Рейтинговые книги
Читем онлайн Обращение в слух - Антон Понизовский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 87

Но самое интересное: когда мы начали зашивать — то есть когда сердечную ткань стали стягивать, — она начала расползаться, и образовался большой дефект. Из-за того, что у него миокард совершенно был, будем так говорить, нездоровый — из-за образа жизни, так далее — сердечная ткань у него никуда не годилась. Мы стягиваем — а она расползается, и мы ничего, практически, сделать не можем. Образуется очень большой дефект, где-то около пяти с половиной - шести сантиметров.

Больной, естественно, быстро теряет кровь. Эту кровь мы не успеваем ему перелить, потому что рук не хватает.

Анестезиологи наши, конечно, боролись: старались, чтобы давление у него не снижалось... Но мы думали, больной умрёт. Потому что рану стягиваешь — а она расползается всё равно.

И уже как последняя мера — я выкроил большой лоскут из перикарда и подшил к стенке сердца.

И самое интересное: кровотечение остановилось! Сердце продолжало сокращаться. Хотя он потерял больше четырёх литров крови. Мы донорской крови ему перелили, какая была, но небольшое количество...

И, вы знаете, как ни странно, но этот больной поправился.

Мы его показывали, возили в «Пироговку» — в научный центр хирургии. Там его осматривали. Даже есть у нас видео. Сняли сердце с этой заплатой...

И дальше мы продолжали следить за судьбой этого больного, чтобы оценить состояние, работу сердца...

Ну что сказать?

Он жив, в общем-то, — но продолжает вести, скажем так, нездоровый образ жизни. Продолжает пить. Была информация, что он в поликлинику обращался: его снова избили, он получил сотрясение мозга...

Понимаете, жалко: вкладываешь-вкладываешь в этих больных — и душу там, и всё что угодно. А потом они выходят — и всё сначала...

Вот тоже была криминальная ситуация.

К нам привозят мужчину. Он сам, значит, таджик. Он кого-то там со своими друзьями насиловал. На квартире здесь где-то, в Ногинске.

Но эта женщина как-то у них ухитрилась вырваться, схватила нож и ножом нанесла ранения ему — в глотку и в полость рта. Был язык повреждён, корень языка повреждён. Там находятся крупные сосуды, язычная артерия. Поэтому была тоже большая кровопотеря, и опять приходилось больному, в общем-то, спасать жизнь.

Зашили ему язык, подъязычную область. В таких случаях мы используем кетгут, кетгутовые нитки. Это не синтетический материал, а нитки, которые делаются из серозно-мышечного слоя крупного рогатого скота. Такая методика приготовления этого шовного материала. Швы потом постепенно рассасываются.

Всё, спасли ему жизнь, выписали из больницы — и где-то через неделю опять он к нам поступает!

Видимо, эта женщина сообщила кому-то — друзьям своим или кому, родным, — чем он там занимался, насиловал её. И те собрались его наказать. Уже из местных жителей — кто-то ему захотел отомстить.

Он испугался. Решил опять отлежаться в больнице. И сам себе эти нитки кетгутовые — раскусил.

Снова всё то же самое, кровопотеря — литра полтора или два крови он потерял, снова к нам поступил, мы зашили...

Но на этот раз уже приехали его знакомые из Таджикистана, забрали его, увезли.

Вот такие вещи бывают.

И я вам вот что хочу сказать. Когда работаешь, то, естественно, просто стремишься быстрей спасать человека. Делаешь своё дело как можно лучше. Вот.

А на самом деле, конечно, дикость.

VII.

Боль

На столике перед Белявским стояла чашка кофе и две стеклянные бутылки воды «Кристальп».

— Поучительно, пра-авда? — пропела Анна хрустальным голоском. — Вкладываешь-вкладываешь — а они выходят — и всё снача-ала...

Белявский, прищурившись против света, взглянул на жену. Лицо у него было серое, под глазами мешки.

— Мы тут с Федечкой мно-ого успели, пока вы... от-цуцтвовали.

Ах какая была история про таблеточку. Поучительная. Вот тебе бы понравилась. Мучик — мучику за шестьдесят — поехал со взрослым сыном в лес густой, озеро Жужица, Жижица... Отец с сыном. Соскучились в лесу, вызвали девок. Отец сперва не хотел: «Что я с ними, — говорит, — буду делать?» Резонно, в общем. Сын покупает отцу таблеточку, что-то вроде виагры. Прогресс влияет, ты чувствуешь? Девка делает вид, что залёт — и готово: мужик в шестьдесят пять, что ли, лет — бросает семью и женится на б....ще. А всё благодаря малипусенькой таблеточке... Знаешь, что меня потрясает больше всего? Одноклеточность — ладно. Мозгов нету — ладно. Меня потрясает, что после всего — ещё остаются претензии на уважение! «Ах, меня не слушают», «ах, моё мнение ничего не значит»... Так если ты ведёшь себя как собачка: свистнули — побежала, всё рыло в слюнях — какое потом «твоё мнение»? Сначала слюни вытри...

Фёдор сделал было движение встать — как вдруг Анна залилась звонким смехом. Фёдор даже чуть-чуть испугался.

