Глава 8.
ПАЛАТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ
Когда скорбная процессия добралась до ворот Минас-Тирита, Мерри от слез и усталости почти ничего не видел. В воздухе висел запах гари; чадили подожженные или сброшенные в огненные ямы осадные машины. Повсюду валялись трупы, среди которых выделялись исполинские туши южных чудовищ. Некоторые из них обгорели, многим переломали хребты сброшенными со стен тяжелыми камнями, а иных сразили целившие в глаза меткие лучники Мортонда. Дождь прекратился, на небе проглянуло солнце, но нижний город окутывал едкий дым.
В Воротах, расчищая проход, уже трудились люди. Из города вынесли носилки. На одни бережно уложили Эйовин, на других, под златотканым покровом, покоилось тело короля Тейодена. Носилки сопровождали факельщики, бледное при солнечном свете пламя трепетало на ветру.
Так вступили в город Тейоден и Эйовин. Все встречные останавливались и склоняли непокрытые головы в низких поклонах. Шествие миновало закопченный, засыпанный пеплом нижний круг и двинулось вверх по мощеным улицам. Мерри это восхождение казалось бесконечным и бесцельным, словно в кошмарном сне. Он шел и шел, совершенно не понимая, зачем и куда.
Хоббит еле переставлял ноги. Он отставал, и факелы вперед медленно удалялись, пока их свет не исчез. В глазах было темно, ему думалось, что перед ним мрачный тоннель, ведущий в могилу, откуда нет выхода. Неожиданно сквозь тягостный бред донесся живой голос.
— Мерри! Вот так удача, я все-таки тебя нашел!
Хоббит потряс головой, и туман перед глазами немного рассеялся. Он обнаружил себя в узком переулке нос к носу с Пиппином. Больше поблизости никого не было. Мерри протер глаза.
— Где король? — спросил он. — Где Эйовин? — но тут же пошатнулся, сел на ступеньку какого-то крыльца и заплакал.
— Их унесли в цитадель, — ответил Пиппин. — Ты не иначе как задремал на ходу и свернул не туда, куда надо. Мы как увидели, что тебя с ними нет, Гэндальф тут же послал меня на поиски. Досталось тебе, бедолага. Но кабы ты знал, до чего я рад тебя видеть! Ты, конечно, устал, я не стану донимать тебя разговорами. Скажи одно: ты не ранен?
— Нет, — пробормотал Мерри. — Вроде бы нет. Только вот правая рука не слушается, отнялась, когда я его ударил. А меч мой сгорел, целиком сгорел, точно щепка.
Пиппин ничего не понял, но встревожился — никак его друг бредит.
— Пойдем со мной, — сказал он. — Вижу, тебе трудно, но ты уже постарайся. Я бы сам тебя понес, да силенок не хватит. Им надо было и тебя положить на носилки. Но ты уж не обижайся, тут, в городе, все такого страха натерпелись, что немудрено было проглядеть одного бедного хоббита, бредущего с поля боя.
— Оно не всегда худо, ежели тебя проглядят, — откликнулся Мерри. — Вот недавно он меня не заметил, и… Нет, не могу об этом! Помоги мне, Пиппин. В глазах опять темно, и рука совсем захолодела.
— Мерри, дружище, обопрись на меня, — Пиппин подставил плечо. — Вот так, пошли. Шаг за шагом, глядишь, и дойдем. Тут недалеко.
— Ты ведешь меня, чтобы похоронить? — вяло спросил Мерри.
— Да ты что, какие похороны? — Пиппин старался, чтобы голос его звучал бодро, хотя сердце разрывалось от боли и жалости. — Мы идем в Палаты Исцеления.
Они вывернули из переулка, зажатого между высокими домами и наружной стеной четвертого круга, вышли на главную улицу и стали подниматься к цитадели. Мерри шатался и бормотал что-то бессвязное, ноги его заплетались.
«Не дотащить мне его, — подумал Пиппин. — Что же делать? Здесь оставить не могу, а помочь, как назло, некому».
Но тут послышался топот: по улице во всю прыть бежал мальчишка, и когда он поравнялся с хоббитами, Пиппин узнал давешнего своего приятеля Бергила, сына Берегонда.
— Эй! — окликнул паренька Пиппин. — Рад видеть тебя живым. Куда несешься как угорелый?
— Бегу с поручением к целителям, — ответил Бергил. — Поручение важное, задерживаться не велено.
— И не надо, — махнул рукой Пиппин. — Ты только передай им, что тут у меня раненый хоббит… скажи лучше «периан», понятнее будет. Он идет с поля битвы, до города кое-как дотащился, а дальше уже не может. А увидишь Митрандира, расскажи и ему, он рад будет. Бергил убежал.
«Подожду здесь», — подумал Пиппин. Он осторожно уложил Мерри на мостовую, выбрав место, где пригревало солнышко, сел рядом и положил голову друга себе на колени. Правая рука Мерри бессильно обвисла; тронув ее, Пиппин вздрогнул. Она была холодна как лед.
Довольно скоро их нашел самолично Гэндальф. Маг склонился над Мерри, погладил его по лбу и бережно поднял на руки.
— Его следовало внести в город с почестями, — сказал он, — вот уж кто полностью оправдал мои надежды. Хорошо, что Элронд тогда уступил; не отпусти он вас с отрядом, этот день мог бы стать куда печальнее.
Гэндальф вздохнул.
— Но теперь мне надо заботиться и о нем, а ведь судьба сражения еще не решена.
Так и получилось, что Фарамир, Эйовин и Мериадок оказались в Палатах Исцеления. Ухаживали за ними очень хорошо, ибо, хотя многое из древнего знания с годами утратилось, целители Гондора были искусны в своем деле. Они умело врачевали раны и многие болезни, которым были подвержены смертные к востоку от Моря. Лишь средства от старости у них не имелось. Теперь гондорцы жили ненамного дольше всех прочих и мало кто из них одолевал столетний рубеж, сохранив силы, за исключением отпрысков знатнейших домов с незамутненной нуменорской кровью. Но сейчас целители были в растерянности: их познаний и искусства не хватало для того, чтобы овладеть с поразившим многих никогда прежде не виданным недугом. Болезнь называли Черной Немочью, потому что причиной ее были назгулы. Заболевшие погружались во все более глубокий сон, их сковывали молчание и смертный холод, и они умирали. Врачеватели ясно видели, что и хафлинга, и деву Рохана поразила именно эта тяжкая, неизлечимая хворь. Поначалу раненые еще бормотали что-то в бреду, и лекари внимательно прислушивались, надеясь, вдруг бессвязные слова хоть что-нибудь подскажут. Но раненых все глубже затягивала могильная тьма, и когда солнце стало клониться к западу, они уже даже не стонали, похолодели и с виду все больше походили на мертвецов. А вот Фарамир, наоборот, метался в горячке, и сбить жар никак не удавалось. Гэндальф озабоченно переходил от одного к другому, выслушивая сбивчивые рассказы о том, кто да как бредил. День близился к концу, за стенами продолжала бушевать битва, и удача склонялась то на ту, то на другую сторону, а маг все выжидал и наблюдал, не в силах покинуть Палаты Исцеления. Когда за окнами заалел закат, стоявшим рядом показалось, будто серые лица Эйовин и Мерри чуточку порозовели. Можно было подумать, что болезнь отступает, но то была лишь обманчивая надежда. И тут Йорет, старейшая из сиделок, со слезами взиравшая на прекрасное лицо любимого всем городом Фарамира, всхлипывая пробормотала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
