падаю на лестничную площадку.
Грегори нигде не видно, я вся грязная, мне хочется побыстрее добраться до дома и залезть в душ, но я должна быстренько заглянуть в коробку. Вдруг здесь не только фотографии, но и блокнот Джозефа. Его там нет, но одна фотография привлекает мое внимание. Джозеф опять в больнице, его лицо почти зажило, но в первый момент я не могу понять, что происходит. Мне кажется, что это какой-то фотографический брак – у Джозефа отрезана половина головы. Но дело не в фотографии. Это череп Джозефа. Большой кусок черепа удалили, и получилась вогнутая, а не выпуклая линия с одной стороны. Я помню, как про это читала. Краниэктомия, которая делается, чтобы уменьшить давление на мозг. В этом зрелище – у человека нет половины головы! – есть что-то такое… Это поражает тебя до глубины души.
Глава 26
Я бросаю коробку с компьютерными играми на пол у себя в гостиной и иду наверх принять душ. Я позднее попрошу Маркуса помочь мне перенести письменный стол. Я рискнула поставить машину прямо перед домом, чтобы нам не пришлось его далеко тащить. Я разочарована из-за того, что не нашла блокнот, но, может, он находится в потайном ящичке письменного стола.
Снова спустившись вниз, я читаю новости и проверяю социальные сети. Что там пишут про Джозефа? #УбийстваВКрасномДоме, #ДжозефЧудовище. Выложили фотографии Красного дома и Джозефа в коме. Фотографии нашей семьи сгорели во время пожара, который Джозеф устроил в ту ночь, но есть нечеткая свадебная фотография моих родителей, которую сделал кто-то из гостей. К моему ужасу, я вижу свою фотографию, сделанную парнем из черной машины. #ДевочкаСоЗмеями. У меня такое ощущение, будто у меня забирают мою жизнь.
В дверь стучат.
Я замираю на месте. Они выяснили, где я живу?
Я смотрю в глазок. Это Маркус.
Я выдыхаю, открываю дверь и приглашаю его войти.
Он долго смотрит на меня, потом обнимает.
– Это ты, – произносит он. В его голосе одновременно звучат удивление и благоговейный трепет. – Я видел фотографию.
Мне хочется вырваться из его объятий, сказать ему, что со мной все в порядке, и попросить его вести себя со мной так, словно он этого не знает. Но в реальности я начинаю плакать.
А начав, уже не могу остановиться. Из меня потоком льются все слезы, которые только есть на свете. Все эти тайны и ложь будто служили затычкой долгие годы, но больше она не держится. И я не могу сдерживаться! Дамбу прорвало – и теперь вода везде.
Маркус ведет меня к дивану с цветочным рисунком, мы садимся рядом. Я жутко икаю и даже не могу разговаривать.
– Мне следовало догадаться, – говорит Маркус. – Я думал, что ты, может, сидела в тюрьме.
– О, спасибо, – выдаю я и хватаю ртом воздух.
– Но твоей вины ни в чем нет. Тебе нечего стыдиться.
Я тянусь за бумажным платком и сморкаюсь. Получается отвратительно.
– Простите.
– Почему ты мне ничего не сказала?
Я несколько раз хватаю воздух ртом.
– Я не хотела, чтобы люди знали, что я – это она.
– Это так многое объясняет, – говорит Маркус. – Ева, прости меня. Все получилось так ужасно.
Я несколько раз шмыгаю носом.
– Я не знаю, что делать. Мне очень не нравится, как люди относятся ко мне после того, как узнают, кто я. Как они на меня смотрят.
– Мое отношение к тебе не изменится, обещаю. Я знаю тебя как Еву. Пока не высовывайся, никуда не ходи. Правда, я уже сказал Серене. Я был просто шокирован. Но мы больше никому не скажем. Не думаю, что люди узнают тебя по той фотографии. У тебя другие волосы, другой макияж. Я тебя узнал только потому, что хорошо тебя знаю. Пожалуйста, только никуда не сбегай. И не нужно снова менять имя и фамилию. Хорошо?
Откуда он знает, что именно это я и хочу сделать? Если бы не все эти осложнения с Джозефом, я бы именно так и поступила. Я качаю головой.
– Хочешь, принесу тебе что-нибудь выпить? – предлагает Маркус.
Я сморкаюсь.
– Простите. Нет. Мне нужно какое-то время побыть одной. Но в любом случае спасибо. Спасибо, что нормально это восприняли.
* * *
Маркус уходит, а я чувствую себя голой. Он знает. Серена знает. Похоже, я не могу четко мыслить. Как мне со всем этим справиться, когда нет Пегги, чтобы мне помочь?
Я выглядываю в окно, поблизости никого нет, поэтому я решаю прогуляться и прочистить мозг. Я не могу вечно скрываться в доме. А вскоре все узнают, что я и есть та самая Селестина, девочка, которая пряталась со змеями.
На улице холодно, в воздухе висит влажный туман, темнеет, хотя еще не так поздно. Просто вторая половина дня. Я иду по пешеходной тропе за моим домом, которая ведет в поля, а потом спускается вниз к реке. В тусклом свете блестит трава, кажется почти голубой. Какое-то время я иду быстрым шагом, затем перехожу через дорогу и направляюсь к Мейфилду, мимо старого «каменного дома», вырезанного в скале.
Значит, никакого блокнота нет, и мне негде взять подсказки о том, что случилось в ту ночь, и о том, как попасть на скрытый уровень. Блокнот может лежать в письменном столе, но я не думаю, что потайной ящичек достаточно большой, чтобы он там поместился. Я задумываюсь о том, сколько всего Джозеф может помнить о жизни до аварии. Он сказал, что не помнит тот день. Но, может, он что-то помнит из того, что происходило до этого? Какие тайны он сможет мне поведать, если мне удастся улучшить способ нашего с ним общения? Должен быть какой-то специалист, с которым я могла бы это обсудить, – например, по общению с полностью парализованными пациентами. Мне нужно поговорить с доктором Патель.
Я гуляю уже полчаса или чуть больше, и за это время на улице стемнело, свет с неба ушел. Я разворачиваюсь и иду домой. К тому времени, как я добираюсь до своей улицы, уже совсем темно.
Я слышу шорох среди кустов и молодой поросли. Уголком глаза я вижу, как ко мне кто-то приближается.
Я резко поворачиваюсь, сжимая ключи в руке.
– Кто здесь?
– Ева? – спрашивает голос.
Мне в бедро тыкается мокрый нос.
– О боже, Мумин. – Это гончая Маркуса. – Да у меня из-за тебя чуть сердечный приступ не случился.
Из темноты появляется Серена.
– Прости, – говорит она. – В это время один из нас ее обязательно выводит на прогулку. Похоже, ее очень
