Роджер принялся за ящики стола. Ни один из ящиков не был заперт, и каждый по меньшей мере наполовину был занят картонными папками с рукописями. Едва ли не все они были присланы Эткинсу, похоже, значительно раньше, чем письма, и еще меньше могли рассчитывать на то, чтобы иметь прошлое, так же как настоящее и будущее, чем книги на полках. Зрелище этого кладбища литературных выкидышей благотворно подействовало на Роджера, он даже повеселел, лишь одно озадачивало, зачем Эткинсу нужно было заниматься подобной макулатурой. Как такое могло произойти? Роджер немного утешился, подумав, что, не случись сегодняшней истории, он так никогда и не узнал бы всю подноготную Строда Эткинса.
Тут в голову Роджеру пришла мысль, первая вполне определенная и конкретная мысль за последние несколько минут. Наверняка в одном из этих ящиков ожидает своей незавидной участи «Перн в ядерном вихре» – единственное литературное произведение его бесталанного свояка, борца за ядерное разоружение, который считал, что все британские издатели участвуют в едином империалистическом и, конечно обреченном, заговоре против него. Если он отыщет рукопись, это основательно повысит его в глазах Памелы. «Так или иначе, но мне удалось добыть ее. Это стоило немалых усилий, но…» – «О Роджер, не может быть! Это просто замечательно!» Выпив воды, он принялся систематически обшаривать ящики стола. Вскоре он добрался до нижнего, но никак не мог открыть его. Ручки не было, а забит он был так плотно, что его содержимое цеплялось за дно верхнего ящика. Однако заперт он не был, и несколько рывков в манере Джо Дерланджера сделали свое дело. Где-то посредине кипы, между двух драных папок, он наткнулся на маленькую непривычного размера книжицу, обернутую в мраморную бумагу. Он как-то неловко вытащил ее, и оттуда вылетела продолговатая карточка, заложенная между страниц. Запись, сделанная от руки коричневыми чернилами, сильно выцвела. Роджер с трудом разобрал:
Лорд Г. – 1 плеть
У – м – 2 плети
Уотте – 3 плети
Габриэл – 10 плетей
Алджернон – 50 плетей
Через три минуты Роджер уже не сомневался, что, хотя записи в книжке не принадлежали к лучшим текстам Суинберна, не делали чести Суинберну и даже самым недвусмысленным образом дискредитировали Суинберна, тем не менее принадлежали самому Суинберну. А раз так, то следовало спасти их от загребущих американских лап. Остальное, что полагается делать в подобных случаях, он сделает позже. У него было предостаточно времени, чтобы сложить все обратно в стол и закрыть ящики, спрятать драгоценную записную книжку в особый внутренний карман пиджака, прежде чем под окнами послышался шум подъехавшего такси. В две секунды он выключил свет и занял позицию, держа палец на выключателе. Стукнули дверцы лифта.
Глава 16
Эффект, как он и рассчитывал, был потрясающим. Когда он включил свет, Элен вскрикнула и аж подпрыгнула на месте. Даже Мечеру понадобилось секунды две, чтобы его глаза и нижняя челюсть вернулись на место. Потом он ухмыльнулся и сказал:
– Вы очень умны, мистер Мичелдекан. Определенно у вас прекрасная память на некоторые вещи. Никак не думал, что вы обратите внимание на слова Строда, что я могу воспользоваться этой квартирой.
– О, я всегда все внимательно слушаю, – ответил Роджер самым спокойным голосом, на какой был способен.
Последние несколько часов он то и дело задавался вопросом, а что, собственно, он предпримет, когда настанет его момент. Теперь он это знал, по крайней мере знал, как будет разворачиваться первый акт этой драмы. Но спешить не следовало. – Теперь я, кажется, знаю, какова будет моя роль в твоей жизни. По счастью, это можно наглядно продемонстрировать, так что мне не придется утруждать себя нудными объяснениями. – Он двинулся на Мечера, который застыл на месте. – Посмотрим, каков ты, когда нужно применить силу, чтобы защитить того, кто тебе нравится или кого ты любишь.
Роджер не сделал и трех шагов, как Элен выступила вперед. Ее тонкие губы стали еще тоньше.
– Учтите, – сказала она ровным, решительным голосом. – Если кто из вас ударит другого, если хотя бы тронет его пальцем, я выйду в эту вот дверь и никогда больше ни слова не скажу ни одному из вас. Ясно? Роджер, тебе ясно?
Он не знал, что ответить. Для него чрезвычайно важно было объяснить, что Мечер скорее заслуживает, чем не заслуживает хорошей трепки, но, как он ни старайся, сомнительно, чтобы она поняла его или хотя бы попыталась понять. Он моргнул и медленно покачал головой.