— Я вспомнила анекдот про динозаврика!.. — смеялась Анна. — Знаешь, Федечка, анекдот про динозаврика? Идёт динозаврик маленький, плачет.

«Ой, ну что же ты плачешь? Давай мы позовём твою маму...»

«Нет у меня мамы!»

«Ах бедненький, что случилось, где твоя мама?» «Я её съе-ел...»

«Ай-я-яй! Какой безобразник! Пойдём тогда к папе...» «И папу съе-ел!..»

«К бабушке пойдём, к дедушке, к дяде, к тёте, к сестричке...» «Всех, всех съе-е-ел!..» «Кто же ты после этого?!»«Сирота-а-а-а!..»

Вот точно, — Анна стряхнула слезинку — длинным ноготком, аккуратно, чтобы не повредить макияж. — Невинные жертвы... эмансипации...

Ах, ладно. Чего мы пугаем мальчика. У него ещё всё впереди.

Федечка, у тебя были вопросы.

— Я лучше пойду?..

— Сиди! — сверкнула глазами Анна. — Не смей уходить! Не бросай меня. Ты делаешь важное дело. Тебе нужны комментарии. Вон сидит комментатор. Всё знает. Всё понимает. Спроси его! Спрашивай! Что ты хотел спросить?

— Я хотел спросить... — Стараясь не смотреть на Дмитрия Всеволодовича, Федя побегал по клавишам. — О «промзонах» я вроде бы всё нашёл... Вот, хотел уточнить, что такое «солидные люди». Он имеет в виду местных чиновников? Или криминальных... преступников?..

— Авторитеты, — хрипло сказал Белявский.

— Спасибо...

— Так, Федечка, спрашивай дальше, — настаивала Анна.

— Вроде бы остальное ясно... Может быть, просто... общие мысли? Общее ощущение?..

— Любимый, — обратилась Анна к мужу, и Фёдор даже слегка поёжился, так оскорбительно прозвучало это «любимый», — какое у тебя «общее ощущение»?

— Омерзения.

— Мало ли, — просияла Анна, — мало ли что у кого вызывает «омерзение»! Надо терпе-еть!..

— Омерзение, безусловно, — заговорил Федя, чтобы только прервать её, — и, как его научили в университете, попробовал выхватить нечто бесспорное в утверждении оппонента, с чем все были бы изначально согласны и на чём можно было бы развивать диалог, — омерзение, разумеется, очень сильное чувство... — продолжил он наугад, понимая только, что пока он произносит какие-нибудь слова, Анна молчит и безобразная сцена не возобновляется, — ...сильное чувство обычно свидетельствует, что затронуто нечто важное...

— Затронуто? — нехорошо усмехнулся Белявский. — Я помню, толстая кишка затронута. Кал затронут, моча затронута, кровь затронута. Серозно-мышечное что-то такое затронуто. Что может затрогать анатомический справочник? Что мы слушаем? Вообще, о чём это всё?! Зачем?!

Фёдор немного обиделся. Он проявил милосердие к поверженному противнику, а противник вместо благодарности огрызался.

— Я думаю, — ровно ответил Федя, — что всё это — рассказ о боли. Крик боли. Страдания. Я уже говорил, что, на мой взгляд, страдание — ключевой пункт для человеческой философии...

Всем своим видом Анна выразила одобрение и внимание. Федя невольно заговорил увереннее и чуть громче:

— В сущности, тема большинства записей — именно боль: душевная либо физическая, общая или личная, острая или тупая...

— Да, точно! — с энтузиазмом продолжила Анна и даже встала из кресла. — Я в прошлом году упала в Сент-Морице на Дьяволецце: приехала в госпиталь. Сижу в очереди, а передо мной пропускают и пропускают! Без очереди идут и идут. Я спрашиваю врача: что такое? Я раньше приехала! Он говорит мне: у них «акутер шмерц». Как это переводится точно? «Сильная»?..

— «Острая». «Острая боль». «С острой болью»...

— Вот-вот!..

Фёдору было немного досадно, что Анна его перебила какой-то не относящейся к делу глупостью, — но в то же время он был благодарен ей за поддержку.

— Я говорю: у меня тоже очень акутер! А он мне, сучок, улыбается и ехидно: «Нет, фрау Бельяфски, у вас не акутер, у вас нормалер шмерц». Я ему говорю: откуда вы знаете, какая у меня шмерц, нормалер или не нормалер?! Каким местом вы вообще можете это знать?..

— Как верно! — зажёгся Федя. — В детстве я был убеждён, что осциллограф — это прибор для измерения силы боли! Чем выше прыгает эта зелёная вспышка — тем, значит, больнее... Может быть, так родители пошутили? Или какой-нибудь врач в поликлинике? Я в это верил долго-предолго, лет, может быть, до двенадцати, и был страшно разочарован: не мог поверить, что измерителя боли не существует. Столько сложных устройств! — вот, адронный коллайдер совсем рядом с нами, в ста километрах, — а такой жизненно необходимый прибор до сего дня никем не изобретён?

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 87
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Обращение в слух - Антон Понизовский бесплатно.
Похожие на Обращение в слух - Антон Понизовский книги

Оставить комментарий