— Глаза, лицо…
— Глаза и лицо — это ты?
— Да. То есть, нет. Это часть меня.
— А если я приложу его к твоей жопе? Отражение будет истинным?
— Да.
— Но ведь ты не жопа? Хотя и она тоже. Поэтому прими как факт — истина действительно всегда одна, потому как в одном зеркале не могут отразиться и твой зад, и голова. Но вот то, как и сколько раз ты прикладываешь свое «зеркало» — так будет отражать и истина.
И что бы увидеть большую истину, нужно уметь принимать множество маленьких истин, которые могут противоречить друг — другу, но в сумме дают что то одно, большое и цельное.
Поэтому говорю то, что возможно тебе уже говорили, а возможно и нет.
О чем ты меня спрашивал? Греховно ли пользоваться техникой древних?
— Да.
— А ты знаешь, что такое догма?
— Да, это утверждение, принимаемое на веру, которое не требуется доказывать. — Правильно твое преподобие. Вода мокрая, огонь горячий, пользоваться техникой древних грешно. Почему? Потому что догма! Нельзя потому что нельзя. Но догма создана для твоей пользы и твоего удобства. Правило и закон должны приносить пользу. Догма должна служит тебе, а не ты догме.
Итак, технологиями древних пользоваться нельзя…потому что их у нас нет. У технарей есть, а у нас нет сейчас и не было ранее. Да, швейая машинка или старинная мосинка с десятком патронов — это тоже технические артефакты древних. И с приходом пророков от них избавились просто потому, что реальной пользы от них было мало, а вот отказ от них позволял делать хорошую мину при плохой игре. Мы не пашем на тракторах не потому что их у нас нет, а потому что это грешно. И именно поэтому все обнаруженные технические артефакты, кроме оружия мы отдаем технарям. Чем дольше между нами будет мир — тем лучше…для нас.
Эта истина тебе понятна? Ты ее принимаешь?
— Да, отец Домиций.
— Тогда отсюда проистекает следующая истина. Запрет на пользование техникой древних делает нас непохожими на технарей. Позволяет сделать разделение на «Мы» — «Они». Поверь, это многого стоит.
Один древний народ упорно считал выходным днем шестой день недели, а не седьмой. Их было мало, и когда другие работали — они отдыхали, и наоборот. Это доставляло им трудностей, делало их заметными, а главное — непохожими на других. То есть снова разграничивало на «Мы» и «Они».
И наконец, еще одна истина. Любая технология древних, которую ты сам не можешь воспроизвести — это костыль, который мешает тебе пойти своим путем.
Она может здорово облегчить жизнь — тут и сейчас. Но пока у тебя есть трактор- большинство твоих усилий будет направлено не поддержание его в рабочем состоянии, а не на выведении нужной породы лошадей. А если у тебя все еще есть винтовка и патроны, то тебе нет нужды в совершенствовании арбалета, тебе не надо выращивать виноград, и не надо поить братию вином ради пьяной мужской мочи. Простое правило — все, что нельзя воспроизвести самим — табу. Просто потому, что нельзя одной жопой сидеть на двух технических укладах. Этого ни у кого не получилось. Нельзя юзать автомат и арбалет одновременно. Я говорю не о конкретном случае, а о социуме в целом. Тут или-или. Каждый путь имеет свои угрозы и свои блага. Но трудно запрячь в одну упряжку осла и трепетную лань. Технари, кстати, сейчас подходят к моменту когда будут вынуждены выбирать на что делать ставку — на пару тракторов и пять сотен винтовок или на пару стен лошадок и пять сотен арбалетов. Тут, думаю, вопрос пошел уже не на десятилетия, а на годы. А может и месяцы.
— У нас больше.
— Чего?
— Полубратьев и братьев способных держать оружие. Раз в пять или шесть.
— А они это знают. А еще они сильны. Да три тысячи больше пятисот. Как бы ты на месте дядя Яши, Ивана Румянцева, господина Голощекина и других их лидеров.
- Я бы постарался увеличить число своих своих…Но в короткий срок это невозможно.
— Тогда?
