подтверждение: острогов нет, пашни нет, городки и села дауров либо порушены, либо заброшены. Где процветающая страна, о которой столько писали и воевода якутский, и сам Хабаров? Единственное, с чем хорошо справлялся амурский приказной — со сбором ясака.
В общем, было новое «построение» и новое шоу: вошедший в раж Зиновьев орал, как сотня пьяных матросов, драл Хабарова за бороду, всячески унижал перед его людьми. А потом разом захватил все его имущество.
Корпорация «Хабаров и Ко» рухнула одномоментно. Зиновьев, решивший, что на разоблачении преступника можно и карьеру сделать, и нажиться неплохо, прибрал к рукам всю документацию, всю казну с рухлядью, все «частные» запасы Хабарова. В укромных землянках лично допрашивал низложенного атамана и, возможно, настойчиво интересовался, где у того схроны имеются…
Но это Санька уже додумывал сам. Ни в книгах о том не писали, ни здесь об этом не говорили. Когда же избитого Хабарова вновь вывели перед строем, когда Зиновьев объявил, повезет его в Москву для судебного разбирательства — Дурной вдруг понял, что не испытает ни радости, ни мрачной сладости мести. Нет, как большинство из амурских казаков, он испытал острую растерянность. А что же дальше будет?
Более того, как единственный точно знающий, что будет дальше, Санька резко скатился в депрессию. Ничего ведь хорошего не будет. Приказным назначат Кузнеца, который для этой должности не очень подходит. Хабаров же успел так разворошить улей, что и у более подходящего атамана ничего не вышло бы. Онуфрий сын Степанов будет лавировать между враждебными группировками в войске, а вместо стратегических задач станет решать вопрос: как накормить войско? Потому что, следуя приказу из империи, дауры и дючеры скоро начнут уходить с Амура. Кто — неохотно, а кто — с радостью. Хотя, кому хочется жить в эпицентре почти постоянной войны? Казакам станет некого обдирать, а сами они ничего за четыре года не вырастили. Между тем, маньчжуры усилят свои северные рубежи, подведут войска, обучат воевать местных, обозленных на лочи-русских.
«И уже через пять лет этих казаков уничтожат, — с тоской смотрел на волнующееся море первопроходцев Санька. — Вот этих людей, Дурной. Кто-то из них чистил тебе морду, кто-то — помогал в трудную минуту. Судьба выбирать не станет — всех сметет».
— Что ж делать… — растерянно прошептал он.
Снова захотелось напиться. Только вот, при московском госте хмельным не торговали. Бродя по лагерю, Известь снова выработал план.
Пункт первый: не ныть о несбыточном. Хабаров — отрезанный ломоть, о нем и думать нечего.
Пункт второй: как только Зиновьев с бывшим атаманом уедут — освободить Чакилган, успокоить совесть.
Пункт третий: если всё обойдется — попробовать поговорить с Кузнецом максимально откровенно. Тот — мужик разумный. Может, и прислушается. Может, получится спасти людей…
Увы, исполнить удалось только первый пункт. Вернувшись к атаманскому биваку после того, как опять нарвался на буйных казаков с расшатанными нервами и крепкими кулаками, Санька невольно подслушал разговор нового приказного Кузнеца с ближниками Хабарова. О том, что Зиновьев собирается забрать всех аманатов.
ВСЕХ!
Известь старательно храпел у костра, пока заговорщики расходились, а в голове набатом гремела мысль: Чакилган надо спасать уже этой ночью!
Он же совершенно к этому не готов. Нет, Дурной уже хорошо разузнал, где держат даурскую княжну, кто ее охраняет. Несколько дней назад у него даже родился отличный план (благодаря одному чудесному происшествию). Но всё это время он думал о воровстве Ярковой девки, как о событии неопределенного будущего.
А тут — сегодня надо.
Признаться честно, Дурной слегка бздел. Даже сейчас, когда Хабарову уж точно не до своей пленницы, решиться на это было страшно.
«Я ведь с Чакилган переговорить еще хотел, — оправдывался он перед самим собой. — Подготовить ее. Да я ж и Аратана не предупредил!»
Я рад, читатель, что тебе интересна книга, раз ты добрался уже сюда) Буду стараться и дальше! Ты же можешь смело подписаться на мою страницу, прожать товарищеский лайк, от которого я стану работать с удвоенной силой)
Глава 31
Чудесное происшествие случилось где-то неделю назад. Когда Хабаров еще не понимал, что с ним случится буквально через несколько дней. Атаману возжелалось свежатинки, по каковому поводу и был вызван Дурной. Санька свистнул хорошего лесоходца Гераську, и вместе они двинулись проверить силки. Казачий лагерь был шумным местом, так что ловчие петли устанавливали далеко — в полутора-двух километрах к северу. Требовалось перебраться через небольшую речку, но, по счастью, еще загодя они нашли выворотень, по которому можно перебраться на дальний берег, не замочив ног.
Забавно, но, кажется, Санька знал, как эта речка называется в будущем. Еще в школе он бывал здесь — в тихом пограничном городе Благовещенске. Его с толпой детворы вывозили на какой-то большой пионерский слет. Маленького Известя (тогда еще у него не было этого погоняла) поразили две вещи: суровые пограничники, встречавшие всех проезжающих, и то, что город оказался невероятно плоским. Настолько, что единственное возвышенное место здесь называлось просто — Бугор. Санька познакомился с местным пацаном, который так и сказал, что живет на Бугре.
«На каком бугре?» — не понял хабаровский гость, а оказалось, что это имя собственное.
Так вот, этот Бугор находился возле местной речки Бурхановки. Похоже, это она и была. Бугра Санька не видел — очень уж густо тут всё поросло. А, может, и Бугор этот не такой уж большой. По крайней мере, по хабаровским меркам.
Силки они поставили совсем недавно, но в парочку уже успели угодить цветастые жирные фазаны. С таким уловом можно домой возвращаться, но парни проверили все петли, даже самые дальние, коль уж пришли. А то добыча до завтра может и не дожить: хорек утащит или сова ночью найдет. Поэтому возвращались уже в сумерках, болтая о пустом.
Все-таки, хоть, Гераська и пустоголовый человек, и язык у него — помело; но чутье у казака звериное! Санька шел себе, насвистывал, глазел во все стороны, когда его напарник вдруг весь напрягся, ощерился, а невидимая шерсть на загривке вздулась бугром.
— Ты чо?.. — начал бы Санька, но сбоку расступились кусты, что-то сильно ударило его в плечо, и Дурной полетел прямо в крепкий ствол родной березоньки. Когда обернулся, на тропинке уже схватились Гераська с… с каким-то дикарем. Мелкий, но, как росомаха, с яростным рычанием тот накинулся на промысловика и вцепился в него, казалось, всеми конечностями.
— Поди, дура! — заорал Гераська злобно и испуганно, отодрал от себя аборигена и отбросил в сторону.
Тот упал по-кошачьи,
