овощем. Двенадцать лет! К нему плохо относились в доме инвалидов, издевались над ним, а он даже не мог никому об этом сказать. Прочитав это, мне пришлось сходить в туалет: меня тошнило. Но он вышел из этого состояния и теперь ведет нормальную жизнь. Он написал книгу и выступал на конференции TED[25].
Я открываю ящики письменного стола. Во всех пусто. Но один из них кажется не таким глубоким, как остальные. Я вынимаю его, затем наклоняюсь и заглядываю внутрь, осматриваю пространство, из которого его достала. В задней части находится маленькая дверца с крошечной висящей металлической ручкой. Потайной ящичек. Я пододвигаюсь поближе, просовываю внутрь руку и пытаюсь его открыть. Безрезультатно. Я достаю телефон, включаю фонарик и подсвечиваю им. Не могу понять, почему он не хочет открываться.
Я встаю, стряхиваю с себя пыль и приподнимаю конец письменного стола, в котором находится потайной ящичек. Что-то сдвигается внутри. Значит, ящичек не пустой. Я заинтригована, но не могу забраться внутрь, не сломав его.
Я слышу шум. Открывается входная дверь. Я замираю на месте. Кто-то влез в дом. У камина стоит кочерга, я хватаю ее.
В коридоре скрипит половица.
– Эй! – звучит голос. – Ева, это Грегори.
Я опускаю кочергу и выхожу в коридор. Там стоит Грегори. Секунду мы настороженно смотрим друг на друга, потом оба улыбаемся.
– Я не знал, что ты сюда приедешь, – говорит Грегори. – Но я хотел поблагодарить тебя за то, что все правильно сделала с Джозефом. У меня просто гора упала с плеч.
Я медлю с ответом. Он разозлится, но это не моя вина.
– Ты еще не слышал?
– Не слышал что?
– Джозеф в сознании. Они не могут позволить ему умереть.
Грегори замирает на мгновение, потом уточняет:
– Что ты имеешь в виду? Как в сознании? Джозеф без сознания. Не говори ерунды.
– Он в сознании. Он при мне двигал глазами, чтобы ответить «да».
Похоже, у Грегори подгибаются колени, и он падает на обтянутый бархатом стул.
– Нет, – шепчет он.
– Ты не смотрел новости? Об этом сейчас везде трубят.
– Нет. Нет, не видел, – произносит он слабым голосом.
– Он может быть в сознании уже продолжительное время, – говорю я. – Ужасно даже думать об этом.
– Ты уверена, Ева? Вообще-то это кажется очень маловероятным. Мы же делали все тесты.
– Я уверена. Я знаю, какой это шок.
– Да, на самом деле шок. Я позвоню в дом инвалидов, когда вернусь домой.
Я уже собираюсь позволить ему идти дальше по коридору, но тут вспоминаю про письменный стол с потайным ящичком.
– Ты помнишь маленький письменный стол из кабинета Пегги? – спрашиваю я.
Грегори кивает. Не думаю, что он меня слушает.
– У меня дома нет письменного стола, и я подумала: можно мне его взять? Если опустить сиденья, он влезет в мою машину.
Грегори медлит, потом кивает.
– Конечно, бери. Я тебе помогу его перенести.
Мы тащим стол к моей машине, заталкиваем его туда, после этого Грегори исчезает.
Мне еще хочется исследовать чердак, но я забыла зарядить аккумулятор в фонарике, а у фонарика в телефоне слабый луч. Досадно. Я вспоминаю, что у бабушки Пегги лежал хороший фонарик в шкафу под лестницей. Я пытаюсь открыть дверцу, но она заперта. Это странно.
Я иду в кухню, открываю ящики стола. Бинго! Там лежит тяжелый, старый, не светодиодный фонарь. Я его включаю, свет очень слабый, но все равно сильнее, чем у фонарика в моем телефоне. Когда я в последний раз поднималась на чердак, там, как я помню, было много пауков.
Я поднимаюсь по ступеням, просовываю голову в люк. К счастью, я сама маленькая. После того как мои руки оказываются внутри, я обвожу лучом фонарика все помещение, пытаясь не делать глубоких вдохов. Пол покрыт толстым изоляционным материалом, которым покрывают крыши. В нем вроде бы есть волокна, которые могут убить.
Я поднимаюсь выше и сажусь на краю люка. Луч фонарика не достает до углов удивительно большого помещения, но я вижу горы всего, сложенные под навесом крыши в задней части. Старая лошадка-качалка, несколько пар резиновых сапог, что-то большое из парусины, вероятно, сложенная палатка или навес. Никаких блокнотов и тетрадей я не вижу, но их тут легко можно было спрятать.
Я делаю ошибку, направив луч фонарика на крышу. Она полностью покрыта старой паутиной, и еще там устроилось множество жирных пауков, которые смотрят на меня сверху вниз.
Теперь мне нужно добраться до груды вещей в дальней части чердака. Я думаю о том, что туда ведь доходил человек, который весил гораздо больше меня. Я обхожу изоляцию, нахожу большую балку, осторожно встаю на нее. Моя голова находится слишком близко к паукам, от этого мне некомфортно, но я медленно иду по этой балке.
Фонарик начинает мигать. Мне нужно отсюда выбираться. Но под тем, что может быть сложенной палаткой или навесом, засунута картонная коробка, и мне хочется взглянуть внутрь. Я направляю на нее луч фонарика, пытаюсь столкнуть палатку. Я дергаю коробку, начинаю паниковать из-за того, что фонарик сейчас может погаснуть, коробка чуть сдвигается с места, а затем я слышу, как она разрывается.
– Проклятье, – бормочу я.
Я опускаюсь на корточки и просовываю пальцы под палатку, приподнимаю ее и пытаюсь вытащить коробку. Наконец она вываливается на меня.
Я приподнимаю клапан и заглядываю в коробку. Внутри что-то лежит, обернутое мягкой красной тканью. Я разворачиваю ткань.
Фотографии. Верхняя, вероятно, была сделана после того, как Джозеф попал в автомобильную аварию. Он в больнице, к нему тянутся трубки, он подсоединен к каким-то аппаратам. Лицо у него в синяках и ссадинах, один глаз закрыт, руки под подбородком, причем кисти согнуты под странным углом.
Фонарик мигает в последний раз и гаснет.
Я теряю равновесие, тянусь вверх и хватаюсь за балку. Что-то хрустит у меня под кончиками пальцев, но я заставляю себя держаться. Когда мои глаза привыкают, я понимаю, что какой-то свет проникает между кровельной черепицей и также и сквозь люк. Здесь не кромешная тьма. Я делаю глубокий вдох и осторожно иду назад по балке, таща за собой коробку с фотографиями.
Что-то опускается мне на лицо, я это смахиваю, у меня начинается паника, я ударяю себя в глаз, как какая-нибудь идиотка из фильма ужасов.
Я у люка. Я осторожно проталкиваю коробку в него, а потом выпускаю из рук, она падает на свое дно и не разваливается, я неловко поворачиваюсь, чтобы спустить ноги в люк и спуститься вниз самой. Не преодолев несколько последних ступеней, я
