Двое взбежали по ступеням. Дэнетор вырвал у ближайшего факел и метнулся к костру. Прежде чем Гэндальф успел помешать ему, он ткнул факелом в политые маслом дрова, и они мгновенно вспыхнули. Дэнетор вскочил на каменный постамент и там, среди огня и дыма, преломил жезл наместника об колено, швырнул обломки в пламя, а сам лег, обеими руками прижав к груди палантир. Говорят, что с тех пор всякий, кто заглядывал в этот камень, — если не обладал волей, достаточно сильной, чтобы направить палантир к другой цели, — видел в нем обгорелые старческие ладони.
В скорби и ужасе Гэндальф отвернулся, закрыв за собой дверь. Некоторое время он молча стоял у порога, а изнутри доносился рев бушующего пламени. Потом послышался громкий вопль, но больше Дэнетор не кричал. И никто из смертных его больше не видел.
— Таков конец Дэнетора, сына Эклетиона, — сказал Гэндальф, а потом, повернувшись к Берегонду и застывшим в ужасе слугам, добавил: — И с ним настал конец того Гондора, который вы знали. Злые дела совершились здесь, но теперь призываю вас отбросить разделяющую вас вражду, ибо ее посеял Враг, а вы позволили чувству долга заманить себя в его сети. Поймите, верные, но слепые в своем повиновении слуги правителя, только благодаря измене Берегонда Фарамир не сожжен заживо. Унесите своих павших товарищей, не оставляйте их в этом злосчастном месте. А мы отнесем Фарамира, с этого часа ставшего наместником Гондора, туда, где ему постараются помочь. А будет он жить или умрет — решит судьба.
Гэндальф с Берегондом подняли носилки и зашагали к выходу, поспешая в Палаты Исцеления. За ними плелся понурый Пиппин. Слуги Дэнетора задержались, их взоры были прикованы к склепу, где встретил свой страшный конец правитель. Маг еще не миновал Рат-Динен, когда позади послышался грохот. Крыша Дома Усопших просела, а потом рухнула. Повалил дым, над развалинами взметнулись языки пламени. Слуги в ужасе бросились догонять Гэндальфа.
У двери в стене Берегонд задержался и, бросив взгляд на убитого привратника, с горечью сказал:
— Вот о чем я буду сокрушаться всю жизнь. Но я безумно спешил, а он не хотел ничего слушать и поднял на меня меч.
Затем, достав взятый у убитого привратника ключ, он закрыл и запер дверь.
Теперь ключ, наверное, надлежит отдать правителю Фарамиру?
— Пока правитель болен, всем городом распоряжается Имрахил, князь Дол-Амрота, — ответил Гэндальф. — Но решать, вижу, придется мне; его-то здесь нет. Оставь ключ у себя, будешь хранить, пока не восстановится порядок.
Палаты Исцеления, располагавшиеся в шестом круге, предназначались для тяжело больных, а сейчас туда сносили получивших самые жестокие раны. Вокруг прилепившегося к южной стене здания зеленела трава, его обступали деревья — здесь был единственный настоящий сад во всем Минас-Тирите. И здесь же находились последние оставшиеся в городе женщины — сиделки, помощницы целителей и знахарки, умевшие выхаживать раненых.
В тот миг, когда Гэндальф и его спутники заносили Фарамира в Палаты, с поля за Воротами донесся пронзительный жуткий вопль. Он взлетел в небеса, исполнив сердца людей ужасом и ввергнув их в оцепенение. Но едва страшный крик замер вдали, подхваченный и унесенный ветром, все неожиданно воодушевились надеждой, какой не помнили со дня прихода Тени. Тьма поредела, и из-за туч проглянуло солнце.
Но лицо Гэндальфа оставалось печальным. Поручив Берегонду и Пиппину передать Фарамира целителям, он взошел на ближнюю стену, застыл, словно белое изваяние, и всмотрелся в поле. Ничто не могло укрыться от его взора: увидев, как Эйомер резко осадил коня над телами павших, маг тяжело вздохнул, поплотнее завернулся в плащ и спустился вниз. Выйдя из Палат, Берегонд с Пиппином застали его стоящим у дверей в глубоком раздумье.
— Друзья мои! — промолвил он после долгого молчания. — Для нас, для города, для всего Запада свершилось нечто великое и печальное. Плакать нам или радоваться? Сбылось то, на что никто не смел и надеяться — предводитель назгулов ушел из мира. Вы слышали его последний вопль, вопль отчаяния. Но избавление от него оплачено ценой горьких потерь. Будь я там, мне удалось бы отвести беду; всему виной безумие Дэнетора. Вот как далеко протянул Враг свою руку! И теперь мне ясно, как его злая воля проникла в самое сердце города.
Наместники полагали, что тайна эта ведома только им, но я давно догадывался, что здесь, в Белой Башне, хранится по меньшей мере один из Семи Камней. Когда-то Дэнетор справедливо слыл мудрецом: он не подходил к палантиру, не пытался бросить вызов Саурону ибо осознавал пределы собственной силы. Но мудрость изменила ему: смертельная опасность, нависшая над страной, побудила его заглянуть в камень, и он был обманут. После отъезда Боромира снедаемый тревогой правитель смотрел в палантир все чаще, и яд все глубже проникал в его сердце. Дэнетор был слишком силен, чтобы Темный Властелин смог подчинить его себе, однако все увиденное ввергало наместника в отчаяние, подтачивало волю и разум. Саурон показывал ему лишь одно — неодолимую, грозную, всесокрушающую мощь Мордора.
— Теперь понятно, — пробормотал Пиппин, содрогнувшись от тягостного воспоминания. — Тогда мне это показалось странным: он вышел из комнаты, где, верно, лежал палантир, и его было не узнать — он выглядел постаревшим и сломленным.
— Как раз в тот час, когда Фарамира принесли в Башню, — добавил Берегонд, — многие из нас приметили свечение в ее окнах. Но такое бывало и раньше. В городе давно ходили слухи, будто правитель борется с Врагом силой мысли.
— Увы, это подтверждает мои догадки, — сокрушенно промолвил Гэндальф. — Вот каким путем воля Саурона проникла в Минас-Тирит, и вот почему мне пришлось задержаться здесь. А теперь придется задержаться еще дольше: скоро моя помощь потребуется не одному Фарамиру. Пойду к Воротам встречать уцелевших. Велики утраты, велика моя скорбь, и быть может, самые горестные вести еще впереди. Пиппин, пойдем со мной. А ты, Берегонд, возвращайся в цитадель и доложи о случившемся начальнику Стражи. Боюсь, он должен будет отчислить тебя из Стражей, но передай ему мой совет: сейчас твое место в Палатах Исцеления, подле Фарамира. Ты спас его от огня, служи ему и дальше. Охраняй, будь с ним, пока не очнется — если он, конечно, вообще когда-нибудь очнется. Ну, ступай. Я скоро вернусь.
С этими словами он повернулся и вместе с Пиппином направился в нижний город. Пока они спешили вниз, ветер пригнал серые тучи. Хлынувший дождь прибил огонь: над орочьими рвами и пепелищами теперь поднимался густой дым.
Глава 8.
ПАЛАТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
