В нескольких шагах от мертвой козы Ваграм замер, сам не понял почему. Вблизи запах смерти – смесь крови, дерьма и козьего пота – шибал в нос с одуряющей силой. Но не это заставило Ваграма остановиться. Он закрутил головой, силясь понять, откуда нахлынуло леденящее чувство опасности и наконец увидел. Из кустов олеандра за ним пристально следили немигающие оранжевые глаза.
Шесть шагов. Один прыжок. Перетянуть карабин со спины еще можно успеть, а вот выстрелить – нет. Чудовищная жара отступила перед ледяным облаком животного страха, который накрыл Ваграма с головой. Меж лопатками побежал холодный пот. Ноги примерзли к асфальту – не сдвинуться с места. Да и мыслимо ли – сбежать от тигра?
Зверь раздвинул кусты мордой. Следом показались широкая грудь и лапы. Рукоятка ножа стала скользкой от пота. Чувствуя, как ломается лед на подошвах, Ваграм сделал первый осторожный шаг назад. Цветы и листья с шуршанием терлись о лоснящуюся полосатую шкуру Зверя и опадали на газон. Тяжелые лапы мягко ступили на асфальт. Ваграм сместился еще на шаг назад.
Так они и двигались, Ваграм пятился, тигр наступал, сохраняя дистанцию в один прыжок.
Встав между козой и Ваграмом, Зверь замер. Морда бесстрастная, хвост спокоен, когти втянуты. Выставив перед собой бесполезный нож, Ваграм продолжал отступать. Зверь не двигался. Когда расстояние между ними увеличилось до двух прыжков, тигр развернулся, вцепился козе в шею и мгновенно скрылся в кустах. Парк опустел. Только кровавый след, тянущийся от газона к газону, напоминал, что все это Ваграму не привиделось.
Дрожащей рукой Ваграм спрятал нож в ножны. Попал с третьего раза. Недоверчиво похлопал себя по бедрам с внутренней стороны – нет, не обмочился. Зверь действительно ушел, и, осознав это, Ваграм со вздохом шлепнулся на задницу. Приклад карабина глухо ударился об асфальт. Ваграм стянул бандану и, спрятав в ней потное лицо, беззвучно заплакал.
* * *
Он что-то упустил. Упустил или понял неверно. Мысль эта терзала Ваграма, жгла нутро ежечасно. Трава и коньяк перестали дарить спокойствие. Днем от них раскалывалась голова, а ночью бежал сон. Знаки, явные и сокрытые, не допускали двойного толкования. Есть человек, и есть Зверь. Самсон и лев. Смерть Зверя угодна Всевышнему. В честной битве создание божье восторжествует над воплощением дьявола. Так должно было быть!
Так что же тогда значила эта странная встреча, после которой у Ваграма два дня дрожали руки? Он смалодушничал, уклонился от битвы? Следовало броситься на Зверя с одним лишь ножом в руках? Так стоило поступить? Положиться на Всевышнего, пойти на верную смерть? Если Господь испытывал силу его веры, то проверку Ваграм провалил.
Самое страшное – он ловил себя на мысли, что в какой-то момент перестал относиться к своей миссии серьезно. Зверь никак не проявлял себя с того самого дня, как Ваграм отпустил его на волю. Остаток лета был наполнен остротой опасности и миновал почти незаметно. Наступившая дождливая осень быстро потянула за собой зиму, которая так же плавно перетекла в весну. Первое время Ваграм честно искал следы своего противника, но находил в лучшем случае чьи-то разорванные останки. Сделал это тигр или стая бродячих собак – сказать было сложно. Пару раз он порывался навестить то жуткое мясохранилище, проверить, не там ли окопался Зверь, но от воспоминаний ноги становились ватными, а к горлу подкатывала тошнота, и Ваграм отступал. День за днем, месяц за месяцем, он сам не заметил, как божественная игра превратилась в просто игру. Игра превратилась в работу. Работа превратилась в повинность. А после и вовсе в необязательный к исполнению пустячок. И тогда Всевышний вновь схватил его за шкирку и встряхнул как следует.
