дверь. — Нужно выключить рубильник сперва.
Киваю. Железная дверца рубильника с трудом и противным скрипом открывается, и Марк быстро опускает какие-то рычаги. А я ничего в этом не понимаю. Когда у нас вырубало электричество, мы с сестрой всегда ждали маму или просили соседей нам помочь.
— Теперь пойдем, — Марк делает шаг первым. Ничего не происходит. Только обувь хлюпает.
Сразу становится понятно, что кран в ванной работает.
— Я там разберусь, — говорит мужчина, и мы расходимся: он — в ванную, а я — оценить масштаб проблемы.
Выводы получаются неутешительными. Все залито.
— Пробка была закрыта, — выносит вердикт Марк. — Похоже, что намеренно.
На его рубашке мокрые разводы, и не в тему мелькает желание ее с него снять.
— Мама не могла так сделать, да и Лика тоже.
— Так, а это что? — Марк резко подбирается. Прослеживаю за его взглядом. На кухонном столе лежит белый конверт с подписью «Нике». Подбегаем к нему почти одновременно.
Я распаковываю.
— Что за…? — хрипит Марк, читая то же, что и я:
«Во тьме я увидел свет. Им стала ты. Я хотел, чтобы ты вылечила мои раны, как вылечила и его. Пусть я обездвижен, но ничего не закончено».
— Мне страшно, — шепчу одними губами и прижимаюсь к Марку.
— Идем отсюда. Если Дэн смеет угрожать, я вернусь и начищу ему морду снова.
— Думаешь, это он? — с опаской спрашиваю, едва поспевая за его широким шагом.
— У нас есть неопровержимые доказательства, — цедит мужчина. — А соседку скоро перестанет заливать. Потом займемся ремонтом, сперва нужно достать этого гада.
— Ты же не думаешь, что он просто так все устроил? — неуверенно произношу. — Наверное, он пригнал нас с какой-то целью сюда. Ведь…
— Что?
— Кажется, я переписывалась с ним…
— Что⁈ — Марк поворачивается ко мне всем корпусом. — И мне не сказала⁈
— Я думала, что это просто флирт от какого-то парня. Мы совсем мало общались.
— Дай сюда телефон.
Выполняю приказ. Марк открывает короткую переписку, пробегается по ней глазами. Его лицо искажает гримаса боли.
— Ника, ты знаешь, чей это телефон?
Я качаю головой.
— А я вот знаю. Нам срочно нужно наведаться кое-куда, — тон Марка становится безжизненным, словно из него все краски высосали. Я не понимаю причину перемены.
Марк рулит очень резко, и я едва могу ровно дышать. К счастью, поездка наша недолгая.
Этот бедный двор мне не знаком, а вот Марк, похоже, очень хорошо здесь ориентируется. Он останавливается у подъезда с покосившейся дверью, выскакивает из машины. Не знаю, идти ли за ним, но, наверное, стоит, поэтому, едва не поскальзываясь, бегу за ним.
Железная дверь подъезда с легкостью поддается, когда Марк с силой дергает ее на себя. Его лицо перекошено от гнева.
Один лестничный пролет. Второй.
Еще одна дверь. Черная, с разводами. Именно ее дергает Марк.
— Постой здесь, — холодно распоряжается он, и я замираю. В коридоре темно, но изнутри несет смрадом и алкоголем. Неужели здесь он вырос?
Марк
Я не ожидал, что этот человек вновь всплывет в моей жизни и будет следить за мной. А он посмел. Эта сволочь никогда бы не поверил, что я сдох. Его игрушка. Теперь, значит, решил отыграться?
— Где ты? — рычу на всю квартиру. Это раньше я был мелким щенком, боялся пикнуть, а теперь с одного удара завалю человека, который меня вырастил.
— Здесь, — раздается надтреснутый голос из недр спальни. То ли смех, то ли кашель служат мне ориентиром.
Он сидит в темноте, только мерцает огонек сигареты. Все всегда в этой квартире было в темноте, пытаясь скрыть реальность. Но, даже укрытая, она никуда не девалась.
— Зачем? — цежу, поравнявшись с его креслом. Глаза быстро привыкают к темноте: в детстве она была моим частым спутником.
— Ты ничего мне не оставил. Я хотел знать, что это за цыпа такая, которая все заполучила. Почему она, а не я, сын⁈
— Не называй меня так. Я никогда не был им тебе.
— Сколько сил в тебя вложено⁈ И это ты так благодаришь меня? — Он закашливается.
— Зачем ты следил за ней? Денег хотел?
— Думал, как прижать ее. Ты знал, что она шлюха? Продавала себя за деньги.
— И?
— Значит, знал… — глубокомысленно подмечает. Сигарета гаснет и снова затухает. — Тоже любишь шлюх, как я. Это нормально. Это генетика.
— Это ты все устроил? — хочется выдернуть эту сигарету из его рта и врезать. Но я жду. Мне нужны ответы.
— Хотел убить тебя? Нет. Я люблю тебя.
Волна омерзения прокатывается по телу, я едва подавляю рвотный позыв.
— Останься, Марк. Нам же так хорошо было вместе. Разве не я научил тебя получать удовольствие? Удовольствие от нашей близости?
Ярость накрывает меня. Выдергиваю сигарету из его зубов и бросаю под ноги. Тут же придавливаю ее ногой. Отчим издает хриплый вздох. А я хватаю его за грудки линялой рубашки. Неряшливая колючая борода впивается в руки, но я едва реагирую на это. Просто встряхиваю старика с силой так, что в его тощем теле кости друг о друга стучат.
— Это была последняя сигарета, между прочим. Успокойся. Я просто следил за ней. Как она развлекается в тряпках. Шлюха, как есть.
Мой кулак прямиком угождает в тощую челюсть. Отчим закашливается.
— Записку ты прислал? В ее квартире? — задаю последний интересующий вопрос.
— Нет, когда я увидел, что ты жив, перестал следить за ней. Знал, что ты вернешься когда-нибудь за мной. Вытащишь старика. Отпусти, ты меня душишь.
— Марк? — раздается взволнованное в коридоре.
— Она пришла с тобой, — хмыкает отчим. Отпускаю его небрежно, откидывая в сторону.
— Больше не подходи к нам, иначе я тебя убью. Радуйся своей никчемной жизни, — говорю напоследок и громко хлопаю дверью.
Николь стоит на пороге. Моя девочка.
— Идем отсюда. Я закончил.
— Ладно.
Мы спускаемся вниз. Садимся в машину молча. Меня внутренне потряхивает от злости. В который раз задаюсь вопросом, почему не сдал его ментам? Хотя ответ очевиден: я не хотел, чтобы кто-то знал о моем позоре, кроме отца, себя и Глеба. Он жил этажом выше, и дружки его отца насиловали его за симпатичную мордашку. Однажды я подрался с ним, а потом меня побил отец за это. Оказывается, эта компания была знакома.
— Он меня насиловал, — произношу в тишину. Николь задерживает дыхание. — Вот мой секрет, Ника. Это началось, когда мне было семь. Мать-алкоголичка закрывала глаза на это, а потом выдержала и ушла. Бросила меня с ним. За это я очень долго ненавидел женщин. Я не иду за теми, кто ушел от меня.
— А кровать?..
— Почему односпальная? Он спал со мной, —
