— Ну да.
— А у тебя тоже есть.
- Я не понимаю.
— Молодец. Понимал бы — тебя тут не было. Кстати, сколько тебе зим?
— Двадцать одна.
— То есть зим эдак двадцать назад. Твой отец был взрослым мужчиной, а ты становился маленьким мужчиной?
— Да.
— Хорошо. Тогда вопрос. Большой мужчина рассказывал маленькому мужчине про месячные у женщин и про время наиболее благоприятное для зачатия?
— Нет. Что за глупость?! Он учил меня науке читать и понимать прочитаное, учил быть храбрым, заботиться о матери и о сестрах, стрелять из лука, грамоте, письму, он заставил меня читать книги древних, и отдал в школу при Обители, где меня учили их понимать, а еще он….
— Секель.
— Что?!!!!
— Ты знаешь что такое секель, вагина, оргазм, кровяные дня, родовой послед?
— Да.
— И это знание ты получил от своего мудрого и сильного отца?
— Нет. Конечно. Он бы никогда до этого не опустился. Он..
— Не опустился. Хорошее слово — запомни его. Ну а вот я опускаюсь, как ты видишь…Приходится. Твой отец тогда, да и сейчас, мог бы объяснить своему ребенку все сам. Но это было бы неправильно. Такое лучше познавать самому, от равных тебе, потому что это знание будет твоим. Есть вещи которые Его святейшество никогда не сделает, но при этом он будет ждать что это сделают другие. Те — кому положено, или те, кто должен. И это правильно.
Как можно брать женщину, где что у нее находится, и как оно работает — откуда ты это знал до того, как успел ее познать?
— Я…
— Кто объяснил тебе значение этих слов. Вспомни. Вспоминай. Прямо тут и сейчас. Кто посвятил тебя?
— Я понял. Я догадался. Естество подсказало. Не помню, времени прошло очень много.
— Неправильный ответ. Кто тебе рассказал о тайнах женского естества?
— Мой старший брат.
— Сильно старший?
— На три года.
— Вот о чем я и говорил. Черное, низкое знание надо получать не от высших, а от равных. Твой отец был умный человек и это понимал. Вот сегодня ты его и получишь. Его святейшество учил тебя любить наш мать — Церковь как свою единственную любимую и последнюю супругу, как самую последнюю и самую красивую женщину на земле, оберегать ее, заботиться и защищать. Так?
— Да! Как последнюю женщину на земле, — так и говорил.
— Ну а расскажу тебе о ее критических днях, этой самой женщины. От чего у нее может болеть голова. И главное — о том, о чем ты стеснялся или боялся спросить у отца, но не побоялся спросить у брата.
— Я понял Вас, брат Домиций.
— Тогда спрашивай. Спрашивай все, что ты стеснялся спросить, что боялся спросить, и все на что тебе не давали прямого ответа. Сегодня ты можешь спросить все. Сколько у тебя вопросов?
— Всего два.
— То есть больше чем, два, но два — в первую очередь? Спрашивай.
Его святейшество задает вопрос не мешкая, не начиная припоминать длинный список. Сразу видно, что это у него выстрадано, и он жаждет получить ответ.
— Кто они были? Они действительно были пророками? Они действительно были рукой провидения? Они…
— Не продолжай. Я тебя понял. Ты знаешь что это такое?
— Монета.
— Молодец, твое святейшество. Эта сторона называется орел, эта — решка. А эта ребристая боковая поверхность — ребро. Тогда скажи, твое святейшество, если ее подбросить — как она может упасть?
— Это очевидно! Или на ребро, или на решку.
— Ответ правильный, но не верный. В теории — она может упасть еще и на ребро.
— Но это маловероятно. Это практически невозможно. Что бы такое случилось надо кидать монету бессчетное количество раз.
— Правильно, твое Святейшество. И несколько десятков лет назад монета упала на ребро. С первого раза. Из гибнущего прошлого в наше время смогли прорваться люди, которых мы сейчас называем Пророками — несколько мужчин и женщин с детьми. Как их звали?
