Тут же нескольких наблюдателей словно ветром сдуло со стены. Весть о том, что русские уходят сотнями с Арского поля, полетела в ханский дворец, где военачальники, ханские советники и даже служитель Аллаха в тот момент обсуждали, как наказать гяуров за их бездумную дерзость и за алчность. Они, возмущаясь тем, что русские воины грабят ярмарку, - по Корану и шариату ведь имущество купцов неприкосновенно, - вовсе не вспоминали о том, что любая их измена сопровождалась, как правило, грабежом русских купцов, и не только грабежом, а убийством или пленением ради продажи в рабство. Собравшиеся у хана призывали к скорой и страшной мести, были, правда, среди них и благоразумные, утверждающие, что лучше слать послов к воеводе русской рати брату царя Василия. Известие, принесенное наблюдателями, внесло еще больший разнобой в высказывания.
- Слава Аллаху! Пусть уходят. Осенью мы пройдемся по их землям. Вернем вдесятеро увезенное с ярмарки.
- Разумное слово. И послов слать не придется. Не придется лукаво присягать Москве.
Поднялся мулла соборной мечети Кул-Шериф, ярый ненавистник православных.
- Нельзя выпускать гяуров без мести им. Полки уйдут, полки вернутся. Необходима вылазка! Уничтожающая. Благословенная Аллахом!
Приподнял руку Мухаммед-Амин, молча слушавший долгое пререкание придворных, и все в один миг захлопнули рты.
- Будем готовить вылазку. Вооружим всех желающих, а их, считаю, найдется достаточно, и подождем подхода туменов из Арска, куда мы давно послали своих гонцов. Не сегодня-завтра арцы подойдут к нам в поддержку.
Никому не нужно было объяснять, что темникам арского войска хорошо известен тайный ход под городской стеной, и они сразу же, как подойдут, пошлют вестников, чтобы согласовать дальнейшие совместные действия. С этой целью к исходу дня послали, как и предполагалось, в ханский дворец опытнейшего тысяцкого, возглавлявший один из двух подошедших из Арска туменов. Условились так: ворота город откроет своей рати еще затемно, арские же тумены сосредоточатся на опушке леса. Несколько тысяч пеших нукеров подкрадутся совсем близко к шатрам и по знаку (призыв муэдзина к правоверным на утреннюю молитву) ворвутся в стан гяуров, в это время часть туменов налетит Па русское войско на Арском поле, а другая часть захватит корабли.
Ничего не подозревавшие русские ратники в своих полковых станах, даже не имевших защитных ограждений, беспечно спали прямо среди шатров и палаток, на дорогих, ручной работы персидских, коврах. Только сотни, выделенные для ночного бдения, не скинули на ночь кольчуг и не отстегнули мечи, хотя засад они не выставили и коротали время, мирно беседуя. Никакой тревожности. Никакой настороженности.
Вечером, накануне той злополучной ночи и коварного рассвета, князь Андрей, по совету Хабара-Симского, попытался поговорить с главным воеводой по-братски, с полным откровением:
- Ты в слепоте живешь. Не выслал ни одного десятка лазутчиков в лес, не послал ни одной засады к городским воротам. А полки как устроил? Никак.
- Учишь. А сам как поступил? Меня известили, что ты увел свои полки на корабли. Без моего на то веления. А самовольство, известно тебе, наказуемо. Особенно в ратное время.
- Твое повеление устраиваться полкам станами? Твое. Мои полки - речная рать, а ее стан на кораблях. Выходит, не самовольничал я, а выполнял твой приказ.
Увел князь Дмитрий разговор в сторону, и разошлись братья всяк при своем мнении.
Еще не совсем рассвело, как Андрея Ивановича и Хабара-Симского поднял сотник, ратники которого бдили и на головном учане и на берегу в пределах пары сотен саженей.
- Беда! Татары ворота распахнули. Пешие нукеры подступают к Арскому полю, к палаткам и шатрам!
- Пушкарей быстро поднимай. Выстрелы из пушек разбудят наших. Успеют, может, хоть малость изготовиться.
Но сразу-то не жахнут пушки: порох сначала нужно запыжить, факелы распалить, добыв огонь кресалом. В итоге получилось так, что первый выстрел прозвучал почти одновременно с тысячеголосым воплем «Аллах акбар! Ур! Ур! Ур!»
Из леса тоже с криком во все глотки «Ур! Ур! Ур!» вьпластало конное арское войско, отсекая ярмарочный городок с русскими полками от Волги, а часть этой кон-вицы, отколовшись, понеслась на корабли.
Расчет нападавших на легкую победу над речной ратью улетучился моментально, когда конников встретил дружный огонь рушниц, затем выстрелы пушек. Первые ряды скачущих смешались, образуя кучу малу. Кони, вошедшие в раж, продолжали бег, пытаясь перемахнуть через упавших, падали сами, подсеченные дробью и пулями, - атака захлебнулась.
Поняв, что корабли не взять наскоком, всадники повернули коней назад и понеслись полным галопом к Арскому полю - подальше от дроби и пуль.
Такой неожиданный исход короткого боя несколько удивил воевод и ратников на кораблях.
- Не казанцы это, выходит, - заключил Хабар-Симский, - черемисы. Им свои жизни дороже. Да и похватать можно на ярмарке, что под руку попадет, а они, похоже, не растеряются. Что станем делать? - обратился он к Андрею Ивановичу.