Пытаясь обрести былую уверенность, Ваграм до боли сжимал в кулаке золотой нательный крестик. От мыслей трещал череп, но ответ не приходил. Ваграм не привык так много думать на ясную голову. К тому же в душе его поселился страх. Чтобы выйти из дома, Ваграм каждый день совершал маленький подвиг. Холодея от ужаса, он ходил по городу, сжимая карабин потными ладонями. За каждым углом ему мерещилась гибкая смертоносная тень. В каждой перебегающей улицу бродячей кошке чудился силуэт Зверя. В каждом кусте Ваграм видел горящие оранжевые глаза. Этот долбаный город зарос долбаной травой, как долбаные пампасы!
Бетон, стекло и асфальт давили на Ваграма, пили его силы. Он не высыпался, почти не ел и за неделю превратился в бледную тень самого себя; под глазами проступили синяки, лицо осунулось, и только горбатый нос, казалось, стал еще больше. Устав от бессонницы и томительного страха, Ваграм сделал то, что всегда делал в таких случаях: сбежал из города. Загрузил в пикап самое необходимое и отправился искать новый дом.
Подальше от моря, поближе к горам.
* * *
Новым домом Ваграма стал скромный одноэтажный коттедж в сотне километров от города. До Конца Света здесь возводили поселок. Обтрепанный баннер-растяжка заверял, что строительство закончится через два года, еще не зная, что бессовестно врет. Благо первую очередь все же успели закончить – полтора десятка типовых домиков, один этаж, один гараж, одна семья. Для одного Ваграма более чем достаточно.
Поселок со всех сторон опоясывал лес, выпуская из своих объятий только узкую полоску укатанной грунтовки. Под стройку расчистили большую площадку, кое-где все еще торчали не выкорчеванные пни. Заборы поставить не успели, так что территория отлично простреливалась во все стороны, никакой полосатой кошке-переростку не подобраться незамеченной! На окраине, возле большого котлована, заполненного мутной бурой жижей, паслась брошенная строительная техника: экскаватор, погрузчик и пара бульдозеров. Горизонт скалился стертыми зубами гор, покрытыми густой растительностью, точно налетом. И, самое главное, здесь совершенно не пахло морем.
Дом, хоть и построенный с нуля, оказался не идеальным. Не хватало пристройки для дизельного генератора, какого-нибудь сарайчика и банальной выгребной ямы. Для полного спокойствия стоило бы добавить решетки на окна, да и дверь попрочнее не помешала бы. Чем больше Ваграм возился с новым жилищем, тем больше работы оно требовало. Он пилил, сверлил, красил и заколачивал гвозди. После работы ел за троих и спал как убитый. В трудах и заботах Ваграм постепенно восстанавливал пошатнувшееся душевное равновесие.
* * *
Утро выдалось свежее. Еще с вечера, подгоняемые северным ветром, приползли косматые тучи. Они долго ворчали, поудобнее устраиваясь в новом месте, и ночью разродились ледяным водопадом. Настойчивый дождь колотил по кровле, журчал, стекая в водосточных трубах, оглушительно гремел, дребезжа оконными свесами. В такую погоду не спалось даже в обнимку с карабином. Ваграм ворочался, как медведь в берлоге. Все мнилось ему, что клацают по жестяной крыше загнутые черные когти.
Заснул он перед самым рассветом. Не заснул даже – отключился, прижав крестик ладонью к груди. Сон получился недолгим и тревожным, Ваграм проснулся, стуча зубами от холода. Ночной ливень выстудил дом, а одеялами Ваграм еще не запасся, все на потом откладывал. Когда в тени плюс тридцать, меньше всего думаешь о том, чем укрыться во время сна.
Обхватив себя огромными волосатыми руками, он безрезультатно кутался в грязную мятую футболку с логотипом Олимпиады. В окна осторожно заглядывало заспанное солнце, растекаясь по полу желтыми квадратами, разделенными сеткой решеток. От них тянуло живительным теплом, и Ваграм с трудом поборол желание свернуться прямо на полу в позе эмбриона. За дверью был целый мир, наполненный солнцем.
Но дверь не поддалась. Ваграм покрутил замок, убедился, что тот открыт, и вновь толкнул тяжелое стальное полотно, обшитое деревянными рейками. Без результата. Он навалился плечом, поднажал. В проеме образовалась небольшая щель. Дверь шла туго, словно ее завалило снегом. Упираясь ногами и руками, Ваграм протиснул в узкий проем свое грузное тело и наконец увидел, что же заперло его в доме.
