В кабинете пахло полиролем и хвойным освежителем. Влад прошел к столу, выдвинул один из ящиков и положил в него какие‑то бумаги, затем начал просматривать те, что лежали на столе. Он молчал, и от этого мне стало совсем неловко. Поэтому я сказала:
— Он тебя ненавидит. — Влад непонимающе поднял глаза, и я добавила: — Глеб.
— Глеб — непростой человек. — Он сложил бумаги аккуратной стопочкой на углу стола. — У нас с ним долгая история.
— Это потому что вы братья?
— И поэтому тоже. Он слишком остро реагирует на некоторые вещи, поступает инфантильно там, где нужно подумать.
— Но тебе, конечно, виднее, как нужно поступать, — вырвалось у меня. Обида всколыхнулась с новой силой, поднимая осадок воспоминаний о боли и предательствах.
— У меня есть обязательства, Полина, — невозмутимо ответил Влад. — Атли. Этот дом. Иногда я должен поступать вопреки… вашим желаниям. Ты не обязана меня понимать. Но принимать должна. Если останешься.
Правда, что это я? Нужно либо уйти, либо смириться. Остаться, узнать о себе больше. О маме, корнях, традициях хищных. К тому же, Глеб прав — отречься никогда не поздно.
— Раньше атли тоже жили в одном доме? Племя было большим, не так ли?
— Сорок человек. Атли было одним из самых сильных племен в истории.
— Как вы объясняли людям, что живете вместе? Странно это все… Неужели соседи не интересовались никогда? Не задавали вопросов?
— Любая, даже самая слабая защитница может напустить морок, — улыбнулся он. — Вопросов не возникает. В нашем мире принято держаться подальше от людей. Негласное правило. Впрочем, не всегда выходит… Жизнь хищного сложна, требуется много терпения, чтобы понять и принять. Но сильные привязанности побуждают некоторых людей оставаться с нами.
— Таких, как мой отец? Он знал вообще о том, что мама атли? — Я запнулась, отвела взгляд. — О Рите ведь не знал… И о проклятии.
Влад шагнул навстречу и внезапно оказался неприлично близко. Дыхание сбилось, в ушах зашумело от напряжения.
— Ты много думаешь о глупостях, — произнес он тихо. — И заморачиваешься пустяками.
Я подняла глаза. Его взгляд скользнул ниже и остановился где‑то в районе моей ключицы. Сердце тут же заколотилось, а во рту пересохло.
— Суть в том, что нет никакого проклятия, Полина.
Я замерла, ожидая. Чего? Ласк, прикосновений, поцелуя? Он рядом — так близко, что тяжело дышать. Думать совершенно невозможно, да и не нужно. Зачем? Он рядом…
Гипнотизирующий тембр полностью подчинил. Ведомая, зависимая, я не хотела отвечать — только слушать. Наплевать на все и слушать его. Бог мой, я так соскучилась!
— Тут дурно пахнет! — Голос со стороны двери мгновенно отрезвил. Я отпрянула от Влада больно ударившись рукой о стоящие рядом напольные часы с маятником.
На нас исподлобья смотрел Глеб. Смотрел со злостью, даже, мне показалось, угрожающе, и я невольно поежилась. Напряжение достигло апогея, и находиться в комнате, пропитанной гневными флюидами Глеба, было просто невыносимо. Влад тоже не выглядел довольным.
Невнятно извинившись, я быстро вышла из кабинета, почти бегом преодолела гостиную, лестницу и вошла к себе. Только здесь, в безопасности собственной комнаты облегченно выдохнула, прислонилась спиной к дверному полотну. Щеки полыхали, я прижала к ним ледяные ладони.
Нет, нужно определенно с этим что‑то делать. Попытаться не пересекаться с Владом. Еще и Глеб будет дуться теперь. Наверное, вовсе перестанет со мной разговаривать.
Теперь я не просто верила в проклятие — буквально ощущала его проявление. Давящую, приторно — сладкую, дурманящую энергетику, подчиняющую волю. Чем ближе мы друг к другу, тем сильнее оно влияет на нас. На меня так точно!
В ту ночь долго ворочалась на кровати, силясь уснуть, а потом провалилась в черноту без сновидений.
Проснулась, понимая, что в кровати не одна. Кто‑то не только лежал рядом, но и шарил по моему телу руками. В воздухе разлился запах — специфический, резкий, неприятный. Запах алкоголя.
— Глеб! — выдохнула я, пытаясь высвободиться. — Какого черта?! Что ты тут делаешь?
— Помолчи, — рявкнул он мне в ухо.
Возмутительно! Что это… Почему?! Разве я давала повод? Хоть словом намекнула? Или может, вела себя неподобающе…
Не было времени размышлять. Я уперлась руками ему в грудь, силясь оттолкнуть, но тщетно — он крепко прижал меня, зарываясь лицом в шею.
Я испугалась. По — настоящему, сильно. Паника — не лучший советчик, но в тот момент ничего, кроме нее, не было. Попыталась напугать Глеба и сказала:
— Отпусти меня, слышишь, я закричу!
Но он был настолько пьян, что совершенно не воспринимал слова. Только рот мне зажал ладонью. Крепко — так, что вырываться бесполезно. «Дура, надо было сразу кричать!» — пронеслась в голове паническая мысль.
И я сделала то, что делала всегда в экстремальных ситуациях — заплакала. Ногтями царапала руки Глеба, пыталась дотянуться до тумбочки, в надежде нашарить хоть что‑то, чем можно огреть его, но не смогла — слишком далеко. Черт бы побрал двуспальные кровати!
А потом он остановился. Приподнявшись на локтях, посмотрел в глаза. Тот самый Глеб, который успокаивал меня перед поездкой к очагу.
— Да ну на х…, — выругался, скатился с меня и встал.
Некоторое время я еще всхлипывала, лежа неподвижно, обнимая себя за плечи, словно боялась поверить, что все закончилось. Затем осторожно вытерла слезы.
Стараясь не шуметь, сползла с кровати и осторожно направилась к выходу, оглядываясь и ежесекундно ожидая нападения со спины.
Смешно. Это же Глеб, я знаю, он не такой!
У самой двери замерла, посмотрела на него — все так же сидит, надломленный, согнутый и без меры несчастный.
Несколько раз глубоко вздохнула. Я смогу, я ведь не трусиха. Подошла к нему, присела рядом. Глеб не шевельнулся.
— Эй, ты в порядке? — спросила осторожно. Прозвучало странно: жертва спрашивает насильника, все ли с ним нормально. Впрочем, никакой он не насильник — теперь я уверилась полностью.
Глеб не ответил. Вообще никак не отреагировал. Я протянула руку и легонько дотронулась до плеча.
— Глеб…
Он слегка приподнял голову.
— Чего тебе? Беги, жалуйся своему любовнику, пусть придет и вытрясет из меня все дерьмо!
Я отвернулась.
— Он мне не любовник.
— Ну да, а то я не видел вас сегодня в кабинете!
— А что ты видел? Ничего не было — это раз. Второе… — Я замолчала. Да, что ему объяснять — все равно не поймет! Никто не поймет, если не прочувствует. Только с моим везением можно было так влипнуть.
