Необходимо отметить, что в данном случае Оскар повел себя безупречно и через своих связных передал всю наличность в еврейскую общину, чтобы они потратили ее, как сочтут нужным.
Мордехай Вулкан, которому, как и госпоже Дрезнер, довелось в свое время познакомиться с герром Оскаром Шиндлером, по профессии был ювелиром. В конце года его посетил один из работников политического отдела службы порядка Спиры.
Беспокоиться не стоит, сказал он ювелиру.
В прошлом году Мордехая прихватила OD за торговлю валютой на черном рынке. Когда он отказался быть агентом Бюро контроля валютных операций, его избили в СС, и госпоже Вулкан пришлось нанести визит вахтмейстеру Беку в управление полиции гетто, чтобы дать взятку за его освобождение.
В июне его снова схватили и отправили очередным транспортом в Бельзец, но знакомый полицейский из службы порядка успел вовремя появиться и вывел его из грузового двора. Ибо даже среди них были сионисты, как бы ни была мала для им подобных возможность когда-нибудь увидеть Иерусалим.
Полицейский, который на этот раз навестил Мордехая, не был сионистом. Службе СС, сообщил он Вулкану, срочно нужны ювелиры. Симхе Спире поручили за три часа разыскать их. Иными словами, Герцог, Фриднер, Грюнер и Вулкан – четыре ювелира – должны, явившись в полицейский участок, отправиться прямиком в прежнюю Техническую академию, где ныне находятся складские помещения Главного административно-экономического управления СС.
Как только Вулкан оказался в пределах Академии, он сразу же понял, что тут все подчиняется правилам строгой секретности. У каждой двери стоял охранник. Офицер СС сразу же предупредил ювелиров, что если кто-то из них обмолвится хоть словом об их работе здесь, то сразу же будет отправлен в трудовой лагерь. Каждый день, сказал он им, они должны приносить с собой инструменты и оборудование для оценки драгоценных камней и золота.
Затем их повели вниз, в подвальное помещение. Вдоль стен там тянулись деревянные помосты с грудами чемоданов и саквояжей, на каждом из которых имелись ярлычки со старательно выведенными именами их прежних владельцев. Под высокими окнами стоял ряд деревянных ящиков.
Когда ювелиры сели в центре помещения, двое эсэсовцев, подхватив один из саквояжей, опустошили его перед Герцогом, вернулись за другим – и вывалили его содержимое перед Грюнером. Затем золотой каскад обрушился на Фриднера и Вулкана.
Это было старое золото: кольца, брошки, браслеты, часы, лорнеты, портсигары. Ювелирам предстояло разобрать его, отделив чистый металл от сплавов, и оценить стоимость драгоценных камней и жемчуга. В зависимости от ценности и количества карат все надо было складывать в разные кучи.
Сначала они приступили к делу осторожно и опасливо, но потом работа пошла быстрее – сказывались профессиональные навыки. Эсэсовцы раз за разом уносили разобранные ценности, раскладывая их по соответствующим ящикам. Как только один из них заполнялся, на боку его появлялась надпись черной краской: «Рейхсфюрер СС. Берлин». Рейхсфюрером СС был сам Гиммлер, на чье имя в рейхсбанке складировались конфискованные по всей Европе ценности.
В грудах золота находилось немало детских колечек… и как же трудно было еврейским ювелирам сохранять спокойствие при мысли об их бывших владельцах!
Но только однажды они дрогнули, потеряв самообладание, – когда эсэсовец вывалил перед ними груду мятых золотых коронок, на которых еще виднелись следы крови. В этой горке у коленей Вулкана ему чудились тысячи казненных – и все они звали его присоединиться к ним, отшвырнуть рассортированные камни и громко заявить о гнусном происхождении этого богатства!
Но после минутной заминки Герцог и Грюнер, Вулкан и Фриднер снова принялись за дело – конечно же, думая теперь о сиянии коронок в собственных ртах, опасаясь, что и они могут броситься в глаза эсэсовцам…
Потребовалось не менее шести недель, чтобы рассортировать золотые сокровища, хранящиеся в подвале Технической академии.
Когда с ними было покончено, ювелиров перевели в старый гараж, предназначенный для хранения серебра. Ремонтные ямы были полны сваленными туда изделиями: кольцами, кулонами, пасхальными блюдами, менорами, нагрудными украшениями, диадемами и канделябрами. Здесь тоже следовало отделить цельное серебро от сплавов и взвесить его. Дежурный эсэсовский офицер жаловался, что некоторые из предметов трудно упаковывать, и Мордехай Вулкан предположил, что, наверное, часть предметов пойдет на переплавку. И хотя он не отличался набожностью, подумал, что было бы куда лучше, маленьким триумфом, если бы рейх унаследовал лишь то серебро, из которого не были отлиты святыни иудаизма. Но в силу каких-то причин офицер СС отказался о этой идеи.