- Не знаю. Враскоряку мысли. На выручку бы пойти, если по чести, но вон татарвы сколько. Мы в сечу - а они корабли наши захватят. Вот тогда крышка всем до одного. Если же корабли оставим, те, кто вырвется из кольца, сможет спастись. Примем их на плоты, что за нашей спиной, либо возьмем к нам на палубы. Есть Что-либо дельное в твоей воеводской голове? Подскажи, приму совет, если стоящий.
- В том-то и дело, что нет. Я думаю, даже на берег не надо выпускать ратников. Только тогда отбиться сможем. Вроде как в крепости. Пусть попробуют взять нас, если смелости хватит и жизней не жалко.
- Басурманам жизней в бою не жалко. Они говорят что в рай тут же попадают, если в битве с неверными сложат голову. У нас свой обычай: сам погибай, а товарища выручай. Нам бы хоть воевод вытащить из кровавой бани. Главного спасти надо, брат ведь. Себе век не прощу, если смалодушничаю.
- Давай я поведу тысячу. Вместе с дружиной князя Дмитрия и дружинами других князей-воевод, даст Бог, пробьемся к кораблям. Думаю еще продержать хотя бы малое время прорыв в кольце: пусть, кто успеет, выскакивает.
- Что же, с Богом.
Прорыв удался. Более того, тысяча речной рати, дружины князей и Сторожевой полк Даниила Щени некоторое время держали открытым проход, что позволило многим мечебитцам и особенно конным детям боярским вырваться из кольца. Отпятились ратники заслона к кораблям только тогда, когда упираться стало невмоготу. Менее трети осталось в полку ратников. Обезлюдело весьма внушительное войско. Не сотни, а тысячи погибли бесславно, иные даже не успев обнажить меча.
Царь Василий Иванович вынужден был повелеть и побитым полкам, и полкам князя Василия Холмского возвращаться в Москву.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Не велел царь торжественно встречать возвращающихся из Казанского похода, не собрал и пира для воевод. Он никого не опалил, хотя все ждали бурной грозы. Она, однако, не прогремела даже на горизонте. Тишина и спокойствие в Кремле, словно ничего из ряда вон выходящего не случилось.
Так виделось со стороны, но сам Василий Иванович с великим сожалением переживал крах своей надежды, своей золотой мечты, и вынужден был круто изменить важное для России решение - решение о престолонаследии. И сделав это, царь позвал князя Андрея.
- Я знаю, что ты, если не вслух, так в душе упрекаешь меня за назначение Дмитрия главным воеводой походной рати. Скажу откровенно: справедливо осуждаешь. Однако мною руководила благая цель - забота о будущем отечества. Знал бы ты о ней, иначе бы мыслил.
- Что мешает тебе рассказать?
- Теперь вот - ничего. Потому и позвал. На долгий разговор. На откровенный. Братский, - произнес задумчиво Василий Иванович и умолк, словно никак не насмеливается произнести важное слово. Не играть же, однако, в молчанку бесконечно?
- Ты знаешь, братишка, что Соломония, царица, бесплодна, - заговорил он в конце концов, - вот и гложет меня неотступно мысль: кому передавать трон, кто станет наследником. Не озабочусь я о наследнике из Даниловичей, кто-то другой ветви Владимировичей захватит власть. Царствованию Даниловичей наступит конец.
- Постриги в монахини царицу, получив благословение митрополита. Женишься вторым браком. Родишь сына. Не старик же ты.
- Легко советовать. Легко идти и по проторенной Дорожке. Но не могу пересилить себя. Люба мне царица Соломония. Язык не повернется повелеть постричь ее. Но ты погоди, не перебивай. Дай высказаться до конца, потом спросишь, если не ясно что. Или скажешь свое слово.
Снова наступила долгая пауза.
- Хотел я, - вздохнув, продолжил государь, - продлить царствование нашего рода так: дозволить жениться брату Дмитрию и сына его объявить наследником престола. Как поступил в свое время наш отец Иван Великий. При своей жизни объявил бы сына Дмитрия царем и ни при каких обстоятельствах не изменил бы своего решения. Вот и испытывал Дмитрия, давая ему важные поручения. Державные. Увы, с устройством оборонительной линии от Казани он не совладал. Вернее, не ударил палец о палец, перевалив все на тебя и Хабара-Симского. Подумал тогда я: слаба для него ноша, не по его плечу, вот он и не усердствовал. Доверил я ему поход. А вышло что? Опозорился донельзя сам и опозорил весь наш род, всю нашу семью. Князья Курбский, Ростовский, Федор Бельский не укрыли от меня его бездумное самовольство, о тебе же с Хабаром-Симским отозвались только добрым словом. Разумными действиями спасли вы едва ли ни треть рати. Поразмышлявши над этим, оценив все твое прежнее разумное старание в угоду державе, я решил: твоего сына назвать наследником. Невесту я тебе уже выбрал[103]. Не знаю, пригожа ли? Говорят: статная и в то же время сытая. Свахи утверждают, что озорница и частошажная. Они, думаю, лукавить не станут, опасаясь моей крутой руки. Впрочем, все это - мелочи, не имеющие важности. Важен род. Княжна юная из древа Даниловичей по крови, не коренной ветви, но все же. Как ты на это смотришь?
