— Ты должна знать, что не все зараженные враги. Многие хотят жить мирной жизнью. Они готовы пойти за мной.
— Ты возглавляешь повстанцев?
— Я нарочно столкнул тебя почти со всеми, кто готов к новому миру. Они хорошо играют свои роли, особенно одна из них.
По улыбке Кристофера, я тут же озвучиваю догадку.
— Лора?
— Бинго! Ты всегда была умничкой.
— Издеваешься? Она ведь меня проклинала и притаскивала ужасно неудобную обувь.
— В ней любви к тебе не больше, чем в тебе к ней. Но Лора идеальный союзник. Ее не купишь сладким печеньем на стороне.
— Кто же еще? — в нетерпении, перебиваю я.
— Джон, а еще Жак. Ты видела его. Блондин, совсем юный, выходит с нами на вылазки. Есть Райан и Лея, им за семьдесят. Ммм, Лиз и Викторию ты тоже знаешь? Да, на ужине. Немного, но достаточно для того, чтобы сдвигать с мертвой точки устоявшиеся правила. Спроси любого из них, они ответят, что презирают людей. В этом есть доля правды. Когда проходишь перерождение, внутри остаются самые острые чувства. Гнев, злоба, страсть, алчность. Первое, что я почувствовал — отсутствие сочувствие и жалости. Только желание убивать.
— Но если нет сочувствия и любви к людям, то что ими движет?
— Прошлое. Семьи, дети, родители. Страх перед настоящим. Никто не хочет причинять боль. Приходиться работать над собой.
Я не могу ничего ответить. Внутри рождается диссонанс между тем, что я видела и тем, что говорит Кристофер. Мне казалось, что в нем много сострадания и оно не зависит от прошлого. Это любовь к людям.
— Моя человечность огромная работа над собой. Спустя время основные инстинкты притупляются, становятся слабее и дают распознать зачатки человечности. Ты вероятно удивлена. Но все, что ты видишь во мне — результат самоконтроля. Если я его потеряю, ты не сможешь испытывать никаких чувств ко мне, кроме страха.
Я несколько раз проживала вспышки гнева вампира и понимаю, что демонический образ зараженного не оставляет от былого ничего. Только тень. Это можно сравнить с безумием наркомана или алкоголика в момент ломки, где он привычного человека нет ничего. И это ужасно больно… Ты хочешь спасти, а он убить. Если бы Крис был таким, я бы к нему не приблизилась. Страдала, но не подошла бы и на шаг…
— Что может спровоцировать полную потерю контроля?
— Почти ничего. Разве что… Твоя смерть. Пожалуй, у меня нет никого ближе. Прозвучит банально, я знаю, но ты мой стимул бороться.
— Я? Это ко многому обязывает, Кристофер. Разве нормально, не сдаваться, ради женщины?
Вампир улыбается, поднимается с табуретки и присаживается на колено, рядом с моим стулом. Его глаза сверкают в свете дня и кажется, будто ничего плохого не произойдет. Мы просто травим байки про вампиров, не более того.
— Ты ничего не обязана мне и никогда не будешь. Дело в другом. Из-за тебя я захотел жить в лагере, благодаря тебе не принять смерть второй раз в особняке вампиров. Я думаю, это знак? Дело не в привязанности или страсти. Мной движет другая жажда, иной мотив…Скажи, ты тоже это чувствуешь? Желание бороться.
Конечно чувствую, но нужно ли говорить? Вместо ответа, я обнимаю обеими руками его шею, уткнувшись носом в его затылок. Я чувствую, как его руки обвивают мою талию и горячее дыхание согревает грудь. Крис прав, мы будто связаны невидимой нитью, которую могут видеть вампиры.
— Кристофер?
— Мм?
— Лиз сказала, что пары, вроде нас, обладают особым запахом. Вроде шафрана? Так странно. Я его не чувствую совсем.
— Все верно. Это чувствуют только вампиры.
— Может, ты для этого прошел такой путь? Чтобы мы понимали, что особенные? В аэропорту ведь почти не общались. Ты смотрел на меня только когда я о чем-то спрашивала. Я думала, ты заметил меня, когда я напросилась за припасами.
Брюнет тихо смеется, обнимая крепче.
— Как я мог подойти к тебе с предложением прогуляться или позвать на свидание? Прости, Эмили, но мне некуда было тебя сводить.