Может, этим предметам предназначалось пополнить собой какую-нибудь дидактическую коллекцию в одном из музеев рейха. Или эсэсовцы оценили изящество серебряной утвари синагог…
Когда работа по оценке богатств подошла к концу, Вулкан опять оказался без дела. Ему приходилось регулярно покидать гетто в поисках еды для семьи, особенно для дочки, страдающей бронхитом. Какое-то время он работал в скобяной мастерской в Казимировке, где его и увидел обершарфюрер СС Гола, человек достаточно спокойный. Гола нашел ему работу ремонтником в казармах СС близ Вавеля. Когда Вулкан со своими гаечными ключами входил в столовую, он видел над дверью надпись: «СОБАКАМ И ЕВРЕЯМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Эта надпись, вкупе с сотнями и тысячами вырванных коронок, которые прошли через его руки в Технической академии, убедили его, что случайная расположенность, проявленная к нему обершарфюрером Гола, ровно ничего не значит в итоге. Гола пил тут же, в компании друзей, не обращая совершенно никакого внимания на надпись; но он и не заметил исчезновения семьи Вулкана в тот день, когда ее отправили то ли в Бельзец, то ли в другое, столь же зловещее место.
Так что Вулкан, как и фрау Дрезнер, и почти пятнадцать тысяч других обитателей гетто понимали, что спасти их может только неожиданное чудо.
Но они в него не верили – ни на секунду.
Глава 18
Доктор Седлачек обещал, что путешествие будет без особых удобств, – так оно и вышло.
Оскар пустился в дорогу в хорошем пальто, с чемоданом и сумкой, полной дорожных принадлежностей, которые очень понадобились ему в конце пути. Хотя у него были соответствующие документы, он не испытывал желания пускать их в ход. Будет куда лучше, если ему не придется показывать их на границе. В таком случае он всегда сможет отрицать, что в декабре посещал Венгрию.
Он ехал в грузовом вагоне, заполненном пачками партийной газеты «Фолькишер Беобахтер», предназначенной для распространения в Венгрии. Вдыхая запах типографской краски, примостившись на пачках напечатанного острым готическим шрифтом немецкого официоза, Оскар двигался на юг – а за окном проплывали остроконечные заснеженные пики словацких гор.
Миновав границу Венгрии, они двинулись на юг по долине Дуная.
Ему был заказан номер в «Паннонии», рядом с университетом, и в первый же по приезде день его навестили маленький Сем Шпрингман и его коллега доктор Ресо Кастнер. Эти два человека, которые поднялись в номер Шиндлера на лифте, уже слышали от беженцев какие-то отрывочные сведения о происходящем в Польше. Но ничего существенного, кроме отдельных фактов, те сообщить не могли. То, что им удалось избежать опасности, не означало, что они были знакомы с масштабами ее распространения, механизмом функционирования, ее размерами и так далее. Кастнер и Шпрингман были полны ожиданий, что – если Седлачеку можно верить – этот судетский немец, дожидающийся их наверху, сможет обрисовать цельную картину, дать исчерпывающий ответ об опустошении Польши.
В номере они наскоро представились друг другу, потому что Шпрингман и Кастнер пришли слушать и видели, что Шиндлер полон желания рассказывать. В этом городе не составило труда заказать крепкий кофе и пирожные, что позволило сделать первые минуты знакомства непринужденными. Кастнер и Шпрингман, обменявшись рукопожатием с огромным немцем, расселись в креслах. Но Шиндлер продолжал мерить шагами комнату. Казалось, что здесь, далеко от Кракова, от страшных гетто и акций, груз того, что он знал, давил его куда больше, чем когда он рассказывал обо всем Седлачеку. Он возбужденно топал по ковру номера. Его шаги наверняка были слышны снизу – даже в их номере канделябры подрагивали, когда он изображал действия карательной команды эсэсовцев на Кракузе, показывая, как один из них прижал ногой голову жертвы к мостовой и застрелил на глазах маленькой девочки в красном, догонявшей свою колонну…
Он начал с личных впечатлений о жестокости, царящей в Кракове, о сценах, которые он сам видел на улицах и о которых слышал по обе стороны стены – и от евреев, и от СС. Ему удалось захватить письма от некоторых жителей гетто: врача Хаима Хильфштейна, доктора Леона Залпетера, Ицхака Штерна. В письме доктора Хильфштейна, сказал Шиндлер, говорится о голоде. «Как только уходит лишний вес, – сказал Оскар, – начинают работать мозги».