— Преподобный Гутман с сыном, Преподобный Эд с племянником, Преподобная чета …
— Этого достаточно. Так вот, то, что им удалось создать — это чудо. Только представь себе — десяток человек тогда, и Орден сейчас. Вероятность того, что соберутся именно такие люди, и им удастся то, что они сделали — равна выпадению монеты на ребро. А теперь слушая меня внимательно — я, отец Домиций, дознаватель Ордена, современник тех, кого вы называете апостолами или пророками ЗНАЮ, что они не были таковыми. Это я знаю. Но! — Поднимаю палец — Я знаю и то, что их попадание сюда было практически невозможным, и тем более невозможным было создание такой системы как Орден. А что есть чудо? — Чудо Ты знаешь, что о дате катастрофы люди догадывались?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это нам говорили.
— Это неправда. Люди не догадывались, а знали. Но ничего не могли сделать… И мир рухнул. А эти…Это я о тех, кого мы называем апостолами…А эти смогли остановить механизм саморазрушения и оттолкнуться от пропасти. Ничем иным, как Божьим промыслом — я это объяснить не могу. В конце концов, если люди называют себя Апостолами и их считают таковыми, они ведут себя как апостолы, и деяния их действительно достойны деянй апостолов, то кто они как не апостолы?
— А технари?
— А что технари? Все различие между нашим и их укладом в том, что мы прочно стоим на дне каменное пропасти, и начинаем понемногу рубить ступени, что бы выкарабкаться на поверхность, а они не упали, а изо всех сил держаться одной рукой за выступ скалы, где то посередине между дном и поверхностью. Висят они уже очень и очень давно, и у них нет сил, что бы вскарабкаться наверх, и рано или поздно они упадут. И каждый миг, который они получают, что бы задержаться там — дается им все труднее и труднее. Рано или поздно они рухнут. — Делаю паузу, а потом резко задаю вопрос. — На кого бы ты падал?
— На того, кто внизу.
— Правильно. Это убьет того, кто внизу, но зато у тебя появиться шанс не сломать ноги, и воспользоваться теми ступеньками, что вырубил из камня покойник. Что ты из этого понял, твое святейшество?
— Технари наши враги, они в лучшем положении, и могут напасть на нас или причинит нам зло во избежание зла или ущерба для себя. Война неизбежна, и чем слабее будут становится технари, тем выше вероятность большой войны. Но что означает в вашей аллегории пропасть? Я догадываюсь, но…
— Хозяйственный уклад. Способ ведения дел. Уровень технологии. Называй это как хочешь. Основная разница между нами и технарями в том, что твои дети будут шить иголками, а дети технарей — строчить на последних в мире швейных машинках. На зингерах конечно легче, но это путь в никуда. Нельзя построить цивилизацию на невоспроизводимых артефактах.
И помни, что в день, когда у технарей сломается последний трактор, последняя швейная машинка и последний станок, у них все еще будут целы винтовки. И когда они не смогут взять меру хлеба с одной меры поля, они будут вынуждены брать меру хлеба с десяти мер поля…Это неизбежно, как неизбежно и столкновение.
— Тогда, отец Домций, у меня второй вопрос, а вернее сразу два.
— Я же говорил, что их будет больше чем два. Говори.
— Почему мир рухнул.
— Ты хочешь простого ответа?
— Да.
— Тогда отвечу просто. Потому что мир был един и связан. Тогда это называлось глобализацией. Когда у мира остановилось сердце, некому было запустить его снова. Если бы катастрофа началась не единовременно, то у мира был бы шанс. Было бы время для осмысления и наработки опыта. Но его не было.
— Это все?
— Нет. Это только начало. Удар пришелся не по людям. Но людей было слишком много, и знания их были узкими. Глубокими, но узкими.
— Что еще ты хочешь знать, твое преподобие.
— Отказ от техники прошлого, что проповедует «Орден»…Техника прошлого действительно так греховна?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Какой ответ ты желаешь?
— Единственно возможный — Праведный и честный.
— Я тебе дам целых три праведных и честных ответа.
— Но истина только одна?
— Истина — это то, что отражает действительность. Понимаешь — отражает. У меня есть зеркальце. Вот, возьми! — Протягиваю ему инвентарь своей заготовки. — Что ты в нем видишь?