От этого я толкаю его, и мы оба смеемся. Крис совсем другой и хочется, чтобы он подольше оставался прежним. С ссадиной на щеке и следами сажи на руках. Другой, не аристократичный, холодный и вечно суровый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мы могли закрываться в твоей комнате или ходить на дежурства вместе. Разве не романтично?
— В моей комнате жил Дрейк. Считаешь он оценил бы то, чем мы могли заниматься? А дежурство? Ты безответственная, Эми. И всегда была.
— Заметь, не я перефразировала приличные мысли в плоды твоих фантазий!
Мы не касаемся темы особняка почти до вечера, проводя время куда приятнее. Обнимаясь в кровати или обсуждая прошлое, смеясь и шутя. Кристофер рассказывает о том, как собрал вокруг себя людей, как стал лидером, даже сам того не понимая. Просто стал тянуть эту лямку вместе с Дрейком. Его рассказы, несмотря на ситуацию, такие светлые и яркие.
Но как только темнеет, Крис заметно напрягается. Он замолкает и оставляет меня одну, чтобы принести еще дров на ночь. Я решаю воспользоваться моментом, чтобы нагреть воды и немного привести себя в порядок. Растягиваю веревку, вешаю плед, нахожу кусок мыла и, за импровизированной ширмой, омываюсь влажным полотенцем, которое нашла в припасах сундука. Выходит, вполне сносно. За время жизни в лагерях, я научилась изворотливости в личной гигиене.
Удается даже помыть голову, но, когда выхожу на улицу, вылить воду, Крис громко ругается. Он бросает в сторону топор и направляется вернуть меня назад.
— Ты с ума сошла! Еще и с мокрой головой.
— Я на секунду, — отмахиваюсь я, сделав шаг назад в дом.
Вампир залетает следом, поднимает меня на руки и буквально бросает в кровать. Я хочу шутливо возразить, но вижу, как чернеют его глаза. Что-то меняется, и шутка оказывается совсем не шуткой. Я замолкаю, не выдав ни единого слова. В этот момент Кристофер будто просыпается. Он своевременно тормозит себя, сделав пару шагов назад. Грудь вампира вздымается от подступившей ярости. Заметно, что ему сложно ее перебороть.
— Черт побери, прости. Я не хотел.
— Что это было?
— Похоже нам надо возвращаться. Выдвинемся на рассвете. Это все голод, и я дохожу до критической точки, — брюнет направляется к двери, открывает ее и задерживается в проеме, не оборачиваясь, — Побудь в постели, пока я принесу дров. Сквозняк по полу. Ты только оправилась от болезни.
Порой я забываю, что нахожусь в одной клетке со зверем. Забываю о том, что он голодает, что постоянно контролирует себя и опасается убить. В счастливые моменты мне кажется, что он человек и у нас нет никаких проблем. Это опасно.
Когда мужчина заканчивает подготовку к ночной топке дома, я все таки решаюсь заговорить с ним.
— Я готова вернуться назад.
— Да? Мне даже не придется тащить тебя силой?
Парень улыбается мне. Правда сдержанно. Осадок после срыва все еще присутствует. Крис чувствует вину.
— Нет, пойду на своих двоих. Но у меня есть просьба.
— Спрашивай.
— Пообещай мне, что не будет секретов? Пообещай, что у нас есть будущее и мы обязательно выберемся? У меня должна оставаться надежда.
Вампир садится рядом на кровать, снимает с себя джинсы и гасит свечу. Теперь комнату освещает только свет небольшого проема печи. Невольно двигаюсь к стене, оставляя место для вампира.
— Я разбужу тебя утром. Позавтракаешь немного и отправимся в особняк.
— Крис, дай мне слово?
— Эми, — я чувствую руки Кристофера на талии, он тянет ткань футболки выше, помогая снять ее с меня, — Я обещаю, ты будешь знать достаточно, чтобы быть больше, чем пленницей.
— Для тебя я все еще пленница?
Он смеется мне в губы, прижимает к себе за талию и роняет на кровать, оказавшись сверху. Кристофер не готов говорить или слушать, он поддается другим своим желаниям, отныне не пренебрегая близостью.
— Больше нет.
Поцелуй, жаждущий большего, чем спокойного сна, крепкие руки на моих бедрах и музыка дыхания, сливается с тихими стонами от слияния тел. А после, ночь забирает нас в царство сна, без остатка и страха перед новым днем. Утром я вернусь в свою клетку. На этот раз — добровольно.