– Но я не собирался бить его… по-настоящему, – сказал он. – Только кулаками. Ни ногами, ни коленом, ничего такого. И только выше пояса. Никаких недозволенных приемов, все по-честному, правда.
– Только попробуй тронуть его, и между нами все будет кончено. Имей это в виду.
Роджер никак не мог обрести обычное свое красноречие. Наконец, презрительно фыркнув, он повернулся к Мечеру.
– Ну и как вы себя чувствуете, – спросил он, – видя, как ваша дама сердца умоляет сохранить вам жизнь? Настоящий мужчина не смог бы…
– Я чувствую себя просто прекрасно. Не предполагал, что она способна быть столь убедительным защитником. И я не настоящий мужчина. Я очень ненастоящий мужчина. Единственный настоящий мужчина здесь – это вы.
– Ты ребенок, а не мужчина! – заорал Роджер. – Мужчины должны уметь играть по правилам, черт подери, но ты не умеешь. Нет. Если тебе чего-то хочется, ты просто берешь это. Ты представления не имеешь о том, что значит заслужить право иметь что-то. Просто вламываешься и все сокрушаешь… Как все твои чертовы соотечественники. Это было бы забавно, когда бы не было так ужасно.
– Не возражаете, если я сяду? – спросил Мечер, присаживаясь на край кушетки и не спуская с Роджера опасливого взгляда. – Конечно, я понимаю, что довольно несправедливо лишать вас удовольствия ударить меня. Думаю, человек…
– Лучше подумай, как чертовски тебе повезло, что нашелся такой защитник. Да я из тебя за две минуты отбивную бы сделал. Даже меньше чем за две минуты – за десять секунд. Да вот беда, у тебя и так уже полные штаны. Разок ударить, и ты будешь готов. Станешь ползать на коленях и молить, чтобы я тебя больше не…
– Конечно стану, конечно стану, – согласно кивнул Мечер. – Меня не били с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Тогда мне это не нравилось, и с тех пор не произошло ничего, что заставило бы меня изменить свое отношение к этому.
– Ты просто жалкий, болтливый, храбрящийся трус.
– Ну да, конечно, я трус. Но что вы, мистер Мичелдекан, похоже, не понимаете, так это то, что меня это вполне устраивает. А еще я лжец, вор, слишком привержен мирскому успеху – поскольку не так возвышенно духовен, как вы, – можно найти у меня и другие пороки, о которых в данный момент нет нужды распространяться. Но дело в том, что я осознаю это и это меня не заботит. Будь вы настроены менее решительно, то могли бы узнать, что меня заботит, и подумать над этим. Хотя время уже довольно позднее, чтобы открывать что-то новое для себя, так вы, наверно, считаете?
– Мечер, пока тебе не стало совсем худо, серьезно советую спрятать гордость подальше и обратиться за помощью к тому, кто занимается такими, как ты.
– Виноват – но это еще одна отравленная стрела в мой адрес. Если вы считаете, что я веду себя сейчас как невротик – а так оно, наверно, и есть, – пускай. Так или иначе – перед грубой силой я могу не устоять, но мы условились не прибегать к грубой силе, а слова на меня не подействуют, во всяком случае те, которые вы можете мне сказать, поэтому что вы собираетесь делать?
– Что я собираюсь делать?
– Совершенно верно. Что вы собираетесь делать? Каковы ваши личные планы на следующие несколько часов, если конкретней – на ближайший час?
Все это время Элен стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор и гневно глядя на Роджера. Теперь она присоединилась к Мечеру:
– Почему бы тебе просто не уйти, Роджер? Тебе здесь нечего делать. Драться ты не собираешься, нам нечего сказать тебе, а тебе – нам. Так что иди домой.
– У меня есть много чего сказать и тебе, женщина, не сомневайся на этот счет, и ты…
– О боже! – Элен закрыла лицо руками. – Ничего не желаю слышать. Если б ты только знал, как мне все это надоело. Я просто хочу забраться в постель.
– Еще бы, уверен, что хочешь.
Она отняла руки от лица.
– Убирайся с глаз долой, жирный болван. Не понимаю, как только я позволяла тебе дотронуться до себя…
– Нет, Элен, – остановил ее Мечер, – не так. Это ему нипочем. Надо по-другому. Вот, смотри, я тебе покажу. – Он, дразня, высунул язык и запел: – Британцы идут, британцы идут. Стреляй британцев, стреляй британцев. Роджер – второгодник, ля-ля, ля-ля, ля-ля. – Он помахал руками, касаясь большими пальцами ушей, и снова запел: – Роджер писать не умеет, Роджер считать не умеет, о-е-ей, о-е-ей.
