно происходило: женщина, бывшая знаменитость, которой не посчастливилось сойти с пьедестала, вдруг стала копом и снова решила дело, сделав из полицейских посмешище.
– Что у нас? – спросил он.
Полиция Сомервилля начала окружать дом и парадный вход.
Сцена разворачивалась как страшный сон. Эйвери едва различала Коннелли и остальных. Мысленно она находилась далеко отсюда. Головоломка не складывалась и у нее до сих пор не было реальных доказательств, кроме собственных догадок и последних слов Виласко: «Я все делал для семьи. Кто мы такие, чтобы судить? Каждый имеет право на существование».
Эйвери задавалась вопросом, мог ли Джентри похитить всех этих девушек. Он казался милым, несчастным, будто попал в ситуацию, которую не мог контролировать.
– Эйвери, с тобой все хорошо? Поговори со мной, – настаивал Коннелли.
– Он внутри, – ответила она. – Джентри Виласко. Мертвый. Застрелился. Он говорил что-то невнятное, что делал все это для семьи. Томпсон сейчас ищет какие-нибудь бумаги, которые могут привести к минивэну или другому дому.
– Это наш парень? Эйвери?
Каждый имеет право на существование.
– Мне нужно сделать звонок, – сказала она.
Эйвери вышла на улицу и набрала Тима Макгонагалла. Его телефон сразу перешел в режим автоответчика и она оставила сообщение: «Мистер Макгонагалл, это Эйвери Блэк. Мне нужно знать, есть ли у Джентри Виласко кто-нибудь из родственников, также работающий в вашем офисе? Возможно, двоюродный брат или племянник, кто угодно. Это очень срочно. Пожалуйста, перезвоните, как только сможете».
Она раскрыла и посмотрела на список сотрудников, работающих на Виласко. Имя Эдвина Пеша было выделено маркером.
«Ты не можешь просто взять и оставить место преступления, – сказала она себе. – Это твое место преступления. Коннелли никогда не простит тебя. И О’Мэлли тоже. Придется идти до конца. Составь протокол, произведи более тщательный обыск».
Терпение никогда не было сильной стороной Эйвери. Хоть внешнее спокойствие и саркастическая манера поведения за многие годы усыпили бдительность многих, внедрив в их подсознание ложное чувство безопасности, внутри Эйвери оставалась все той же машиной, которая не умела останавливаться.