— Тогда надо уменьшить численность будущего врага. Желательно до безопасных для себя величин. Пока это способен сделать.
— Какая самая безопасная величина в таком случае?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ноль.
— Правильно твое святейшество. Ты ведь прекрасно знаешь что происходит, когда технари просят нас уступить участок пашни на берегу реки, место богатое старым металлом, народе свалки метизов или развалин металлургического завода.
— Мы уступаем. Всегда. После переговоров и получения компенсации.
— Символических переговоров и символической компенсации.
— Почему?
— Почему символических?
— Нет, почему в принципе идем не переговоры с безбожниками и почему уступаем?
— Потому что они могут выставить отряд в 300–400 стрелков вооруженных винтовками… А мы нет.
— Да, твое святейшество. Любая сложная вещь требует ухода…тоже сложного и комплексного. Из 1000 неисправных автоматов легче сделать 300 исправных, чем из шести — три. И поддерживать в боевом состоянии несколько сот единиц оружия куда легче и проще. А если ты изначально сел на крупный военный склад и законсервировал его большую часть, то у твоих потомков будет самый толстый аргумент.
Whatever happens, we have got The Maxim gun, and they have not.
— Что?
— Старый стишок. Из прошлой жизни. Перевиться примерно так…
На каждый вопрос есть чёткий ответ: У нас «Калашников» есть, у вас его нет
Правда в оригинале не Калашников, а Максим, но сути это не меняет.
И поэтому мы не можем сейчас в открытую противостать технарям. Они всегда будут забирать у нас самые жирные куски, садить на лучшие земли своих людей, драть мостовые с нас, и не платить сами.
Но время работаете на нас. Знаешь, почему их автоматы поставлены на стрельбу одиночными?
— Экономия патронов?
— Да! Однозначно да! Но еще и потому, что сейчас примерно 1 патрон из 3–4 дает осечку. И потому, что из 20 их тракторов сейчас может пахать только 3. Они уже не могут делать многолетних стратегических запасов зерна.
Еще 5-10 лет и разрыв военных потенциалов между Техноградом и Орденом начнет стремительно сокращаться.
— А потом?
— «А потом» не будет. Дядя Яша и Шая Голощекин не глупые люди. Семейные люди. С женами, детьми и внуками. Люди ответственные и, когда надо, безжалостные. Их долг не позволит им оставить своим потомкам дела в таком состоянии. Нас не трогают лишь потому, что мы им пока полезны. Не нужны, не необходимы, а полезны.
— И мы спокойно пойдем как бараны на осеннем заклании?!
— А вот об этом Маркус и попросил меня с тобой поговорить.
Сядь и подумай, что в нашем разговоре тебе показалось непонятным, странным.
Садится. Молчит. Недолго, буквально несколько секунд, но по лицу его преподобия видно, как тот прокручивает наш разговор.
— Вы противопоставили винтовку и патроны пьяной мужской моче.
— Правильно. Пророки дали прямой запрет пользоваться технологиями древних, но не только взборонили, но обязали пользовать их знания. Именно поэтому мы никогда не передаем технарям книги. И именно поэтому в любой Цитадели, а тем более в Обители Веры практически любой брат в возрасте выполняют обязанности Interpres sensum — буквальный перевод должности — переводчик смысла или по другому Комментатор древних. Это и моя работа — в частности и в первую очередь.
Мы не можем производить патроны. Но можем производить порох. Медленно, дурного качества, но свой. Ты же умный, начитанный мальчик. Скажи, из чего можно сделать зелье?
— Уголь, сера, селитра.
— Правильно. Две трети селитры и пополам от остатка — серы и угля. С серой — сложно, но решаемо. С углем — еще проще. А что с селитрой?
— Я читал, что в самой начале эпохи грехопадения ее выращивали в селитринницах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Правильнее сказать — в помойных ямах, но в сухом месте, и с минимальным доступом воздуха. Закладка первой селитринницы запланирован на осень. Дерьмо, зола, ботву с огородов, солому и падаль — все пойдет в дело. Но выход селитры увеличивается в разы, если все это сдобрить мужской пьяной мочой.
— А сработает?
